Бета-версия

03. DLC: Ржавая

(за 13 месяцев до…)

— Ржа-а-авая! — радостно восклицает Бакс и шагает мне навстречу с распростертыми объятиями. — Обнимашки, детка!

Каждый раз, когда он так здоровается, кажется, что мои кости вот-вот захрустят. Здоровенный крепкий мужик, руки которого забиты татуировками. Не новомодными флуоресцентными, не безболезненными лазерными. Реальные чернила, занесенные в кожу при помощи роторной татуировочной машинки. Бакс… он похож на какого-то криминального авторитета из старинных, ещё плоских фильмов. Сломанный и неправильно сросшийся нос, изъеденное мелкими шрамами лицо: один над бровью, несколько хаотичных белых рубцов на левой щеке, шрам на подбородке, тянущийся вверх, словно маленькое растение-вьюнок, и замирающий в миллиметре от нижней губы. Пятно ожога на правой щеке, ближе к виску. Слегка опущенное, будто натянутое веко левого глаза, от которого также отходит тонкая, бледная ниточка шрама. Он и сам по себе бледный как смерть, но рубцы на лице всё равно контрастируют с цветом его кожи.

— Убери лапы, — говорю ему.

Нет, он действительно настолько рад меня видеть. Никакого сексуального или иного подтекста. Но мне сейчас не до того, чтобы разделять с ним радость от собственного возвращения.

— Извини, — бормочет он и отстраняется, чтобы тут же услужливо отодвинуть стул.

Я присаживаюсь и тыкаю пальцем в сенсорник разносчика, выбирая напиток. Робот, весело пискнув, уносится в сторону барной стойки.

— Знаешь, Бакс, — вынимаю из кармана системный узел и кладу на стол, — я, наверное, немножко отдохну. Так сказать, возьму отпуск.

— Да не вопрос, — кивает он, одной рукой пододвигая ко мне сигареты, а второй отодвигая от меня узел. — Ты последний месяц и без того на износ…

— Там была какая-то незнакомая система защиты, — перебиваю его.

— Вот как?

— Вот. Так, — я вытаскиваю сигарету из пачки. — И я не знаю, сколько она успела слизать данных.

— Да брось, — успокаивает меня Бакс, поднося зажигалку к кончику сигареты. — Узел был голый, я лично проверял. И больше в паутине не появится.

— Знаю, — киваю я, — причина не в палеве.

— Ну а в чем тогда?

— Вот, — кладу руку на стол кистью вверх.

— Ах ты ж…

Бакс наклоняется к кисти и изумленно разглядывает чип.

— Это чего с ним?

— Дефы, — говорю я и затягиваюсь.

Сигареты, конечно, так себе. Водоросли с богатым содержанием никотина. Наверняка китайские. Китайцы, несмотря на то, что оказались рядом с эпицентром заварушки, не сдали позиций и заново стремятся завоевать мир.

— А-хре-неть! — растягивает слово Бакс. — А ты в курсе, что воздействие на имплантированное железо запрещено законом?

Бакс имеет в виду, что использование программного обеспечения, выводящего из строя бионейромеханические импланты, карается строже, чем убийство или подпольная установка этих самых имплантов. Но это при условии, что ты законопослушный гражданин.

— А ты в курсе, что слизывать информацию, находящуюся в закрытом доступе, запрещено законом? — парирую я.

— Согласен, — кивает Бакс. — Не наш вариант.

Приезжает разносчик. Я снимаю виски с подноса. Кубики льда позвякивают, касаясь стенок стакана. Отпиваю, ставлю на стол, снова затягиваюсь и, выдыхая дым, повторяю:

— Я в отпуск. Пока не заживет.

— Слушай, Ржа, не занимайся ерундой, — возражает Бакс, разглядывая красную опухоль вокруг вживленного в мою кисть чипа. — Сначала тебя нужно показать Медузе. И желательно прямо сейчас. А потом уже вали в свой отпуск.

Медуза — это тот самый подпольный медик, которого, если узнают, чем она занимается, мгновенно изолируют от общества. Что именно сделают с Улле Зино — так её зовут, потому и Мед. У.З. а, — достоверно не знает никто, но версии ходят разные. И большинство из них звучит правдоподобно и омерзительно. Корпы с каждым днем имеют всё больше влияния, поэтому многое может оказаться правдой.

— Обойдется, — говорю я и тушу окурок в пепельнице.

— Вот ты дурная, Машка, — возмущается Бакс. — Сгоняй, пусть она тебя потестит. Это ж чип! Куда без него?

— Мне через весь город переть, это как минимум две пересадки, — объясняю Баксу. — Я, пока к тебе добиралась, за проезд расплачивалась, чуть не сдохла. Чип к валидатору подносишь и такая подача, будто руку до локтя в мясорубку засунули. Подумала, случайность, но проверила в столовке — аналогично. Так что, я манала на другой край города с такими сложностями ехать.

— Я тебе дам человека, — успокаивает Бакс, — по его чипу прокатитесь. Не спорь.

И я не спорю.

Говорю только:

— За вискарик заплати. У меня это… — и машу перед его лицом рукой.

Я и сама понимаю, что с моим чипом что-то не так. Не будет чипа — будут вопросы. А у меня нет ответов на них. По крайней мере, правдоподобных. И поэтому я еду с забавным пареньком, которого приставил ко мне Бакс, на другой край города.

На входе в тату-салон нас уже встречает Медуза. Салон вполне рабочий и татуировку там можно нанести на любой срок, любой из красок и любым методом. Бакс наверняка набивал свои узоры именно здесь. Но тату-салон — всего лишь прикрытие для более сложных манипуляций с телом, о которых гарантированно не знают даже мастера, в нём работающие.

— Я в курсе, Ржа, — кивает Медуза, когда я открываю рот, чтобы объяснить, кто я и зачем здесь. — Бакс всё озвучил.

Затем она поворачивается к парнишке, сопровождавшему меня, и спрашивает:

— Арахнид?

— Да, — коротко кивает тот.

— Пройдешь два здания вниз по улице, потом направо, — инструктирует его Медуза. — Там двадцать восьмой человейник и пристройка-клуб. «Неограф», кажется. Ваши там. Через час возвращайся. Нечего тут мельтешить.

Парнишка кивает и, спрятав руки в карманы, прогулочным шагом отправляется в указанную Медузой сторону. Меня же она ведет через салон в подсобное помещение, жмет на какую-то кнопку и пропускает перед собой в открывшийся проём.

— Вниз, — говорит она, когда дверь сзади с тихим шипением закрывается, а ступени подсвечиваются мягким синим светом.

Мы спускаемся в подвальный этаж и попадаем в настоящую операционную, облицованную кафелем. Вдоль стены стоят стеклянные шкафы с инструментами, флаконами, упаковками пилюль. В центре металлическая кушетка, над которой нависла мощная разнопотоковая лампа. Медуза протягивает руку к ней и сенсор отзывается миганием, активируя все восемь световых ячеек.

— Ложись, — командует Улле, пододвигая пластиковую стойку на колесах к кушетке. — Руку вытяни вот сюда.

Она отходит к стеллажу, берет прибор, внешне похожий на «Диагност-А», и включает его, зафиксировав над моей кистью. Затем вынимает из пазов две световых ячейки и располагает их так, чтобы они освещали чип.

— Больно не будет, — говорит Медуза и начинает колдовать над монитором.

Действительно, не больно. Только легкое покалывание, словно я отлежала руку и сейчас чувствительность только-только начинает восстанавливаться. У Медузы сосредоточенное лицо. Она что-то бормочет себе под нос. Невнятное.

— Ну, что там?

— Четвертый случай, — отвечает она. — Не смертельно, но тенденция наводит на мысли.

— О чем?

— Те трое, как и ты, работают на Бакса, — пожимает плечами она. — Тебе где чип перешили?

— Перешили?

— Ну да. Перешили, — кивает она. — Сейчас извлеку биометрию, накачу оригинальную прошивку и залью биометрию обратно.

— На что перешили?

— Чуть разогнали. В рамках самого чипа это немного, но для сращенных с нервами железок достаточно, чтобы организм перестал считать имплант частью себя и начал его отторгать.

— Твою мать…

— Говорю же, не смертельно и исправимо.

— Так где ты так встрять-то умудрилась?

— «Кристалис».

— Те трое тоже.

Некоторое время Улле молча колдует над доской, прописывая команды, затем надевает перчатку-манипулятор и взгляд её становится пустым. Если бы не подергивание руки в перчатке, то можно было бы подумать, что она не живая.

Уходящие в виртуалье почти всегда выглядят одинаково. Человек, способный контролировать своё нахождение там и одновременно присутствовать в реальности, — редкость. Очень большая редкость. У Иганта есть задатки, но он заядлый геймер и ему не интересно раздваиваться. Он, наоборот, стремится погрузиться в игру максимально. Мне, порой, кажется, что в реальности он отбывает. А в игры уходит, чтобы по-настоящему жить.

— Готово, — сообщает Медуза и отключает «Диагност-А».

Чувствую, как покалывание в кисти сходит на нет.

Медуза тем временем возвращает в пазы световые ячейки и гасит всю лампу, проведя над сенсором рукой.

— Можешь вставать, — разрешает она, отходя к стеклянным шкафчикам.

Разглядываю выпирающий из руки чип. Краснота вокруг него никуда не делась. Но нарывающей пульсации я не чувствую.

— Вот, — возвращается ко мне Медуза, протягивая флакон спрея размером с карандаш. — Трижды в день брызгай, пока краснота не спадёт. И две недели никаких валидаторов и коннекторов.

Я киваю.

— Есть кому за тебя расплачиваться?

Киваю ещё раз.

— Ну и славно. Прошу — говорит Улле и картинно простирает ладонь к лестнице: — прошу.

Когда мы поднимаемся по ступенькам и оказываемся в тату-салоне, Медуза, как бы невзначай, добавляет: — Ещё один контакт с такими вот дэфами и про объёмную сеть можешь забыть. Спроси себя, готова ли ты до конца дней елозить пальцами по доске?

Я отрицательно мотаю головой.

Парнишка, которого Бакс отрядил в сопровождающие, стоит у входа, подпирая стену, спрятав руки в карманы.

Зову его кивком:

— Пойдем.

Тот отлипает от стены и лениво шагает рядом.

— Ты чойсер? — спрашивает он, когда мы подходим к остановке.

— Иногда.

— Я тоже хочу в чойсеры. Но Бакс говорит, что я молодой ещё, — не то жалуется, не то просто сообщает он. — Вот и тусуюсь с арахнидами. Жду.

— Чего ждёшь?

— Не знаю. Может, случая подходящего.

Некоторое время мы стоим молча, в ожидании воздушки, а когда она подплывает и мы заходим внутрь, я падаю в кресло, пока он расплачивается, а когда садится рядом, говорю ему:

— Нехер там делать, в чойсерах.

Воздушка пуста, кроме нас в ней никого, поэтому я говорю без опаски.

— Почему? — изумляется он.

Ещё бы. В его глазах я крутой обитатель паутины. На самого Бакса работаю. А он кто? Арахнид на побегушках. И банда дурная и принципы идиотские. Борьба за чипирование. Говорят, когда-то были кожеголовые, проповедовавшие превосходство белой расы над другими. Арахниды, на свой манер кожеголовые. Только проповедуют не превосходство расы, а превосходство чипированых. Мол, те, кто отказывается от имплантов, тормозят прогресс. Ну дичь же несусветная. И парнишка это понимает. Но, ему хочется подвигов и приключений, а не проедать безусловный доход из недели в неделю.

— Потому что нехер там делать.

Как ему объяснить, что за красивой вывеской легенды о рыцарях виртуалья, борющихся с корпорациями, скрываются обычные воры? Не поверит же.

— Но я способный, — заверяет он. — Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити.

— Вот и остановись на этом.

— Почему?

— Потому что, — я собираюсь с мыслями и продолжаю: — Потому что воды по нормам хватает и без ваших взломов.