Вечные каникулы

Глава третья

С отцом Мака я видел лишь однажды, на дне выступлений. Мы с Джоном какое-то время шли за ними, восхищаясь манерой их речи. У его отца, лорда, речь была полна растянутыми гласными, и, что самое поразительное, у Мака тоже. Он постоянно сыпал выражениями и словечками, вроде: «батюшки мои», «супер» и «божечки». Один раз он сказал, буквально: «Ох, звёздочки мои!». Нам с Джоном пришлось отойти в сторону, поскольку мы поняли, что уже совершенно неспособны сдержать смех.

Я глядел на поддельного бандита, сидевшего напротив, а в голове у меня была лишь одна мысль: «Что бы подумал твой отец?». А ещё: «Я знаю тебя, мошенник. Все считают тебя крутым, но там, в глубине, ты всего лишь избалованный папенькин сынок из высшего общества, сверхкомпенсирующий наличие серебряной ложки у себя в заднице».

— Короч', - произнёс он с ярко выраженным диалектом кокни[6]. — Теперь, для вас всех я — ваш боженька, блядь. Я — закон. Конкретный судья Дредд[7], вот, кто. Всё, чё я г'рю, исполняется, и без единого, блядь, возражения, ясно? Вы принадлежите мне.

Он выдержал эффектную паузу и смерил нас угрожающим взглядом.

— Но я не безрассуден, — соврал он. — Я не недружелюбен. Держитесь меня, и всё будет путём. Я о вас позабочусь. Будьте верны мне, и мы притрёмся, уяснили?

Мы снова кивнули.

— Короч'. Так. Полковник сделал меня своим заместителем, а вы, пацаны, мои офицеры. Вы мои любимчики. Вы сможете отдавать приказы остальному мудачью, и вы постоянно будете носить оружие. Следующие несколько дней я проведу с вами кое-какую дополнительную подготовку — руководство, стратегия, военное ремесло, и прочее говно. Вы возглавите отряды сборщиков, рейдерские команды и все прочие операции, слишком, блядь, грязные, чтобы я марал о них свои белые ручки. Держитесь меня и вам повезёт. Попробуйте меня наебать, и вам кранты. Итак, большинство из вас уже было со мной в ОКО, и вы в курсе, как мне нравится. Те из вас, что были летунами, быстро, блядь, научатся.

«Уж точно, научимся», — подумал я.

— Киган! — внезапно выкрикнул он, отчего я подскочил.

— Ну? — икнул я. Он сурово посмотрел на меня. — В смысле, да, сэр?

Он кивнул, прощая меня, на этот раз.

— Сегодня днём ты продемонстрировал хорошую инициативу.

— Благодарю, сэр.

— Для летуна, — добавил Мак. — И пятиклашки. И стрельба тоже нехеровая. Почти, как у меня, хех. — Он усмехнулся собственной небольшой шутке. Пьюг подобострастно хихикнул, но умолк под презрительным взглядом Мака.

— Если дела пойдут вразнос, ты нам понадобишься, Киган, — продолжал он.

Он обратил своё внимание на остальных и я тяжело выдохнул, внезапно осознав, что задержал дыхание.

— Все остальные могут у него поучиться. Это — человек действия.

Он склонился ближе ко мне, его кислое дыхание ударило мне в лицо. Он прошипел:

— Но не слишком активничай, лады? Ты же не хочешь быть слишком умным, ради своего же блага, да, Киган?

— Никак нет, сэр, — хрипло ответил я.

Он выпрямился и улыбнулся.

— Короч', пора расставить вас в патрули, народ.

В ходе последующего обсуждения, я осознал, что мне была дана возможность. Если я буду находиться среди офицеров, я стану ближе к Маку, а если я смогу сблизиться с ним, возможно, я смогу на него повлиять, отвлечь его, и даже, если возникнет нужда, договориться с ним.

Я приготовился стать лучшим из лучших друзей Мака: надёжным, стойким и хитрым ублюдком. * * *

Спейт и Зейн отправились в караул первыми, остальные были свободны. Я пойду в караул в паре с Вольфом-Барри с рассветом, поэтому мне захотелось прикорнуть.

Разница между ночью и днём должна была быть стёрта электричеством; уличные фонари окрашивали ночное небо в оранжевый цвет и прятали звёзды; электрические лампы в домах позволяли людям всю ночь заниматься всем, чем они пожелают; автомобильные фары позволяли уверенно путешествовать в ночи. Теперь всё изменилось. Фонари на батарейках использовались только в случае крайней необходимости, поэтому свет по ночам исходил только от огня. Люди возвращались к старому распорядку дня и ночи, поднимаясь и вставая вместе с солнцем.

Тем не менее, Бейтс поддерживал старый распорядок: младшие ложились в постель в 8, четверо- и пятиклассники ложились в 9:30, старшие в 11. Я должен был ложиться в 9:30, но мне сообщили, что мне, как повышенному до старших — со всеми полагавшимися обязанностями — позволялось пользоваться и расписанием старших, поэтому у меня имелось кое-какое свободное время, и кое-кто, кому следовало нанести визит.

Дверь в лазарет была закрыта, но сквозь заиндевевшее окно было видно пламя свечи и перемещавшаяся тень Матроны. Я постучал и заметил, как тень замерла. Она не открыла. Возможно, хотела, чтобы её оставили в покое. Я постучал снова.

— Матрона, — произнёс я. — Это Ли. Просто хотел повидаться с тобой.

Её силуэт расслабился.

— Входи, Ли, — сказала она.

Я толкнул дверь, вошёл и увидел Матрону, стоящей у кушетки, которую она использовала для осмотра. На лбу у неё, там, куда её ударила наездница, виднелся бледный синяк, и на какое-то мгновение я разозлился, что после всего этого не пристрелил ту суку. Матрона была одета в медицинский халат и фартук в пятнах свежей крови. Рукава халата были закатаны, а на ладонях резиновые перчатки, которые она стягивала, когда я вошёл. Её лицо было таким же белым, как и одежда.

На полу, под простынями, лежало четыре тела. Значит, оба мальчика умерли.

Я замер в дверном проёме, не зная, что сказать. Тишину нарушила она.

— Слишком много дроби, — просто сказала она. — Слишком мало анестетиков.

Рядом с кушеткой стояла сложная система трубок, подвешенных на металлической подставке. Вероятно, она делала переливание.

Матрона проследила за моим взглядом и кивнула.

— Первым кровь сдал Аткинс, затем Броадбент, Дадли и Хейкокс. Они были такие смелые, но крови всё равно не хватило. — Слова застряли у неё в горле, и она облокотилась на кушетку, словно у неё закружилась голова. Затем она подняла взгляд, вспоминая.

— О, Ли, я забыла тебя поблагодарить. Ты спас мне жизнь, не так ли?

Я кивнул, по-прежнему, не понимая, что говорить.

— Благослови тебя бог. Ты спас меня. А я не смогла спасти их. — Она сползла на пол. — Какой пиздец. Пережить конец света, чтобы погибнуть из-за батончика «Марса».

Она закрыла лицо ладонями и заплакала.

Я подошёл к ней, присел рядом и осторожно коснулся её плеча. В тот же миг, она потянулась ко мне, обняла и уткнулась лицом мне в шею, заливая её слезами.

Какое-то время мы так и просидели. * * *

Похоронив трупы, расчленив и засолив одну лошадь, и отпустив вторую километрах в пятнадцати дальше по дороге, мы избавились от всех свидетельств конфликта у школьных ворот.

К счастью, на микроавтобусе, брошенном в Хилденборо, не имелось надписи с названием школы и креста, поэтому никто не мог отследить его, не пробив номер в Агентстве выдачи водительских удостоверений и транспортных средств, а там не брали трубку. Нам оставалось надеяться, что ни МакКаллох, ни Флеминг перед повешением не выдали нашего местоположения соседям. Однако Бейтс не стал рисковать, и на следующий день собрал всех офицеров в актовом зале. Он был прямолинеен.

— Нам нужны боеприпасы, — просто сказал он. — В нашей оружейке десять винтовок и несколько коробок с патронами, но если дойдёт до стрельбы, повезёт, если продержимся день. Разумеется, когда закон и порядок рухнули, оружие и патроны можно брать, где угодно, если знать, где искать. А я знаю. Так что, собираемся в полевой выход.

Он достал маркер и принялся рисовать на доске карту. * * *

Пьюг и Уайли остались охранять школу. Мистер Хаммонд намеревался учить, поэтому большинство мальчиков будут в безопасности внутри. Тем временем, остальные отправились в путь, с Бейтсом и Маком, попеременно сидящими за рулём микроавтобуса. В полном снаряжении, вооружённые, с лицами, раскрашенными защитной краской, мы готовились добыть оружие и встретить любое сопротивление.

Объехав Хилденборо по широкой дуге, мы направились в глубины Кента. Все машины, встреченные нами по пути, были брошены, а дороги были близки к тому, чтобы стать непроходимыми. С исчезновением муниципальных рабочих, которые резали бы кустарник и пилили поваленные деревья, узкие проселочные дороги быстро исчезали в зарослях зелени. На некоторых дорогах ветки деревьев скребли по нашему автобусу. Ещё пара сезонов и дорога зарастёт напрочь.

Мы проезжали мимо живописных деревень с обширными лугами, где поля для крикета, так долго подстригаемые, ныне пришли в упадок и заросли. Мы видели древние церкви с разбитыми витражами и громадными вековыми дубовыми воротами, висящими на толстых кривых петлях. Мы ехали среди полей, полных коров, мёртвых или умирающих, агонизирующих, из-за того, что их выводили давать молоко, которое теперь некому доить.

Кое-где виднелись признаки жизни: мужчина на лошади, запряжённой в повозку с кульками лука-порея; одинокий коттедж, из трубы которого в серое небо тянулась струйка дыма; горящая сельская ратуша. В одной деревушке, мимо которой мы проезжали, нас закидала камнями толпа одичалых детей. Мак сделал несколько предупредительных выстрелов по-над их головами, и рассмеялся, когда они убежали прочь.

Когда мы находились примерно в километре от пункта назначения, мы свернули на ферму. Мы с Маком обошли строения, чтобы убедиться, что там никого, затем загнали автобусы в амбар. Отсюда пойдём пешком. Мы разбились на две группы. Я, Мак и Грин пошли одной дорогой, Бейтс, Зейн и Вольф-Барри пошли другой. Спейт и Пейтел остались сторожить транспорт. Суть заключалась в том, чтобы подобраться к цели с различных направлений.

Двигались мы через густой лес. Одна единственная напуганная крикливая куропатка могла выдать наше присутствие, поэтому шли мы налегке. Мы спугнули небольшое семейство оленей, но те исчезли из нашего вида, поэтому мы решили, что всё в порядке. Где-то справа в небо взмыла, крича, стая голубей; очевидно, группа Бейтса двигалась менее скрытно, чем мы от них ожидали.

Когда мы вышли к опушке леса, то легли и поползли прямо по сырым перегнившим листьям, держа винтовки перед собой. Вскоре Мак вскинул руку, и мы замерли. Он достал бинокль и пару минут изучал пейзаж перед лесом, затем передал бинокль мне.

— Что видишь, Киган?

Я взял бинокль и осмотрел полигон и арсенал территориальной армии Кента и Сассекса.

Между нами и комплексом тянулся решётчатый забор. В одной его секции прямо перед нами торчал сгоревший седан, видимо, это результат чьей-то безумной попытки тарана. Корпус машины был испещрен дырками от пуль. Мест возможного проникновения было немало; забор представлял собой слабое препятствие, в нескольких местах он завалился, однако состояние автомобиля говорило о том, что в какой-то момент комплекс серьёзно оборонялся. До сих пор ли?

По правую сторону от нас располагалось стрельбище. Кирпичная траншея выходила на длинную полосу травы с широкой песчаной насыпью в дальнем конце. Прислонившись к песку, стояли выцветшие изодранные изображения бумажных солдат, прибитые скобами к деревянным доскам. Многие упали, другие висели под причудливыми углами, будто пьяные. И окопы, и насыпь представляли собой отличное укрытие, как для нападающих, так и для обороняющихся.