Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса

2

Гияхунь смотрел в иллюминатор челнока, покидавшего нижнюю орбитальную зону. До событий, произошедших годом ранее, воин никогда не поднимался над землей — разве что в седле, но особой разницы не замечал, ведь чогорийские скакуны не отличались ростом. Его мир включал в себя единственное солнце, цеплявшийся за руки и ноги свежий ветер и тихий шелест травы в бескрайней степи. Небо для Гияхуня, как для всех его сородичей, было аркой вышнего края, алтарем богов, вершителем судеб бойцов и преградой, которую никому не преодолеть при жизни.

Однажды, уже давно по любым меркам смертных, он скакал во главе рейдового отряда по Плечу Аньшу — так народ нань назвал этот горный кряж. На закате воин подскакал к краю гребня, где скалы спускались отвесными уступами к зияющей пустоте внизу. В тот час всадник впервые увидел Алтак — равнину, простиравшуюся на полмира. Ее гладь не нарушали ни горы, ни стены, ибо на ней обитали только беспокойные союзы кочевых племен с их стадами, юртами из шкур, охотничьими угодьями и нескончаемыми вспышками кровной мести.

Там Гияхунь остановился и откинулся на спину своего адуу, с боков которого испарялся пот, как и с кожи наездника. Там он посмотрел, как тускло-красный уголь светила опускается к степи, превращая ее в озеро огня, и там он подумал: «Больше нет ничего. Вот он, изгиб мирового лука. Если человек покорит равнину, то покорит все сущее».

Легионер улыбнулся воспоминаниям. Как же давно это случилось… Из воина нань он стал бойцом народа кидани, а потом и солдатом орду владыки Джагатая. Каган, чуждый мстительности, всегда включал побежденные армии в состав собственного войска. Он поочередно собирал под своим знаменем враждовавшие племена равнин, пока не создал несметную рать. Старинная неприязнь быстро сошла на нет — Хана заботило лишь то, умеешь ли ты держать тальвар, управляться с конем, исполнять приказы и давать отпор врагу, когда он все же встает перед тобой. Со временем его примеру последовали и кланы, прежде разделенные взаимной ненавистью.

Вот почему чогорийцы питали к Джагатаю то неистовое, безупречное обожание, какое обычно возникало только между воинами, побратавшимися кровью. Каган возвысил их. Он многие годы скакал плечом к плечу с сынами, терпел и страдал наравне с ними и, наконец, превратился из нелепого слуха в живую легенду. Он стал повелителем степей, беркутом, ханом всех ханов.

Но после того как его бойцы снесли каждую стену, разорили каждый дворец и сокрушили каждую империю, рубежи бытия немного раздвинулись.

Оказалось, что Гияхунь ошибся. Человек мог покорить гораздо, гораздо больше, чем Алтак. Существовал целый миллион других миров, таких же разных, как пятна на пегих шкурах лошадей. Одни планеты окутывало пламя, иные сжимал в тисках вселенский холод, а некоторые вовсе не поддавались людскому пониманию.

Слишком глубокие раздумья об этом грозили помешательством. Все чогорийцы росли в скромном и бедном ресурсами мире ограниченных понятий. Теперь же им предстояло осознать бесконечность реальности. Как выразился старый задын арга Хогал перед тем, как погибнуть во время неудачного Возвышения, «таким глоточком подавишься».

Двигатели завыли более пронзительно, и челнок тряхнуло. Широкий серо-золотой лик Терры давно исчез — свернулся обратно в уменьшающийся шар, вид которого ничем не выдавал безумия и гама на поверхности. Императорский Дворец уже казался воину бредовым сном наяву или мороком, насланным колдунами.

Гияхунь обернулся к своему повелителю. Джагатай сидел, откинувшись в раскладном кресле. Рассчитанное на легионера, оно не подходило примарху, и его длинные конечности не влезали полностью. Худощавое лицо исполина выражало задумчивость. Каган беспрерывно трогал эфес своего огромного клинка — подергивал кожаную оплетку рукояти, словно стараясь размотать ее.

— Вы не можете сказать мне то, о чем Он поведал вам? — рискнул спросить воин.

Хан взглянул на помощника и мрачно улыбнулся, отвлекшись от раздумий:

— Я еще не решил. Его сложно понять… Сложно даже смотреть на Него.

Подняв руку, Джагатай потер вертикальный шрам на левой щеке.

— Он уже четырнадцать раз так делал, — продолжил Каган. — Говорят, в честь возвращения моего брата Хоруса тут устроили празднества на месяц. А теперь почти никто не замечает прибытия очередного примарха. И все же, для нас это… — Хан покачал головой. — Год назад ты думал только о том, как бы половчее свеситься с коня и развести костер из его дерьма. А сейчас… полюбуйся на себя.

Легионер усмехнулся.

— Я знаю, что обязан восхищаться Им, — отрешенно произнес Джагатай. — Что должен понимать, почему они любят Его.

— Так безопаснее, — предположил чогориец, пожав плечами.

— Айя, для нас такая причина слишком низменная. — Каган раскинул громадные руки в новых латах, которые создали для него на Луне самые умелые оружейники в Галактике. — Теперь я жажду встретиться с моими братьями, Гияхунь, ибо сгораю от любопытства. Мне нужно увидеть, такие же они квёлые, как здешние пачкуны пергамента, или все — таки идут по жизни с прямой спиной.

Воин промолчал. Он не представлял, как могут выглядеть родичи Хана, и этот вопрос не волновал его: одного примарха более чем хватало.

— Для странствий нам снова нужны средства передвижения. Подавшись вперед, Джагатай посмотрел в главный иллюминатор. — Хотя бы ими эти люди могут нас снабдить.

Челнок приближался к цели. Обернувшись, Гияхунь выглянул в обзорное окно вслед за Каганом и увидел, как во тьме вырастает первый из исполинских пустотных доков Луны. Внутри него находился звездолет, украшенный мерцающими огоньками электрогорелок. Гигантский корабль с копьевидным носом выглядел таким же стройным и поджарым, как его предполагаемый хозяин. Сквозь отверстие в корпусе, казавшееся дырой в освежеванном теле, зияли внутренние органы машинариума — колоссальное скопление плазменных реакторов и линий передачи энергии. На глазах чогорийцев суда-погрузчики Механикума с красной обшивкой устанавливали очередное массивное устройство, медленно и бесшумно поворачивая его в ледяном вакууме.

Хан не отрывал взгляда от космолета. Его лицо вспыхнуло от желания обладать звездным кораблем — Каган взирал на него, как на призового жеребца или охраняемую цитадель, полную богатств.

— Вот такая штука мне пригодится, тихо пробормотал Джагатай. Неплохо бы узнать название…

— Звездные Охотники, — неловко выговорил Хасик.

Впервые он услышал это сочетание, когда примарх вернулся после первой встречи с Императором. В те дни воинам, еще не оправившимся от потрясения, казалось, что земля уходит у них из — под ног. За последующие месяцы эти два слова как будто разрослись, нависли над бойцами Кагана и приняли облик легионеров в серой броне, явившихся на Чогорис, чтобы засвидетельствовать почтение своему господину. Хасик вспомнил, как в первый раз увидел одного из них немыслимо высокого, невероятно мускулистого и закованного в доспех, рядом с которым боевое облачение всадника из кожи и шелка выглядело безнадежно непрочным.

Правда, чогориец теперь и сам был Звездным Охотником. Он пережил адские обряды Возвышения, сжатые в один год напряженных хирургических операций, и заслужил право носить такую же тяжелую имперскую броню из перекрывающихся пластин, что и другие великаны.

Лакированную поверхность его лат выкрасили в тот же бледно-серый цвет. На нее нанесли знаки различия, в которых Хасик почти не разбирался, и угловатую цифру «V» — номер его легиона. Ни один из элементов символики не имел отношения к Чогорису: они устоялись за восемьдесят с лишним лет непрерывных кампаний.

Воин по-прежнему не мог свыкнуться с этим фактом. Целая армия сражалась без своего полководца на протяжении человеческой жизни, самостоятельно накапливая почести и боевые доктрины. Она свирепствовала в Галактике, словно какое — то безголовое чудище, но обладала собственными целями, специфическими особенностями и стремлениями.

В теории Хасик стал одним из двух старших командиров этого войска, на практике — он с трудом соображал, как общаться с рядовыми бойцами: их по большей части набрали из областей Терры, названия которых чогориец едва мог произнести, не говоря уже о том, чтобы понять.

И сейчас он вел смотр легионеров. Ряды их шлемов блестели на солнце, озарявшем просторный строевой плац на территории Дворца. Похоже, здесь собралось несколько сотен воинов; на Чогорисе такое соединение назвали бы минганом, однако здесь отрядам давали другие обозначения. На краях площади вхолостую работали моторами огромные боевые машины: гусеничные бронетранспортеры, штурмовые мотоциклы, гравилёты с подвесными орудиями.

Итак, подразделение хорошо оснащено. Хасик лучше понимал технику, чем тех, кто управлял ею, ведь после Возвышения его ум работал быстрее, и чогориец с легкостью постигал принципы действия различного снаряжения. Он научился пилотировать гравилёты настолько же умело, как прежде правил живыми скакунами. Он научился метко стрелять из болтера и биться на клинках, окруженных энергополями. Чогориец осознал, что Звездные Охотники — механизированный легион, щедро снабжаемый бронемашинами. Пятому поручали наносить выверенные первые удары на бесконечно расширяющейся передовой Великого крестового похода.

Кое — что из этого нравилось Хасику. Все прочее до сих пор озадачивало его.

Впрочем, сейчас воин не мог выдать своих чувств. На него взирали сотни глаз, скрытых под линзами шлемов. Тем не менее легионеры изучали командира не менее пристально, чем он рассматривал их. Необходимо, чтобы бойцы увидели только силу, иначе чогорийцу никогда не заслужить их уважения.

Да, он не все понимал в новой жизни, однако он много лет возглавлял людей в битвах против сгинувших империй Чогориса и кое-чему научился.

— Скажи мне еще раз, — велел Хасик адъютанту.

Ротный командир кивнул. Он стоял с обнаженной головой, как и чогориец.

— Четвертая рота Третьего ордена недавно вернулась с несения действительной службы на юпитерианском периметре. Первое подразделение из отозванных на Терру для перехода под новое руководство. Остальные находятся в пустоте, причем со значительной частью соединений легиона по-прежнему отсутствует связь.

— И твое имя, — сказал Хасик.

Ему тяжело давался разговор на готике: приходилось непрерывно сохранять в памяти горы мелочей и определять, что к чему. Хотя разум чогорийца был усилен во множестве аспектов, терранские идиомы почему — то успешно сопротивлялись попыткам их усвоить.

Когда твоя душа в гармонии с родной планетой, сложно перенять образ мышления иномирян.

— Намаз, — ответил ротный командир.

— Намаз, — медленно повторил Хасик.

Он прошел к первому ряду строя. Легионеры стояли неподвижно, храня абсолютную тишину. В чистом солнечном свете их доспехи казались громоздкими. Чогориец остановился в метре перед воином, наплечник которого украшал змеевидный узор. Возможно, Хасику говорили, что это означает, а может, и нет. Сложно все запомнить.