Броня Презрения

VIII

Прием был плохим. Бонин подумал, что услышал, как Гаунт отвечает, но было сложно сказать в этом треске. Он все равно начал отправлять сообщение.

Вражеские солдаты штурмовали галерею. Они начали с одной лестницы. Позже, Бонин не мог объяснить, как их первые выстрелы не задели его. Он мог только предположить, что поспешность врагов на лестнице сбила их прицелы. Он почувствовал жар от выстрелов мимо лица, и начал отстреливаться из лазерного пистолета.

Зажатый в углу, его попытки были отчаянными, а его прицел был не лучше, чем у солдат, пытающихся убить его. Он не попал ни во что дышащее, но, по крайней мере, заставил залечь в укрытие около лестницы, серьезно ограничив их линию обстрела. Это было неплохо… пока солдаты не начали появляться с других лестниц.

Затем последовал внезапный и неожиданный перерыв в наступлении. Стрельба прекратилась. Единственными звуками были пульсация уличного боя, бушующего в городе, и стремительные шаги солдат, бегущих внутри храма. Бонин ждал. Он слышал скрип ботинок по разбитому стеклу и треск досок.

Его разум приготовился к тихому, внезапному вражескому маневру в храм, чтобы захлопнуть внезапную смертельную ловушку.

Ничего не произошло.

— Вес? — шепотом воксировал Бонин.

— Слышу тебя.

— Все еще живой?

— Менее живой, чем был, когда мы начали, — ответил Маггс, дыша тяжело и поверхностно по связи, — но, ага.

— Что произошло?

— Не знаю. Я полагаю… я полагаю, они просто отступили. Я полагаю, что они просто ушли из здания.

— Все?

— Думаю так. Я, на самом деле, не хочу высовывать голову, чтобы узнать. — Это было мнение, которому Бонин симпатизировал. Медленно, очень медленно, и очень осторожно, он пополз вдоль края каменной кладки балкона, пока не достиг края галереи.

Бормоча молитву Богу-Императору для защиты, Бонин медленно поднял голову и посмотрел вниз.

Храм, уже в большой разрухе, когда они только прибыли, был разбит на куски. Каменные стены и колонны были раздроблены, покрыты пятнами и выжжены в миллионах мест, а деревянные скамьи были превращены в похожие на кружево дыры. Тела солдат оккупационных сил, которых они убили в яростной перестрелке, усеивали пол, перевернутые скамьи и проход до самых дверей. Дым от разрядов висел, как туман в нечестивом воздухе.

Не было никаких признаков живых.

Бонин собирался крикнуть Маггсу, когда ручки дверей храма заскрипели и двери открылись. Бонин снова прильнул к полу с приготовленным пистолетом.

Темные фигуры с приготовленными винтовками просочились в двери. Бонин сразу же узнал этот стиль.

— Серебряный клинок! — крикнул он.

— Кто это? Маггс? — ответил голос.

— Майор?

Окруженный полудюжиной Призраков, Роун вышел из тени и посмотрел на галерею.

— Думаю, мы напугали их, — отметил он. — Вы, парни, закончили здесь? — Бонин встал и убрал в кобуру свой пистолет. — Приглядите за Маггсом. Он за алтарем. Думаю, что в него попали.

Роун жестом отправил двух людей вперед.

— Я пытался связаться с полковником, — сказал Бонин. — Я полагаю, что мы нашли то, что он искал.

— Что? — спросил Роун.

Бонин указал. — Сэр, вы на этом стоите.

Битва за Кантибл закончилась не так быстро, как незаконченное предложение. Через три с половиной часа после того, как Гаунт отдал приказ Макколлу «Вперед», битва была закончена, и основные районы внутри города на холме захвачены.

Враг был мертв или убегал. Гаунт так часто слышал за свою карьеру, что такое бегство сравнивали с безумным бегством крыс, что это стало клише, но смысл никогда не казался таким подходящим. В безумном побеге, оккупационные солдаты, несколько экскувиторов и высших сановников настежь открыли северные ворота торгового городка и убежали в гниющие предместья. Некоторые буквально бежали: солдаты избавлялись от оружия и брони в попытках быть более подвижными. Их подпрыгивающие тела медленно исчезали в зарослях вялой пшеницы и заросших полях. Некоторые из старшего состава врага пытались сбежать на машинах и моторных повозках, нагруженных украденными трофеями и ценностями.

Гаунт был не в самом лучшем настроении. Он чувствовал себя неудовлетворенно и подавленно. Несколько последних лет его жизни были неразрывно связаны с Гереоном, и его освобождение многое для него значило. За предыдущие недели, и в то утро, до и во время высадки, он был возбужден силой удовлетворения: наконец-то, в конце концов, он собирался посодействовать в освобождении мира, о котором он особенно беспокоился.

Он даже не сопротивлялся низкому приоритету цели, которое Высшее Командование выбрало для его полка. Однако, битва за Кантибл – «битва» была сама по себе смешным термином – была мрачной и вялой. Призраки ее похвально закончили, и особенные похвалы нужно было отдать разведчикам, но все это казалось странно бесцветным. Освобождение Кантибла было, как избавление больного животного от страданий.

Он шел вверх по пустому центру города. Темный пояс дыма поднимался над городом и размывался над белой вересковой пустошью. Он только что приказал наиболее быстрым машинам Дев Хетры и двум своим ротам догнать и уничтожить убегающего врага за городом.

Гаунт пытался определись источник своего неудовлетворения. Защита города была вторичной, но ни один командир не должен сожалеть о легкой и дешевой победе.

Согласно Роуну, который редко преувеличивал, Бонин с Маггсом стали героями на короткий, яркий момент, сражаясь против превосходящего врага в храме, в битве, которая не будет позором ни для одной битвы Танитского Первого.

Но где все люди, которых они пришли спасти? Где было облегчение? Где был смысл освобождать это место, которое было опустошено отвратительными бесчеловечными оккупантами?

Гаунт слышал великолепные вещи из ранних докладов с главных театров военных действий. Колоссальная война и усилия Имперской Гвардии. Менее, чем в половине мира отсюда, настоящие битвы велись против настоящих врагов. Выигрывались настоящие победы.

Не здесь. В Кантибле была только смерть. Буквально, беспорядочная смерть, а в общем, окутывающее чувство смерти. Они пришли спасти место, которое уже давно нельзя было спасти. Гаунт надеялся, молился, чтобы Кантибл не представлял из себя Гереон в целом.

Он шел сквозь стоящие Гидры и толпы отдыхающих солдат, принимая салюты и приветствия. У них было облечение от того, что задача была меньше, чем они боялись, и он не имел права лишить их этого. Он дошел до городского храма, места поразительной схватки Маггса и Бонина. Роун ожидал его.

— Нашли, что нам нужно? — спросил он.

— Бонин так сказал, — сказал Роун и посмотрел в темноту храма. Бонин, нагнувшийся над распростертым телом Маггса с ожидающим санитаром, увидел взгляд и подошел к ним.

— Маггс? — спросил Гаунт.

— Попали в ребра, — сказал Бонин. — Хреново. Его нужно показать Дордену.

— Дорден в нижнем городе, — ответил Гаунт. Он посмотрел через плечо и крикнул, — Ладд!

Молодой комиссар послушно подбежал. — Сэр?

— Ты можешь сопроводить Рядового Маггса в полевой госпиталь? — спросил Гаунт.

Ладд кивнул. Он подошел к Маггсу и помог ему подняться на ноги. Они вместе захромали прочь.

Гаунт посмотрел на Бонина. — Итак?

— Сюда, сэр, — ответил Бонин. Он повел Гаунта с Роуном в разрушенный храм, и они шли между телами мертвых врагов, пока не остановились на большой мозаичной аквиле.

— Она была осквернена, — сказал Бонин. — Всего лишь разбита и запачкана. Это было так, когда я поднялся наверх и увидел ее. — Он указал на галерею.

— И что? — спросил Гаунт.

— Аквила, — сказал Роун.

Гаунт посмотрел на мозаику. Злые, порочные руки старательно испортили Имперскую птицу, с особым вниманием и стараниями кирки к двойным головам. Тем не менее, левая голова была восстановлена. Гораздо позже надругательства, левая голова была тщательно восстановлена и зацементирована, в некоторых местах с использованием кусочков мозаики, которые не были компонентами изначальной головы.

— Голова была вновь собрана, — сказал Гаунт.

Бонин кивнул. — Это знак. Он указывает.

— Куда?

— Вон там есть куски свежей штукатурки, — сказал Роун. — Следуй туда, куда указывает клюв. Мы это поняли. — Гаунт подошел к стене. Куски штукатурки лежали на полу пыльными кусками.

На стене они могли видеть шесть цифр, выжженных огнеметом.

— Шесть восемь один девять семь три, — прочитал Гаунт.

— Может быть, это частота, — сказал Роун.

— Уже попытались?

— Как только Белтайн придет сюда, — ответил Роун.

Гаунт снова вышел наружу, пока они ждали его адъютанта. Кёрк и Фарагут приближались из нижнего города, как парочка на послеполуденной прогулке.

Гаунт был удивлен тем, как он рад видеть ее. По причинам, которые он не мог объяснить, он не мог держать в уме Саббатину Кёрк. Она была опасной, и ей нельзя было доверять, пока он не научился полностью доверять ей во время первого рискованного предприятия на Гереоне. Она значительно излучала сексуальность, и это излучение было запачкано ее аурой разрушения. Никто не отождествлял Гереон в его мыслях больше, чем Кёрк. Она была живой жертвой, олицетворением планеты, прекрасной, притягательной, но искаженной и совращенной.

Большую часть времени он старался не думать о ней. А сейчас ему пришлось, и он позволил это себе. Он обнаружил, что ощущает большое родство с ней. Она, и только она, понимала чувство разочарования, которое ощущал он.

Кёрк сделала больше, чем кто бы то ни было, чтобы принести освобождение на Гереон, даже больше, чем знал Гаунт. Она была готова разрыдаться с тех самых пор, как запустили десантные корабли – сначала от предвкушения, а затем от ужаса.

— Полковник-комиссар, — резко произнесла она, когда подошла к нему.

— С тобой все в порядке?

Она пристально посмотрела на него, вопросительно, ошеломленная его необычной душевностью.

— Да, я в порядке. Слегка напряжена. Надеюсь, у тебя есть хорошие новости.

— Возможно, мы сможем установить контакт с сопротивлением. Мы собираемся попытаться связаться с ними.

— Это хорошо. Хочешь, чтобы я поговорила?

— Нам будет нужен твой код, — сказал Гаунт.

— Я буду присутствовать, — сказал Фарагут. Оба посмотрели на него, как будто он был незваным гостем.

— Мой приказ был весьма определенным, — сказал Фарагут, улыбаясь, чтобы развеять враждебность.

— Конечно, — сказал Гаунт, смягчаясь, понимая, что нельзя винить человека из-за его начальников. — Конечно.

— Мы на одной стороне, — мягко сказал Фарагут. — Я имею в виду, в этом же и смысл, так ведь?

— Я делаю тебе больно? — спросил Ладд. Они сделали еще один шаркающий шаг.

— Нет, — сказал Маггс.

— Ты уверен? — Ладд взялся крепче под подмышками разведчика. — Ты можешь опереться на меня сильнее, если хочешь.

— Я в порядке, — прохрипел Маггс. Они были в десяти минутах от полевого госпиталя, и прогресс был медленным.

— Серьезно, — сказал Ладд. — Я могу...

— С уважением, — сказал Маггс, выдыхая с болью, — ты бы не мог говорить о чем-то другом, сынок? Идти очень тяжело, даже с твоей поддержкой. Ты можешь меня отвлечь от этого?

— Ох, да, да, — уверил Ладд, яростно думая. Он шарил по своей памяти. У него не было историй о битвах или девушках, и, определенно, не было таких, которыми такой разбиватель сердец и причинятель ран, как Вес Маггс, был бы впечатлен. Он однажды знал человека, у которого был кот, и эта смешная тварь была… нет, не пойдет.