Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса

14

Кора планеты, воздух, ложбины давно высохших морей — все здесь переливалось живописными оттенками красного. В лучах багряной звезды, сиявшей сквозь дымку, участки терракотового цвета чередовались с пунцовыми и оранжевыми. Во всех направлениях за горизонт уходили пустыни, усеянные столовыми горами и изрезанные ущельями. Иссушающая жара вытягивала из растрескавшейся земли последние бисеринки влаги и поила ими жаждущий ветер. Следы стародавней войны таились в каждом неприметном уголке, и древнее рад-заражение слабо, но упрямо цеплялось за отравленную почву.

Скиммер мчался на бреющем полете, прижимаясь к поверхности Ваала, и его непроглядно-черная тень бежала по алым пескам. Машина IX легиона блистала на рассеянном свету корпусом, начищенным до зеркального блеска. Сопла ее двигателей, как и длинные борта, украшали пластинки темного золота. Транспорт обладал изящным обтекаемым силуэтом, настолько же пропорциональным, как у любого творения оружейников Девятого, и таким же мощным вооружением. Из — под дуги адамантиевого бронещита выступали рыльца спаренного болтера, что служило отличным примером того, как в местной культуре борются между собой тяга к безудержному насилию и буйная творческая энергия.

Азкаэллон смотрел, как проносится мимо привычный ландшафт. Как и все Кровавые Ангелы, он относился к сформировавшему его миру со смесью преданности и ненависти. В беспощадном горниле Ваала воин стал собой нынешним, медленно переродившись из стандартного человека в сына Сангвиния. Легионер сотню раз пожертвовал бы жизнью, чтобы защитить планету, а в экспедициях грезил лишь о ее пустошах, жестокой красоте и пылающих тонах.

Но жизнь здесь всегда была нелегкой. Ваалу выпала роль не заботливого родного мира, а полигона, наковальни, площадки для испытаний сильных людей.

Отвернувшись от иллюминатора, Азкаэллон взглянул на своего единственного спутника в просторном пассажирском отсеке. Примарх Пятого легиона, сидевший на отполированном троне, изучал те же самые виды. Вдали на фоне тускло-красного неба возвышался горный массив Моральо — груда полосчатых скал, истертых и потрескавшихся за тысячелетия радиоактивных бурь. Все остальное ветра сточили, разгладили и разложили на составляющие элементы. Только ржавь-змии и клыкочерви выживали в здешнем суровом краю, но на охоту они выползали по ночам, в зловещем сиянии лун-близнецов.

— Да, господин, ваша родная планета более гостеприимна, — сказал воин.

Хан ответил не сразу. Он по-прежнему тщательно рассматривал улетающий за корму пейзаж. Впереди уровень земли равномерно поднимался, и почва разделялась на высокие шестиугольные плато с неровными краями.

— Но теперь я понимаю, — наконец отозвался Джагатай.

— Что именно, господин?

— Откуда рождается ваше неистовство. — Примарх обернулся к Азкаэллону. — У вас хороший мир. Как раз для того, чтобы растить бойцов.

Легионер поклонился:

— Это осознают немногие гости.

— Ты имеешь в виду терран?

— Судя по тону, вы питаете к ним неприязнь.

— Кровавый Ангел, я сам терранин, как и твой господин.

Азкаэллон рассмеялся:

— Да, вроде того.

Ландшафт все так же уходил ввысь. Под скиммером громоздились друг на друга утесы с тонкими черточками лестниц, высеченных в камне. Гряду прорезали теснины — русла давно испаренных рек. Когда машина проносилась над ними, воины замечали внизу клинья летающих существ, которые лениво хлопали кожистыми крыльями, пересекая провалы.

На одном из ярусов естественные скалы сменились рукотворными стенами. Пассажиры почти не уловили момент перехода: только что они смотрели на ржавокрасные склоны возвышенности посреди пустыни, а в следующий миг под скиммером мчались уже не кряжи, а куртины, и не вади, а шоссе. Грандиозная твердыня Кровавых Ангелов вздымалась из почвы их планеты, медленно вырастая в величественное скопление куполов, башен и колоннад с плавными органическими обводами. Под багряным небом сверкали листы золотой обшивки, перемежавшиеся декоративными фризами из черного дерева и халцедона. Отделку подчеркивали геометрически правильные блоки каменной кладки, вытесанные из уникальной терракотовой породы в сердце Ваала.

Транспортник заложил длинный вираж, и воинам открылся прекрасный вид на внутреннее пространство цитадели — ее широкие мозаичные дворы, высокие базилики, церемониальные клуатры[5], а также могучие оборонительные башни и многочисленные посадочные платформы. За открытыми дверями громадных ангаров тянулись ряды штурмовых кораблей, висящих в грузовых клетях. Далеко внизу на площадках для фехтования двигались крошечные фигурки неофитов легиона, которых обучали стандартным приемам боя на мечах.

Затем машина нырнула в усыпанное люменами нутро входного туннеля, где наконец сбросила скорость. Продолжая замедляться, она снизилась и приземлилась на гибкие опорные стойки безупречной работы.

— Прошу, господин, — пригласил Азкаэллон, указывая на открывающийся люк.

Встав, Хан направился к выдвинувшейся аппарели. Спустившись в колоссальный приемный зал, он вдохнул горячий пыльный воздух. Вдоль стен гулкого вестибюля высились базальтовые колонны, чередующиеся с барельефами воителей в золотых масках. Слегка пахло чем — то сладким, а на грани слышимости низко гудели и бормотали атмосферные генераторы.

Джагатая встречали почетный караул из двадцати четырех отборных бойцов IX легиона и один воин в серовато-белой броне, державший посох с черепом наверху.

— Приветствую на Ваале, господин, — поклонился Есугэй. — Расставание вышло долгим.

В небольшое посольство Белых Шрамов входили только сам Таргутай, четверо легионеров орду, тридцать слуг, горстка сервиторов и экипаж звездолета «Наман». Ранее хозяева выделили кузенам башню с прилегающими постройками в северо-восточном углу исполинской крепости. Кровавые Ангелы, по своему обычаю, принимали гостей с непомерным радушием — пускали их в любые помещения и часто предлагали развлечься состязаниями в ратном мастерстве. Как рассудил Есугэй, если у сынов Сангвиния и есть какой — то изъян, то заключается он в неукротимой любви к проверке своих сил в рукопашной. Поначалу рядовые воины из его делегации охотно соглашались на поединки, но со временем непрерывные гладиаторские бои утратили очарование.

— Не знаю, почему Ангелы так охочи до учебных схваток, — сказал грозовой пророк Кагану, как только их оставили наедине в покоях Таргутая. — Они ведь и в настоящих битвах свирепы.

Примарх рассеянно подошел к столику со стеклянной крышкой, уставленному графинами. Подняв один из них, Джагатай посмотрел сосуд на свет красного солнца и поболтал напиток, выглядевший как вино. Следом он оглядел каменные стены комнаты, вычурные украшения и вездесущие изваяния юных воинов под гладкими личинами.

— Они беспокойны. Готовятся к чему — то. — Хан плеснул вина в кубок. Отпив немного, он вскинул бровь и налил еще. — Только к чему? Полагаю, они сами не понимают.

— А у него есть дар, — заметил Есугэй. — У вашего брата.

— Разумеется есть.

— Его душа рассредоточена по времени, и он смутно воспринимает грядущее. Вот почему он поддерживает план, а вовсе не из — за крыльев.

— Я ему не завидую. Лучше встречать будущее грудью, не слушая шепота наваждений и фантомов. — Взяв еще один графин, Джагатай наполнил другой бокал. Попробовав, он снова ощутил вкус жженого сахара. — Ты общаешься с кем — нибудь из Ангелов?

— Они прирожденные политики. Со мной часто беседовал их первый капитан Ралдорон, а также библиарии. Несколько недель тут провел Кано, с которым я разговаривал еще на «Красной слезе». Просвещенные воины, но порывистые. Думаю, мы для них диковина. По правде, они сгорают от желания выведать, что в итоге скажет Тысяча Сынов, но я ничего не раскрываю — потому что мне ничего не известно.

— Чудесное положение дел. А они уже здесь?

— От них прибыло не посольство, а сам примарх.

Каган усмехнулся:

— Неужели? Боги, он слывет самонадеянным, но не до такой же степени.

Прошагав к длинным окнам, Хан выглянул наружу. Небо темнело, приобретая густой багряный оттенок. Хотя жара еще держалась, вскоре температура в пустыне рухнет к точке замерзания. Ваал, как и его сыны, не слышал о компромиссах.

— Ну, рассказывай, что узнал, — велел Джагатай.

Таргутай вздохнул:

— Дело выйдет непростым. Да, ваш Отец наделил вас всех талантами, но и самолюбием. Сангвиний не уверен. Провидческий дар побуждает его воздержаться. Видимо, понимание пси-потенциала смешивается у него со страхом. Тогда как Магнус… — Есугэй не удержался от кривой улыбки. — Магнус или спасет наш замысел, или все погубит. Он не видит причин для ограничений. Мне не дали аудиенции с ним, однако я ощутил его прибытие, и еще до того, как корабли примарха вышли из — за пелены. — Грозовой пророк покачал головой. — Как же он могуч… Право, я лишь однажды встречал кого — то подобного ему, и случилось это на Терре.

Боевой Ястреб обдумал услышанное.

— Как смотришь на наши шансы? — спросил он. — Оптимистично?

— Да, такой у меня характер, — ухмыльнулся Таргутай.

— Значит, мое странствие было не напрасным.

— Конечно, если вы в том уверены, — кивнул творец погоды.

— «Уверены, уверены…» Как тут обрести уверенность хоть в чем — то? — Допив вино, Хан поставил бокал на место. — Но разве у нас есть выбор? Нам нельзя дальше оставаться в тени, позволяя другим принимать решения. Несомненно, мы и так вели себя слишком осторожно.

— И вполне обоснованно. Если они намерены использовать…

— Если они намерены что — то использовать против нас, — мрачно произнес Джагатай, — то мы сразу покончим со всем этим. Или они примут нас такими, какие мы есть, или пусть сами живут в своей империи, а мы умчимся от них.

Есугэй внимательно смотрел на него:

— Каган, а достаточно ли обширна для этого Галактика?

— Мы достаточно быстры, — улыбнулся Хан. — И нам всегда хватит места.

Совет собрался за столом трех метров в диаметре, высеченным из цельной глыбы ваальского черного гранита. Его слегка поблескивающую крышку испещряли зернистые вкрапления, а в паре пядей над центром столешницы пылала жаровня размером с человеческий кулак — единственный источник искусственного освещения в зале. Красные лучи солнца проникали в узкие окна, вырезанные в стенах из терракотового песчаника, и падали теплыми полосами на каменные плиты пола.

Покои располагались на большой высоте, почти у самой вершины цитадели, пронзавшей разреженную атмосферу багровой планеты. За одним из щелевых окошек виднелась бледная дуга второй луны. Полупрозрачная, как линза, она безмятежно взирала на мир, который помогла разрушить в далеком прошлом.

В конклав вошли трое — Ангел, Алый Король и Боевой Ястреб. Любой из благословенных примархов, поистине восхитительных созданий, превосходил всех неизмененных людей в росте и телосложении, однако это трио выделялось некоей гармоничностью своего великолепия. Керамитовые доспехи каждого из великанов блестели золотой отделкой.