Нерожденный (Рождество Слотера)

Optimus
Нерожденный (Рождество Слотера)

НЕРОЖДЕННЫЙ

("Рождество Слотера")

- Рождество, - фыркнул Иоганн Ренодо и театрально закати глаза. - Не, вы только подумайте, Рож-де-ство...

Это был крупный человек с широченными плечами ярмарочного силача и лицом холеного денди. Его подбородок был не просто выбрит - тщательно выскоблен, а кончики усов любовно нафабрены и лихо загнуты. Женщины и иные мужчины были от него без ума, а Ренодо нравилось нравится.

- Простым людям по душе, мессир, - пожал плечами Ламар Кейси. - У них не так много светлых пятен в жизни. Мне кажется, церковь все удачно придумала.

- Но как звучит! - воскликнул владелец "Хроник Ура", самой тиражной газеты Блистательного и Проклятого, энергично размахивая в воздухе кружкой с дымящимся глинтвейном. - "Рождество". Мы празднуем рождение неродившегося ребенка! Это не просто противоестественно, это... еретично!

- Мессии, - педантично поправил Кейси. - Мы празднуем рождение Мессии, мессир. Сына человеческого, но посланника Небес, которого Творец изберет, чтобы решить судьбу нашего мира... Когда придет время.

Несмотря на молодость, протеже Ренодо был юношей рассудительным, а длинный шрам почти через всю щеку и пронзительный взгляд исподлобья прибавляли ему зрелости. Ламар Кейси заметно уступал богатырю-редактору ростом и шириной грудной клетки, однако же был ладно скроен и крепко сшит, а улицы Ура успели преподать ему пару неплохих уроков жизни и на порядок больше уроков фехтования.

- Человека, который не родился, - упрямо гнул свою линию Ренодо. - Который может прийти и через год, и через сто лет... а может и не прийти вовсе, если мы неправильно поняли Канон. Я ощущаю в этом некое мракобесие. Никогда не понимал всю эту Реформацию, затеянную церковью. Кресты вместо священных квадратов, упрощенные службы, ограничение индульгенций, расширение полномочий малых капитулов... В религии стало больше политики, чем обрядов!

- Главное, чтобы не стало меньше веры, - убежденно сказал Ламар и слегка улыбнулся. Шрам придал улыбке саркастический окрас.

Будучи принят под крыло Ренодо по рекомендации отца, юноша искренне старался стать хорошим журналистом, но даже под личным наставничеством редактора "Хроник" не преуспел в упражнениях с пером. Тем не менее эти попытки позволили Кейси обнаружить и развить в себе иные таланты, которые его покровитель находил вполне полезными.

Эти таланты требовались уже после того, как очередной выпуск скандального издания оказывался на улицах и в салонах.

Дело в том, что те, кто берется утверждать, будто перо всегда сильнее клинка просто не встречался на темной улице с парой-тройкой головорезов, прикрывающих лицо полями шляп и полами плащей. Люди, работавшие в "Хрониках", к числу таких счастливчиков, увы, не относились: профессия регулярно сталкивала их с разъяренными "критиками", намеревавшимися клинками внести правки в нацарапанное перьями, и вот тут Кейси получал возможность проявить себя.

И неплохо справлялся.

- А если ребенок родится летом? - неожиданно воскликнул Ренодо. - Что тогда? Ведь ни в Священном Каноне, ни в апокрифах ничего не говорится о времени года, в которое придет Мессия...

- Тогда церковь проведет очередной Собор и просто перенесет праздник на лето, - пожал плечами Ламар. - Но сейчас середка зимы выбрана удачно. Лютуют морозы, паства все больше сидит по домам, бережет тепло; женщины работают, а мужики напиваются. А если все равно пить, то почему не делать это с позволения и благословения церкви? Тот, кто придумал сей праздник был умен... И он уже начал обрастать традициями, а это - хороший признак. Вы слышали, что люди стали украшать дома еловыми лапами?

Ренодо фыркнул в кружку.

- Пффф... "традиции". Заимствование! Они стащили этот ритуал у арборийцев. Когда рождается ребенок, те увешивают еловыми ветками окна и дверные косяки. Считается, что их иголки колют и отгоняют злых духов. Они бы еще домой елки тащили!

Немногие во всем Блистательном и Проклятом мог поспорить с Ренодо эрудицией, и Ламар не стал протестовать. Он налил глинтвейна себе и пригубил его, оставаясь стоять на ногах. Молодой человек чувствовал себя немного неловко от того, что приходится принимать такого блистательного и богатого нобиля в скромной съемной квартирке на окраине города.

Впрочем, Ренодо, как истый аристократ, обладал способностью чувствовать себя как дома везде, куда его заносило, ибо снобизм и заносчивость напоказ - для нуворишей и выскочек, а настоящего аристократа определяет приспосабливаемость к обстоятельствам и обстановке.

- Рождество, - в очередной раз повторил Иоганн и покачал головой. - Благословленный церковью праздник в честь неродившегося младенца. Подумать только.

Он понес кружку к губам и сделал большой глоток.

Ламар Кейси слегка прищурился.

- Такое ощущение, что у вас какое-то предубеждение против... неродившихся младенцев, мессир.

На лице Иоганна Ренодо неожиданно появилась широкая улыбка.

- Как раз наоборот, мой друг. Как раз наоборот...

Он развязал шейный платок и поудобнее откинулся на спинку единственного кресла в комнате, покручивая ус. Ламар подтащил к столу тяжелый, грубо сколоченный табурет и присел рядом, настраиваясь на долгую занимательную историю.

***

- Все началось... да вот почти год назад, в канун Рождества и началось. Тебя, Ламар, я, помнится, как раз отослал разбираться с проблемами Эддарда Найлза, которого вовсю разыскивали люди маркиза О, чтобы доходчиво, обстоятельно и крайне болезненно изложить свои претензии относительно последней публикации.

Помню, был уже поздний вечер, и людей в здании "Хроник" почти не осталось. Я сидел в своем кабинете и с пером в руках вычитывал гранки очередного номера, когда в дверь постучали.

- К вам посетитель, м`сье, - просунув голову в кабинет сказал Эжен, наш старый наборщик и единственный порядочный лютецианин, какого я только знаю. - Из господ. Он говорит, что ваш друг и очень... настаивает.

Я отложил бумаги и заинтересованно посмотрел на него.

- Нетерпеливые друзья в столь поздний час? Это или беда, или большая сенсация, Эжен. А скорее и то, и другое. Что ж, пусть войдет.

И незваный гость вошел.

Признаться, я не сразу узнал его: шаркающая походка, опущенные плечи, согбенная спина. Ни следа от выправки и осанки.

- Иоганн, - сказал вошедший. - Я все удивляюсь, как хорошо ты сохраняешься для наших-то лет.

- Бенедикт?

Визитер слабо улыбнулся и сделал неопределенный жест рукой. Я поднялся и поспешил заключить его в объятья.

Бенедикт Уоррик, нынче больше известен граф Суззcкий, но я, да и твой отец, знали его просто как майора Уоррика. Наш полк тогда состоял из одного батальона, и все же командование посчитало нужным навязать полковнику Монро сразу двух майоров. Как водится, один оказался хорошим, а другой - изрядной сволочью.

Хорошим был Бенедикт.

Вояка из него вышел так себе, однако он старался быть справедливым, ценил своих людей и как мог о них заботился. Чином капитана я во многом обязан именно рекомендациям Бенедикта. Кроме того, он дважды выступал моим секундантом на дуэлях, зная, что при этом рискует своей карьерой. Из этого и выросла наша дружба.

Увы, в последнее время мы виделись редко.

Уоррик, человек по натуре тихий и непритязательный, предпочитал проводить время в своем имении в Суззе, подальше от интриг и соблазнов большого города, наслаждаясь провинциально пасторалью и наезжая в Ур лишь изредка, дабы лично проверить - не проворовались ли вконец поверенные и управляющие? Лишь полгода назад граф с семейством все же перебрался в метрополию, чему имелась своя причина - дочь Бенедикта начала входить в цвет, и (как шепотом жаловался он сам) супруга настояла: искать варианты для удачного марьяжа следует только среди столичных нобилей!

Застигнутый врасплох поздним визитом, я замялся, торопливо подыскивая в уме ритуальные светские фразы и дежурные воспоминания об армейских деньках, но Бенедикт избавил меня от ненужных расшаркиваний.

- Мне нужна помощь, Иоганн, - сказал старина-майор, крепко взяв меня за руку. - Очень нужна.

Так и подумал сразу! В конце концов, не брачное же объявление подавать он заявился практически на ночь глядя. Явно случилось что-то нехорошее.

Я с трудом подавил вздох.

Если граф Суззский вляпался в какую-то сомнительную историю, а мои журналисты ухитрились ее раскопать, мы оба оказывались в щекотливом положении. Отказать старому другу сложно, но в то же время я не отношусь к числу людей, способных закрывать глаза по знакомству. Это даже не личное, а профессиональное!

Одолжение здесь, одолжение там, и завтра будет просто невозможно издавать газету в таком городе, как Ур, где все, кто что-то значит, знают друг друга в лицо.

- Бенедикт, если кто-то из моих писак...

Уоррик, не дослушав, замахал руками:

- Дело не в них, мой друг. Вернее, не только и не столько в них. По правде сказать, сейчас я не знаю, за что больше опасаться: за репутацию моей семьи, или за ее безопасность. Иоганн, все дело в Олетте. Она...

Олеттой звали единственную дочь Бенедикта.

Поздний, практически уже нежданный ребенок, в котором граф и его супруга, леди Сесилия, просто не чаяли души. Последний раз я видел ее как раз полгода назад во время переезда семейства Уорриков в Ур. "На зимние квартиры", как бесхитростно сострил отставной майор. Девочка и в самом деле расцветала, так что волнения ее матери были вполне уместны и понятны.

И пусть Олетте не досталось писанной красоты ее бабушки, хорошая наследственность, живость ума и характера, а также неповторимая свежесть, свойственная лишь чистой юности, сообщали ей совершеннейшее очарование. Солидное же придание, равно как и титул отца, наследуемый первенцем мужского пола, обещали достойную партию и беззаботное будущее: с балами, официальными приемами, выходами в свет и выводком ребятишек, скрашивающих осень жизни.

Простые планы, нехитрый житейский расчет. Только если бы все продолжало воплощаться в жизнь, как задумали родители Олетты, Бенедикт Уоррик вряд ли стоял бы сейчас в моем кабинете с именем дочери на устах. И уж, наверное, не выглядел бы так, точно спал от силы пару часов за последние несколько суток.

Признаться, я не был удивлен. В отличие от папаши-Уоррика мне точно известно, что юные девушки склонны к сумасбродствам, продиктованным разгулом гормонов, ошибочно принимаемым ими за истинные чувства. Нет глупости, на которую не решится девица, втемяшив себе в голову, будто она влюблена по-настоящему. Вопрос в том, какая именно глупость выпала на долю моего старого армейского товарища.

Назойливый поклонник из числа сильных мира сего? Шантажист, завладевший личными письмами? Любовная интрижка с человеком не ее круга? Может быть даже тайный брак?

Десятки подобных историй ежемесячно становились достоянием общественности, благодаря моим "Хроникам". Честь респектабельных семей втаптывалась в грязь, скандалы гремели на всю столицу, наемные бретеры атаковали редакцию, пытаясь кровью вымарать написанное чернилами... а потом все неизбежно возвращалось на круги своя.