Порождения войны

Красноармейцы растерялись. Кто-то успел наспех выстрелить, кто-то выставил штык. Но ранения не сдерживали атакующих. Окровавленные, хрипящие, кони и всадники продолжали свое смертоносное наступление.

И тогда красноармейцы дрогнули и побежали. Командиры не отдавали приказов. Никто не стал бы слушать сейчас никаких приказов, да и не услышал бы — воздух наполнился криками порубленных и растоптанных копытами людей.

Саша не могла осудить своих за бегство, она и сама побежала бы прочь, спасая свою жизнь. Долг, ответственность, гордость — в эти секунды все это ничего не значило. Но Саша сперва замерла от ужаса, а потом увидела Прохора, оставшегося на своем месте с наганом в руке. Всадник на скаку полоснул его шашкой по лицу. Другой наотмашь рубанул поперек спины.

Саша рванула из кобуры маузер и за несколько секунд разрядила его в сторону врагов. Наверно, она кричала, но крика своего не слышала. Не попала ни по одной из стремительно движущихся целей. Кавалеристы чуть сбросили скорость — рубили немногих оставшихся на ногах красноармейцев, объезжали повозки. Теперь бежать или прятаться поздно. Ее заметили. Двое всадников направились к ней.

Пальцы сами отвели затвор, вставили обойму, загнали патроны в магазин, извлекли обойму. Саша быстро глубоко вдохнула, взяла маузер в обе руки, прицелилась и начала стрелять, считая выстрелы — по одному противнику и по второму. Кавалеристы под ее огнем не останавливались, не укрывались, не начинали стрелять в ответ. Они продолжили скакать на нее. Она снова мажет? Нет, дело в другом. Вторая, четвертая, пятая пули попали во всадников — но не остановили их. Всадники были мишенями и знали это. Ни боль, ни страх, ни инстинкт самосохранения их не сдерживали. Надо стать такой же, как они. Надо продолжать стрелять.

Первый конь упал, придавив всадника, от седьмого Сашиного выстрела. Второго всадника Саша сняла десятой, последней, пулей и едва успела увернуться из-под копыт его лошади.

Что там было про сберечь себе пулю? Уже неважно. На Сашу скакали два других всадника. Третьей обоймы у нее не было. Маузер она бросила на землю. Рядом застонал раненый. Саша бросилась к нему и подхватила его винтовку со штыком. Вовремя – едва успела подставить ее под клинок наскочившего кавалериста. Клинок удалось отклонить, только приклад винтовки разбил ей лицо. В рот хлынула кровь. Кавалерист проскакал дальше — Саша не стоила того, чтоб терять ради нее скорость. Тут же наехал следующий, с другой стороны, занес клинок — и этот удар Саша отразить уже не успевала…

Клинок замер на взмахе.

— Ты тут чего? — растерянно спросил кавалерист, осадив лошадь. — Бабам неча тут...

Саша посмотрела ему в лицо. Парень был поразительно похож на ее Ваньку, разве только на пару лет старше. Наверно, он никогда не видел женщин в бою. Наверно, он много чего не видел.

Саша глянула ему в глаза и сказала то, чего никогда не говорила Ваньке:

— Как же ты вырос, — шаг к нему, — сынок.

Парень раскрыл рот, вытаращился на нее. Сжимающая рукоять шашки рука ослабила хват.

Удерживая его взгляд своим, Саша со всех сил загнала штык ему под ребра и провернула.

— Мама... — прохрипел парень. Розовая пена пошла у него изо рта — пробито легкое, не жилец.

Лошадь взвилась на дыбы и унесла его прочь. Саша едва успела выдернуть штык.

— Помоги, комиссар, — простонал раненый, у которого Саша взяла винтовку. Он зажимал рану руками. Саша достала свой перевязочный пакет, зубами разорвала упаковку и бросила бинт раненому. Если сможет перевязать себя, выживет.

Пара кавалеристов миновала ее с каким-то пренебрежением, держась на безопасном отдалении от залитой своей и чужой кровью бабы. Следом за основной массой ехали две группы по несколько всадников. Одна из них крепила к патронным двуколкам заряды и поджигала огнепроводные шнуры. Другая осадила коней возле Саши и взяла ее в полукольцо, прижав спиной к линейке. Прямо напротив остановился поручик, Сашиного возраста или чуть старше, с американским пистолетом в руке. Он посмотрел Саше в глаза, секунду-другую изучая.

— Комиссар, — не то сказал, не то спросил поручик.

— Батя твой — комиссар! — выкрикнула Саша и оскалилась. Рот наполнился кровью из рассеченной губы.

Кобура маузера, конечно, выдала ее. От кожанки Саша отказалась еще в Петрограде, носила простую солдатскую форму — именно на такой случай. А от маузера отказаться не смогла.

Совсем близко раздались длинные, на треть диска, очереди «льюиса». В разведкоманде пятьдесят первого полка таких было два. Где-то в голове колонны ударил первый взрыв.

Наши подходят, поняла Саша. Но обоз разгромлен, скверно…

Поудобнее перехватила винтовку.

— Эту — живьем! – скомандовал поручик и дважды выстрелил Саше в лицо.

Саша инстинктивно зажмурилась и слишком поздно поняла, что пули ударили в стенку линейки поверх ее плеч. Распахнув глаза, боковым зрением увидела, как один из конников, далеко перегнувшись из седла, хватил ее шашкой плашмя по голове. Уклониться или отразить удар не успела.

Сырая от крови земля приняла ее в объятья. Стало тихо и темно.