Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса

3

Несколько дней спустя чогорийцы вновь собрались во Дворце. Им выделили просторные, но какие — то невыразительные покои с гладкими деревянными полами и стенами из шлифованного песчаника. Эти палаты в средоточии имперской власти предназначались для размещения самых разных сановников, а потому не имели наглядных признаков принадлежности к той или иной фракции. Сверху, снизу и со всех сторон доносилось многослойное гудение, создаваемое непрерывной деятельностью: скрежет и грохот механизмов сливались с топотом ног.

Во Дворце никогда не отдыхали: в каждом его уголке происходило приготовление к чему — либо важному. Ежесекундно в пустоту отправлялся очередной корабль, а на его место прибывал другой. Происходили самые масштабные перемещения живой силы и снаряжения в истории — никакие прежние операции не могли сравниться с ними в грандиозности. Большинство людей считали, что и в будущем подобное не повторится.

Есугэй шагал по периметру зала, выглядывая из окон. Солнце уже зашло, и небо, пересеченное инверсионными следами, подсвечивали прожекторы летающих оборонительных платформ на мощных гравипластинах. Сумрак пронзали сотни миллионов мигающих огоньков жилых шпилей.

Гияхунь расположился в одном из низких степных кресел, которые воины привезли с собой со звездолета, окрещенного ими «Чин-зар». Год назад его передали примарху из резерва Марсианского Легиона.

Джагатай сидел, нехотя ковыряясь в блюде с жареным мясом. Хотя дворцовые повара силились приготовить нечто похожее на чогорийскую пищу, требовалось немало трудов, чтобы воссоздать беспощадно жесткий рацион из свежатины и сбродивших молочных продуктов, дающих энергию клановым воинам Алтака.

Из коридора снаружи донесся звонок, и вошел Хасик. Поклонившись примарху, лорд-командующий Пятого легиона посмотрел на закуску, недоуменно вскинув бровь.

— На, поешь. — Хан толкнул к нему блюдо. — Как идут дела?

Хасик уселся, покорно взял ложку и налег на жаркое.

— Они крепкие, — сказал воин с набитым ртом. — Умелые. Вышколенные. Все, что вам нужно.

— Но?..

— Чопорные! — фыркнул лорд-командующий. — Ни разу не видел, чтобы они улыбались. — Чогориец проглотил кусок. — Я кое — что разузнал. В этом легионе много техники — воины едут в сражение на транспортах, рассчитывая, что броня защитит их по пути. Дальше начинается стандартная тактика пешего боя. Знаете, на кого они похожи? На батальоны Цо у Ша’ана. Помните, с бронированными фадуун?

Каган тяжело посмотрел на него:

— Их можно вести?

— Разумеется, их можно вести, — вмешался Таргутай с другого конца чертога. — Их вели в битвы на протяжении восьмидесяти лет, и они завоевали больше миров, чем мы покорили народов.

— Айя, что нам до того? — лениво бросил Гияхунь.

— Я должен знать, удастся ли вылепить их заново. — Джагатай тоже откинулся на спинку сиденья, низ которого почти касался пола. — Наши сородичи вступят в легион лишь через несколько лет. Впрочем, мы уже преображаемся. Ни один отпрыск Алтака до нас не видел звездолета, а теперь они каждую неделю зависают над Хум-Картой. Как это меняет чогорийцев?

Есугэй обернулся к соратникам:

— Полностью. Их разум открывается для чего — то нового. Вот чего Он хочет, и вот почему Он так поступает.

Проглотив еще немного мяса, Хасик отодвинул блюдо.

— У нас получится, — произнес он, утерев рот тыльной стороной ладони. — Только будет нелегко. У этих воинов умы горожан — они охраняют стены.

— А что с погодной магией? — спросил Хан.

Лорд-командующий пожал плечами:

— Легионеры не говорят о ней.

— Потому что она ужасает их. — Советник подошел к остальным. — Нашему миру повезло. Из бесед с иноземцами я узнал о Раздоре, или Долгой Ночи. Они сразу думают об этом, если упомянуть при них «силы». Я прочел архивные записи — те немногие, что удалось восстановить. Мне понятно, чего боятся эти люди.

— Невозможно построить империю на страхе, — заметил Каган, недоверчиво глядя на Таргутая.

— Вот почему они не обсуждают прошлое, — пояснил Есугэй. — Делают вид, что его не было, отстраняются от него. Пока что.

Джагатай поразмыслил над услышанным. Как всегда, пальцы примарха скользнули к его клинку и вцепились в кожаную оплетку рукояти. Он томился в стенах Дворца, словно в клетке.

— Знаю, что ты посоветуешь, — буркнул Хан.

— У нас почти не осталось дней, — напомнил Таргутай. — Скоро мы вернемся в большое ничто, и тогда возможностей уже не будет.

— Что такого может сказать мне он, чего я не слышал от Отца?

— Не ведаю. Однако он лишь немногим слабее, и это здание они возводили вместе.

— Он — раб.

— Возможно. Но… До того как прибыть сюда, я считал себя могучим. Наслаждался своей властью над стихией и тем, что могу творить с ее помощью для вас и для орду. Но как только мы вышли на орбиту Терры, я ощутил его присутствие и понял, что уже чувствовал его раньше, только в грезах. С тех пор я встречался с людьми Сигиллита и улавливал остаточные заряды его энергии, осевшие на их телах, словно пыльца на шелке. Может, он и правда раб, однако неимоверно превосходит меня в силе. Вероятно, превосходит и всех прочих, кроме вашего несравненного Отца.

Каган ответил Есугэю улыбкой — вернее, усталой ухмылкой, на секунду озарившей его лицо.

— Не сомневаюсь, что ты одолеешь его. И кого угодно, раз уж на то пошло. — Он потянулся, разминая мышцы длинных рук, и поморщился. — Но мне уже надоели споры. Пусть сами заправляют в своем городе, а нам лучше убраться отсюда.

— Вам не сбежать от Него, — возразил Таргутай. — Никому из вас.

— Уверен?

— Более чем.

Какое — то время они испытующе смотрели друг на друга, словно решили устроить состязание в силе воли. Победитель, впрочем, был известен заранее, и провидец отвел глаза.

— Поговори с ним, брат, — попросил Есугэй, печально взглянув на Хасика. — Если он не слушает меня…

— Меня он тоже никогда не слушает! — рассмеялся лорд-командующий.

Гияхунь усмехнулся, поигрывая длинным острым кинжалом.

— Он слушает Цинь Ca.

— Только потому, что Цинь Ca все время молчит, — парировал Хасик.

— Хватит! — велел примарх и неласково покосился на Таргутая. — Я тебя знаю, шаман. Ты будешь изводить меня каждый час до отправки флота. Так что согласен. Я поговорю с ним, позволю ему высказаться, а когда он разозлит меня, что обязательно случится, попробую не грозить ему моим длинным тальваром. Этого достаточно? Теперь ты счастлив?

Есугэй благодарно поклонился:

— Каган, я буду счастлив лишь после того, как мы вернемся домой.

Джагатай фыркнул.

— Долго же тебе придется ждать, — сказал он, отвернувшись.

Женщина по имени Ниаста проводила Хана в цитадель. При всей самоуверенности мейстера, она старалась не смотреть прямо на чогорийца и отводила травмированные глаза всякий раз, когда могла встретиться с ним взглядом. Сначала Каган почти не замечал спутницу, но путь оказался долгим, и чем глубже они спускались в недра Дворца, тем напряженнее становилось молчание.

— Сопровождать вас — честь для меня, господин, — рискнула заговорить Ниаста, когда они миновали последний из населенных придворными уровней и вышли в холодные туннели из тесаного камня. — Мне много рассказывали о вашем родном мире, и он весьма заинтересовал меня.

Уже тысяча человек говорила Джагатаю то же самое. Первое время это выводило его из себя, но потом примарх осознал, что люди так проявляют вежливость — заводят беседу. Несомненно, они говорили то же самое всем посетителям с отдаленных планет, разбросанных подобно самоцветам по смятой ткани материального пространства. Да, о Чогорисе мало что знали, однако другие миры намного превосходили его в причудливости. Фенрис считали более диким, Колхиду — менее приспособленной для жизни, а Барбарус вообще был чем — то невообразимым. Родина Хана не интересовала имперцев. Все их «интересы» сводились к продвижению по карьерной лестнице.

— Ну и что же ты слышала? — спросил Каган, не особо интересуясь ответом.

Его вниманием завладели каменные стены — старинные, чудовищно древние, вырубленные в толще горы задолго до постройки шпилей и куполов, ныне определявших внешний облик Дворца. Запах затхлого воздуха напоминал Джагатаю о чем — то далеком и полузабытом, как образы из детства. Вот только вырос примарх на огромном расстоянии от Терры…

— Что вы ведете скоростную войну, — сказала Ниаста. — Причем не только по необходимости, таков ваш фундаментальный принцип, и он уникален. Ни один из легионов, даже сам Пятый под началом предыдущих командиров, не использовал такую базовую доктрину. Сейчас рассматривается вопрос о том, соответствует ли она концепции Легионес Астартес. Вы же знаете, комплект силовой брони весит тонны…

Осмысленность ответа удивила Хана. Возможно, мейстер и в самом деле увлеклась Чогорисом.

— Как долго ты служишь ему? — поинтересовался Джагатай.

— Всю мою взрослую жизнь. С тех пор как он стал Первым лордом.

— И когда это произошло?

Повернувшись, Ниаста одарила примарха невозмутимой улыбкой человека, который привык обитать в кругу более могущественных созданий: льстить их самолюбию, успокаивать гнев и выживать даже после доставки им дурных вестей.

— Он — последний, — произнесла мейстер. — Когда — то один из многих, он единственный, кто жив до сих пор. Крестовый поход близится к апогею, и все ушли в прошлое, кроме него. Однажды от него тоже останутся лишь воспоминания, но тот день еще не настал. Подумайте, что это значит.

Впрочем, рассуждать было некогда. Они подошли к двери — голой каменной плите, грубо врезанной в скалу и покрытой древними следами от ударов долота. Ниаста приложила к ней ладонь, и невидимые поршни отвели преграду вбок, открыв проход в тускло освещенные покои.

Каган еще несколько секунд взирал на провожатую, размышляя, стоит ли расспрашивать ее дальше. Ниаста не отводила взгляда, словно подзадоривая Хана задать вопрос. Ее травмированные глаза блестели во мраке.

— Твоя душа опасна для тебя самой, — сказал наконец Джагатай. — Смотри, а то она заведет тебя не туда.

Потом примарх отвернулся и, пригнув голову, переступил порог. Рассчитанная на людей дверь задвинулась у него за спиной.

Внутри располагался небольшой зал, меньше десяти метров в диаметре. В стенных нишах мерцали свечи. Порой их огоньки трепетали, потревоженные дуновениями воздуха, что скользили над каменными плитами, будто приведения.

Чогорийца ждал серокожий упырь, ходячий труп в тяжелых одеяниях. Из — под его капюшона выглядывало худое лицо с туго натянутой кожей, а в костлявой руке он сжимал посох. Двигался старик скованно, как при артрите, и дышал с хрипом.

Казалось, что вместе с немыслимо здоровым Императором владениями людей правит Его зеркальное отражение — безнадежно больной человек. Вероятно, само пребывание рядом с Ним так влияло на смертных. Возможно, на это намекала Ниаста, когда говорила, что ее господин — последний? Значит, остальные владыки зачахли от близости к великой темной звезде, вокруг которой обращалась судьба всей расы?