Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса

7

Летательный аппарат мчался над самой равниной — казалось, он задевает днищем кончики сине-зеленых травинок. По степи за ним тянулся длинный след из покачивающихся с шелестом растений. Одноместной машиной управляли два синхронизированных «мозга» — немые и бездумные сервиторы. Есугэй сидел сзади, под прозрачным куполом, и смотрел, как проносится мимо монотонный пейзаж.

Вместо брони Таргутай носил одежду, привычную ему по временам до Возвышения, только гораздо большего размера: суконный дэли[3] по щиколотку, кожаные сапоги и багряный кушак, обозначающий звание и специализацию легионера. Он держал воздушные фильтры открытыми, и ветер, врываясь в кабину, взметал длинные черные волосы над покрытым шрамами лицом провидца.

Далеко на западе виднелись очертания высоких гор Хум-Карта, темно-синих на бледном фоне небесной арки. Во всех иных направлениях не было ничего, кроме шепчущей травы по колено. Ее трепал шумный ветер, и она колыхалась под обжигающим взором солнца.

Огромная часть равнины оставалась такой же пустой, как и всегда. Некоторые миры вслед за Согласием подвергались полной трансформации, и несколько из них преобразила рука Кагана. Но не Чогорис. Лишь один участок его поверхности утратил изначальное состояние, перестроенный, вознесенный и втянутый в империю Крестового похода. Колоссальных просторов, заросших травой рейке, изменения почти не коснулись. Народы все так же воевали, связанные прежними узами благородства и клятв, однако уже под бдительным присмотром вербовщиков легиона. Племенные ханы уже привыкли, что после наиболее кровавых стычек самых молодых и отважных воинов не находят ни среди живых, ни среди мертвых, словно их умыкают призраки.

Так в мифологию Чогориса, и без того переполненную историями о богах и демонах, вошла новая легенда о кена авдаг — «тех, кто крадет ярчайшие души». Подобные события воспринимались как величайшая честь, и люди не оплакивали, а праздновали утрату. В ясные ночи те же кланы порой замечали на чистых небесах светящиеся следы от транспортников, которые уносили похищенных бойцов из их времени и реальности для сражений за пределами земного бытия. Тогда племена разжигали на равнинах костры, отмечая уход сородичей.

Конечно, легион мог быстро цивилизовать эти народы. Отправить к ним команды Согласия, дать им технологии, построить для них города, получающие энергию от реакторов. Такие планы даже обсуждались в ранние дни контакта, однако Джагатай отказался от них вскоре после первых предметных разговоров с Отцом.

«Теперь я знаю, что этот мир неповторимо прекрасен, — сказал он Есугэю после встречи, свет которой еще отражался в лице примарха. — Чогорис рождает силу, лишенную злобы. Воспитывает могущество, лишенное гордыни. Менять что — либо недопустимо».

Аппарат приблизился к горному хребту, и стало видно, что его нижние склоны покрыты хвойными лесами и усеяны отвесными скалами из серого камня. Широкие водопады спадали по расколотым выступам песчаника, утоляя жажду реки Орхон, лениво извивавшейся по степи. У Хум- Карты хватало острых граней: косные гранитные кряжи, некогда вытолкнутые из мантии планеты, складывались в островерхие пики и тянулись к облакам, словно пальцы.

До прибытия Императора никто не задерживался в здешних краях. Только звери и редкие души, стремящиеся пройти Испытание Небес, бродили по заледенелому лабиринту ущелий, терзаемые разреженным воздухом и студеными ветрами. Но теперь эти вершины переродились, что отличало их от остальной планеты. Парящие над землей машины-терраформеры Механикума вырыли и закрепили исполинские фундаменты. На неприступных утесах выросли еще более неприступные стены, упрочненные адамантиевыми ребрами жесткости и увенчанные лазпушечными установками. Жилые башни в стиле кидани стремились к небу, обгоняя друг друга, пока не поднялись в атмосферу выше обнаженных пиков. На их кладке, сглаженной бурями, блистали гербы богов — разряды молнии.

Крепость-монастырь, так ее называли. Она объединяла в себе дворец, цитадель, острог, библиотеку и новое хранилище истории V легиона — личных вещей воинов и культурных объектов. Со звездолетов на орбите туда доставили гигантские запасы боевой техники и оснащения, а также архивы с записями о сражениях. После трепетной проверки каждый контейнер помечали и спускали в промороженные склады-расселины, вырубленные в толще горы. Свезенные сюда же терранские писцы и техномастера, а также специалисты из сотни других миров, поклялись в верности Кагану и начали превращать бастион (названный тогда Цюань Чжоу) в одну из самых могучих твердынь растущего Империума.

Говорят, что на самом деятельном этапе строительства, занявшего тридцать лет, содрогалась земля и тряслись небеса, над Хум-Картой гремел гром, а к звездам взмывали языки пламени. Чогорийские кланы отступили за черту хребта Улаав, пока их провидцы лихорадочно выискивали в знамениях указания на конец света.

Обратно племена не вернулись, ибо по распоряжению Хана новую крепость окружили кордонами, перекрывшими путь кочевым народам степи. В чертогах у корней мира обитали только Возвышенные воины и группы их связанных договором слуг. Впоследствии имперские делегации предполагали, что примарх желал оградить жителей бастиона от варварских обычаев Алтака. На деле же все обстояло с точностью до наоборот.

Цюань Чжоу изолировали, чтобы скверна Империума не проникла на Чогорис.

Вот в чем заключался смысл ее имени, взятого из языка кидани: «Запретная Цитадель». К ней не вели дороги, а на низину под нею не выходили ворота. Крепость высилась нерушимо, как сама гора, только крепче и величественнее любой природной вершины.

Аппарат Таргутая набрал высоту, и грозовой пророк осмотрел надвигающиеся стены. Кое-где работы еще продолжались — по густой паутине лесов ползали автоматоны Механикума, покрытые красным лаком. Зодчие почти закончили возведение пятой из громадных посадочных платформ, где будут садиться тяжелые транспортные суда, готовые перевезти целые соединения легионеров на ждущие их ударные крейсеры. Сильный ветер трепал знамена с красно-золотым символом Белых Шрамов, и они взметались над бледно-серым скалобетоном, будто молитвенные флаги[4].

Замедлившись, машина Есугэя проскользнула между башен и куполов, после чего приземлилась на шестиугольной площадке, выступающей из верхушки высокого шпиля. Фонарь из бронестекла погрузился в корпус, и Таргутай сошел по выдвинувшейся аппарели.

Перед ним разъехались тяжелые створки единственной двери, охраняемой двумя воинами Пятого в блестящей броне цвета слоновой кости. На пороге стоял другой грозовой пророк, державший в обеих руках посохи с навершиями из лошадиных черепов, увешанные обрядовыми амулетами. Непокрытую голову легионера, облаченного в полный силовой доспех, охватывал кристаллический пси-капюшон.

— Наранбаатар, — поклонился ему Есугэй, принимая один из жезлов.

Как только его ладонь приблизилась к дереву, оплетенному резными узорами, между кончиками пальцев и толстыми металлическими кольцами на посохе проскочили еле заметные разряды энергии. Обоих псайкеров окружал некий ореол, схожий с отраженным солнечным светом. Казалось, сами стихии немного оживают в их присутствии и мир становится более насыщенным.

— Тебе сопутствовал успех? — спросил помощник Таргутая, вернув поклон.

— Не в этот раз.

— Айя, придут лучшие дни.

— Так будет.

Они вместе шагнули внутрь башенки на вершине шпиля. Хотя Есугэй выглядел менее внушительно без массивной брони типа II, нечто в поведении Таргутая указывало на его очевидное главенство. Более молодой Наранбаатар, впрочем, стал полноценным легионером уже двенадцать лет назад. Он принадлежал к первым рекрутам с Чогориса, число которых равномерно возрастало с момента закладки основания цитадели. Хотя в родном племени воин не выполнял обязанности задын арга — пси-дар у него обнаружили во время генетических операций, — после Возвышения его умения развивались поразительно успешно.

— Так или иначе, — начал Наранбаатар, ведя своего повелителя вниз по винтовой лестнице, вырезанной в камне, — темпы набора, возможно, придется снизить. Апотекарии говорили мне, что трудятся с запредельной нагрузкой. Может, дадим некоторым бойцам чуть дольше пожить в степи, прежде чем забирать их, а?

Есугэй ухмыльнулся:

— Смотри, чтобы Каган тебя не услышал. Он всегда считает, что мы работаем недостаточно быстро.

Пройдя через следующие двери, грозовые пророки снова вышли из шпиля. Перед ними раскинулся широкий внутренний двор без крыши, обсаженный по краям платанами. Ветерок развевал длинные знамена с каллиграфической росписью иероглифами. Над каменными плитами ползли завитки благовонного дыма, но дуновения воздуха подхватывали их и сметали на уступы внизу.

— В любом случае мне сообщили, что скоро мы достигнем равенства, — сказал Наранбаатар.

— Может, уже достигли, — отозвался Таргутай. — Утверждают, что набор с Терры замедлился. Похоже, нас не относят к престижным легионам.

— Это какие же, интересно? — улыбнулся его помощник.

— Тринадцатый. Ты последи за ним. — Есугэй с легким озорством взглянул на своего протеже и рассмеялся. — А как идут дела здесь?

Воины прошагали к западной стороне двора. Над ними возвышались четыре стройные дозорные башенки, каждую из которых венчал золотой купол, искрящийся в солнечных лучах. Еще выше пролетели клином птицы, лениво машущие крыльями, — их поддерживали восходящие теплые потоки.

— Посмотри сам, — предложил Наранбаатар, указывая вперед.

На отроге в дальнем конце площадки располагалась квадратная арена, посыпанная мелким песком и огороженная невысокой стенкой из железных листов. В каждом ее углу находилось изваяние, символизирующее одного из четырех драконов-ветров Алтака. С трех сторон выступ отвесно обрывался вниз, открывая тренировочное поле завывающим вихрям.

В центре священного участка стоял послушник в белой рясе. Строение мускулистых плеч и торса выдавало в нем космодесантника, а сквозь складки одежды проглядывали выступы «черного панциря». На обнаженной бритой голове выделялся еще не побледневший ритуальный шрам. В руках юноша сжимал простой длинный посох.

По периметру арены выстроились наблюдатели в доспехах. Роль врага исполнял резной деревянный истукан ростом с человека, имевший облик птицеглавого демона стихий из чогорийских мифов. Старшие грозовые пророки заняли свои места, и Наранбаатар жестом велел послушнику приступать.

Юноша выставил жезл перед собой, держа оружие свободным двуручным хватом. Следом он напряг мышцы предплечья и зажмурился. По его виску сбежала струйка пота — признак того, что аколит уже проделал несколько упражнений.

В небе над послушником начал усиливаться ветер — вроде бы почти незаметно, но вдруг над выступом закружился вихрь, всасывающий в себя энергию и мерцающий тусклыми электрическими разрядами. Сам воздух словно бы задрожал, нагрелся и уплотнился. По затрясшемуся песку на каменных плитах побежали круговые волны.