Вечные каникулы

Глава пятая

По пути домой никто особо не разговаривал, все пытались переварить произошедшее. Вскоре я узнал, что урок, который остальные извлекли из того дня, был столь же прост, сколь и глуп: Мак — командир, он суров и холоден, и если держаться его, всё будет хорошо. В тот день Грин, Зейн, Вольф-Барри, Пейтел и Спейт стали, в той или иной степени, преданными последователями Мака, его основой, и самой большой проблемой для всех прочих.

Какой урок извлёк Бейтс, я так никогда и не узнаю, но на обратном пути в школу это был не тот человек, что отправлялся с нами утром. Раньше он выглядел сломленным, теперь же он превратился в тень.

Когда мы вернулись в школу, нас с Грином отвели в лазарет, где Матрона нас вытерла, зашила и перевязала. Грину она разрешила уйти, у него была только мышечная рана, но моё ранение оказалось достаточно серьёзным, чтобы уложить меня в койку. Матрона предупредила, что в процессе заживления болеть будет ещё сильнее, и если я хочу полностью восстановиться, я должен любой ценой не пытаться расчёсывать шов. Мне был предписан недельный постельный режим и ещё две недели на инвалидном кресле потом.

На второй день моего пребывания в лазарете меня посетил Мак.

— Хотел винограда тебе купить, но его весь распродали. — Он рассмеялся собственной шутке, а я выдавил ухмылку.

Он придвинул стул к моей койке.

— Послушай, Ли, всё, что ты там сделал — рисковал жизнью, получил ранение, спасал Грина, захватил того сраного снайпера — это всё по-жесткачу, конечно. Полагаю, ты здесь — самый суровый человек. После меня, конечно. И ты реально умеешь стрелять.

«Льстишь теперь?».

— Остальные парни верны мне, и всё такое, но они ни разу не Эйнштейны. Если я собираюсь всем тут управлять… — вот так запросто он признал, что намерен подвинуть Бейтса. — …значит, мне нужен лейтенант, заместитель, кто-то, кому я смогу доверить свой тыл, когда дела пойдут скверно. Кто-то инициативный. И я решил, что это ты, браток.

«Твою же мать. Ладно, осторожней, обдумай всё. Мак не глуп. Он знает, как держать врагов ближе к себе, так что, возможно, он осознаёт меня, как угрозу и просто хочет за мной приглядывать. В то же время, мне тоже нужно за ним приглядывать, именно потому, что я и есть угроза. Опять же, если я его доверенная правая рука, будет проще хранить от него тайны, свергнуть его и угомонить. Проще и намного опаснее».

От попыток разобрать все те шестеренки, что приводил в движение этот разговор, у меня разболелась голова. Но, строго говоря, выбора у меня не было.

— Ого, Мак, не знаю, что и сказать. Я только в пятом классе, а остальные уже шестиклассники. Не думаю, что им понравится, что я ими командую.

— Я о них позабочусь. Они будут делать, что я скажу.

— Лады, что ж, ого. Эм, да, мне льстит, что ты считаешь меня подходящим человеком, и я постараюсь тебя не подвести.

— Так, ты возьмёшься?

— Да, погнали. — Отличное сочетание сдержанности и энтузиазма. Пора выходить на сцену.

Мак протянул руку и я пожал её. Я ожидал предупреждения, наклона и шипения: «но если ты…». Этого не случилось. Возможно, он был искренен. Он улыбнулся.

— Ну, тогда, всё. Теперь тебе надо поправляться, и потом мы начнём по-настоящему разгребать весь этот ебучий бардак.

— Что ты задумал?

— О, увидишь, увидишь.

«Ага, — подумал я. — Конечно, увижу». * * *

После нескольких дней, проведённых в гуще событий, было весьма странно оказаться в коконе лазарета, пока вся школа превращалась в военный лагерь, и Мак вместе со своими новоявленными поклонниками принялись расхаживать по Замку, словно это была их собственность. Что, с учётом того, что они были единственными, кому дозволялось носить оружие, так и было. Вскоре они начали назначать наказания за мнимые нарушения — построение, порка, бег кругами перед завтраком. Вскоре начали появляться более изобретательные и жестокие кары. Начались издевательства.

Ко мне регулярно приходил Нортон и держал в курсе происходящего, а я смог передать ему пистолеты и патроны, чтобы тот их спрятал в безопасное место. От него же я узнал, что в подвале Замка оборудовали новую оружейную комнату, с постоянной вооружённой охраной. Бейтс и Мак носили пистолеты, а остальные старшие офицеры ходили с винтовками.

— Веришь, нет, Хаммонд начал преподавать, — сообщил мне Нортон. — Всякое по выживанию, типа, очистки воды, как ловить и свежевать кролика, разводить костёр, всякое такое. Как будто вернулись времена бойскаутов. А, ещё у него полно DVD с жуткими старыми телешоу о выживших после чумы, и он заставляет нас это смотреть, а потом «обсуждать вопросы». — Он зевнул. — Но это не самое лучшее, — продолжал он. — Он создаёт памятник. Он его ото всех прячет, но зная его, это будет идиотская скульптура в стиле модерн. Шар с дыркой, или вроде того. Короче, на послезавтра он запланировал грандиозную церемонию открытия, так что повезём тебя туда на инвалидном кресле.

— С трудом скрываю свой восторг, — произнёс я.

Я поведал Нортону о событиях в центре территориальной обороны, и он согласился с мыслью, что Мак становится серьёзной проблемой. Если бы дело было только в Маке, мы бы прогнали его при помощи оружия, или сделали чего похуже. Но сейчас, когда при нём целая банда последователей, угомонить его будет намного сложнее. Нам придётся быть хитрыми, выжидать, собирать вокруг себя других мальчишек, которые помогут нам в назначенный час.

— Самая большая проблема сейчас — это Уайли, — сказал Нортон. — Он увлёкся младшей сестрой Анвина, и отказа он не примет. Он уже позволял себе парочку непристойных выражений, пока он не угрожает Анвину оружием, но, полагаю, это лишь вопрос времени. — Он замолчал и обеспокоенно посмотрел на меня. — Ей тринадцать лет, Ли.

— А как на это реагирует Мак?

— Считает всё это забавным.

— Слушай, тебе удобно носить оружие самому?

Нортон выглядел удивлённым.

— Мне? Ну, да, наверное.

— Хорошо, тогда найди способ носить «Браунинг», не на виду, и приглядывай за Анвином и его сестрой. Если дела пойдут скверно, тебе придётся вмешаться. Только, слушай — главное, не на виду у всех. Если сможешь что-то сделать — делай, если же будет риск — не делай ничего.

Я был потрясён собственными словами, но если моё предложение и шокировало Нортона, виду он не подал. Либо отчаяние, вызванное ситуацией, ещё не до конца угнездилось в нём, либо он оказался более хладнокровен, чем я предполагал.

— Бог знает, что Мак с тобой сделает, если узнает, что ты угрожаешь одному из его офицеров, — продолжал я. — И нам нужно приглядывать за всей ситуацией. Мак — наша основная цель, и нам нельзя делать ничего, что могло бы выдать наши планы по его устранению.

— У нас есть планы?

— Эм, нет, пока нет. Но будут. Ждём и наблюдаем. Большие планы. Схемы, даже заговоры.

— Мне нравится добротный заговор.

— Ну, вот.

Одновременно с укреплением нашей дружбы с Нортоном при помощи заговора, мои отношения с Матроной становились всё ближе. Я сидел рядом с ней, пока она занималась утренними операциями, а она начала обучать меня основам первой помощи и медицины.

В штабе теробороны мы нашли не только оружие. Во время экспедиции за оставшимися патронами Бейтс приказал обыскать всю территорию, и мы нашли отлично оборудованный медицинский центр, содержимое которого было собрано и передано Матроне. Она была в восторге от того, что теперь у неё есть подходящие обезболивающие, антибиотики, перевязочный материал и всё прочее. Надолго всего этого не хватит, но на какое-то время можно расслабиться.

Поэтому днём я помогал ей каталогизировать имущество, а она рассказывала мне о свойствах каждого лекарства. На всякий случай, я записывал каждое лекарство, имевшее успокоительные или стимулирующие свойства.

Помимо этого мы обсуждали книги, фильмы и музыку. Она никогда не говорила о своей семье или жизни за пределами школы, но тогда я ни разу не видел, чтобы она покидала школу, даже по выходным. Возможно, за пределами школы, у неё не было никакой жизни.

Иногда, каким-то образом, нам удавалось вдоволь посмеяться. * * *

Мистер Хаммонд был популярным учителем. Он ожидал, что при его появлении, класс будет вставать, на занятия он надевал длинную чёрную мантию, и иногда возникало ощущение, что были времена, когда он жаждал вытащить мальчишку за вихры, поставить посреди класса и как следует ему всыпать раз шесть, как бывало в те времена, когда он был моложе. Но он нравился нам, мы уважали его, поскольку всегда знали, чего от него ожидать. Правила на его уроках были просты и понятны, он никогда не терял терпения, и никого никогда не наказывал просто, потому что у него не задался день — если уж вы и добивались от него наказания, он всегда делал так, чтобы вы знали, почему.

Его занятия были интересны, если не увлекательны, и его навязчивая страсть ко всему современному в искусстве означала, что любой, кто ищет просвещения в таких мирских вещах, как рисование или скульптура, мог ощутить его разочарование от необходимости преподавать то, что он считал отсталыми, и не относящимися к делу навыками. Кубизм и абстракции Генри Мура — вот, ради чего он жил. Честно говоря, я всё это считал бессмысленной претензионной чушью, но трудно не сочувствовать тому, кто так искренне увлечён своим делом.

Он учился здесь сам, и вернулся преподавать сразу же, как получил диплом, так что, не считая первых пяти лет, да трёх лет в колледже искусств, он провёл в Замке всю свою жизнь. Он был стариком, который уже давно должен был выйти на пенсию, но он настолько прочно вжился в это место, что никто и представить не мог, чтобы он ушёл. В семьдесят пять лет он по-прежнему преподавал искусство, и намеревался заниматься этим до самой смерти.

Хоть он и был самым старшим учителем, он никогда не оспаривал власть Бейтса, не того типа это был человек. Казалось, он был рождён для того, чтобы преподавать навыки выживания в постапокалиптическом мире, и я сожалел, что не мог посетить хотя бы один его урок. Нортон поведал мне, что уже набралась довольно крупная группа мальчишек, которые безмерно его обожали. Он играл для них роль дедушки и они упивались этим. В конце концов, Мак был не до конца доступен, а Бейтс, несмотря на его первоначальное взаимопонимание с младшеклассниками, становился всё более отчуждённым и изолированным.

В некотором смысле, можно сказать, что за очень короткое время Хаммонд твёрдо занял ту позицию, которую занимал многие десятилетия до Отбора — место сердца школы, её совесть и доброту.

Ну, и разумеется, в нашем дивном новом мире таким вещам места не было. * * *

Первый зимний снег выпал в ночь перед грандиозной церемонией открытия, заставив всю школу и окружающую территорию блестеть и сиять. Пришёл Нортон, чтобы одеть меня в форму ОКО, что было необычно, однако я ничего не сказал. Вместе с Матроной они пересадили меня в инвалидное кресло. Нога постоянно болела, глухая пульсация, переходящая в острую агонию при малейшем движении, однако при отсутствии полноценного медобслуживания кто-то из мальчишек соорудил горизонтальную подпорку при помощи подушек и палок, на которую можно было бы опереть ногу, так, что едва меня усадили, я мог кататься без постоянных криков. Это было плюсом.