Четырнадцать дней для Вероники

День первый. Тобиас

Иквизиторов по пустякам не беспокоят и на заурядную свару соседей не приглашают, а потому за пять лет своей весьма важной, пусть подчас и нелёгкой, даже смертельно опасной службы я успел насмотреться разного. Видел проклятых, гниющих заживо, разваливающихся на мерзкие куски, пахнущие так, что и пяти минут рядом с ними провести было невозможно. Видел обращённых, отчаянно пытающихся привыкнуть к изрядно изменившемуся облику и даже в звериной ипостаси сохранить человеческий разум, не уподобиться бешеному зверью, подлежащему истреблению. Видел девушек и детей, ставших жертвами злого колдовства, распятых, растерзанных на алтарях, доводилось мне лицезреть и уничтоженные чёрной ворожбой поля, голодные, отчаянные глаза крестьян, безмолвно вопрошающие: "Как же нам жить теперь? Чем детей кормить?" Доводилось мне бывать и в городах, искалеченных, изуродованных злой прихотью какой-нибудь распоясавшейся колдуньи или опьяневшего от вседозволенности чародея. Мне иногда даже снятся эти обезлюдевшие улицы, по которым холодный ветер гоняет обрывки одежды, перекатывает пепел погребальных костров и иногда гулко и зло хлопает приоткрытой дверью скособоченного, растерянного сироты-домишки. Во сне я блуждаю по этим улочкам, отчаянно зову, срывая голос, до сбитых в кровь ног ищу... Кого? Мечась на постели в плену очередного кошмара, я точно знаю ответ на этот вопрос, порой даже вижу тонкий девичий силуэт, всполох тёмно-медных кос в окошке одного из домишек.

Напрягая остатки сил, я бегу к этому домику, хватаюсь за ручку двери, словно утопающий за протянутую ему верёвку, резко открываю дверь и... просыпаюсь. Ни разу за все эти годы мне не удалось увидеть лица этой таинственной девицы, я могу лишь предполагать, что это Вероника, моё рыжеволосое проклятие, пять лет назад исчезнувшая без следа. Я сердито встрепенулся в седле, гоня по-прежнему болезненные (и какой это болван сказал, что время лечит? Ни шиша оно не помогает!) воспоминания и поглубже натянул на голову капюшон. Не люблю дождь, особенно вот такой мелкий и занудный, способный промочить до костей, замораживающий тело и убивающий душу. Я опять сердито передёрнул плечами, снял с пояса флягу, задумчиво покачал её в руке. Во фляжке плескался забористый гномий самогон, одним глотком которого можно было запросто коня с копыт свалить. Зато и холод с мрачными мыслями это в прямом смысле слова сногсшибательное зелье прогоняло моментально. Конечно, пить перед службой не рекомендуется, но пусть уж лучше уцелевшие жители городка увидят выпившего инквизитора, чем задубевшего от холода. Тем более что от одного глотка я не захмелею и не потеряю живость и остроту мысли, да и к ведьме, учинившей злое дело, добрее не стану. Я открутил крышку, сделал небольшой глоток из фляги и на миг прикрыл глаза, чувствуя, как огненное зелье опалило рот, ожгло гортань и побежало по телу ручейками живительного пламени, истребляя хандру, мрачные мысли и никому давно уже не нужные воспоминания. Я осторожно втянул обожжённым ртом холодный влажный воздух, прислушался к себе, удовлетворённо кивнул и собирался завинтить крышку, как позади меня раздался вздох, какому и многовековые призраки позавидуют. Всё понятно, кто-то весьма наблюдательный и начисто лишённый совести заметил мой манёвр и теперь будет усиленно изображать бедного, несчастного сиротинку, умирающего от жажды, истощения и холода. Конечно, можно изобразить глухоту, но актёр из меня, признаться прямо, паршивый. Что поделать, потомственных инквизиторов не обучают плебейскому искусству лицедейства!

Я медленно повернулся, приподняв бровь, взглянул на ссутулившегося, нахохлившегося, точно воробей под стрехой крыши, зеленоглазого паренька, которого официально именовал своим слугой, а на самом деле считал самым близким другом, единственным, кому без сомнений неоднократно вверял свою жизнь. Вы спросите, к чему такая таинственность, почему я прячу своего друга? О, откровенно говоря, причин тут несколько. Во-первых, тот, кого окружающие видят заурядным, худосочным парнишкой с плутоватыми зелёными глазами, на самом деле молодой дракон и зовут его Эррихарр, правда, ему самому нравится более земной вариант: Эрик. Когда Эрик уверенно встал на крыло, глава клана вознамерился его женить, но своевольный молодой дракон, искренне уверенный в том, что если на одной женишься, остальные девицы непременно обидятся и перестанут дарить тебя своими ласками, сбежал прямо накануне обручения. Чтобы соплеменники его не нашли, дракон принял человеческий облик, но излишнее женолюбие и дерзость лишили Эрика тихой и размеренной жизни. Молодого дракона угораздило соблазнить не только жену, но и двух дочерей градоправителя, а когда устроили разбирательство, оказалось, что тремя прелестницами он не ограничился и украсил головы многих мужей развесистыми рогами. Взбешённые мужчины готовы были побить распутника камнями, но моё своевременное вмешательство спасло Эрику жизнь. Ссориться с инквизитором мало кто решается, поэтому городские рогоносцы лишь злобно сверкали на Эрика глазами да выразительно сжимали кулаки, нападать на него при мне всё же не решались. Честно говоря, я планировал вывезти парнишку из города, прочитать ему краткую напутственную речь о вреде блуда и отпустить на все четыре стороны, становиться нянькой у меня не было ни времени, ни желания. Только вот у Эрика на меня были совсем иные планы: молодой дракон быстро смекнул, что с таким покровителем ему можно не бояться не только недовольных супругов, но даже своих сородичей, а поэтому едва ли не потребовал, чтобы я взял его с собой. Честно говоря, я даже опешил от такой наглости, а пока подбирал слова, чтобы вежливо и доходчиво объяснить пареньку, куда и с какой скоростью ему надлежит двигаться, Эрик успел вывалить мне свою биографию, посетовать на суровых сородичей, душащих молодую мятежную душу, а ещё развести костёр и повесить над ним прутики с кусками мяса и грибов, вытащенными из заплечного мешка.

За годы практики я выслушал немало жалостливых историй, призванных выдавить слезу, смягчить сердце и опустошить кошелёк или избежать наказания, потому к воркотне парнишки относился довольно скептически. А вот скорость, с которой он создавал уют вокруг себя, меня весьма впечатлила, сам я, увы и ах, домовитостью не наделён. Не стану долее отнимать ваше бесценное время, скажу лишь, что после сытной трапезы я любезно предложил Эрику сопровождать меня в качестве помощника, а если он захочет, то и ученика. Молодой дракон восторженно согласился, велеречиво заверил меня в своей преданности и даже подарил мне искру собственного пламени, способного исцелить любой недуг и даже вернуть к жизни недавно умершего. С тех пор, а прошло уже три года, Эрик неотступно следует за мной, воодушевлённо играя роль простого и обаятельного деревенского паренька, слуги великого инквизитора. Эта роль не только укрывает дракона от сородичей и мстительных супругов, а их, поверьте, с каждым годом меньше не становится, но и позволяет ему безвозмездно пополнять наши продуктовые запасы и собирать всевозможные слухи, подчас абсурдные, но порой и весьма ценные. Инквизитору, в связи с тем, что он является верховным судьёй, пред которым склоняют головы даже правители крупных городов и родовитые аристократы, многого не рассказывают, а шустрый зеленоглазый парнишка угрозы не представляет, потому с ним охотно делятся как событиями семейными, так и городскими сплетнями. Тем более что Эрик, как и всякий дракон, склонный к накоплению, прямо-таки обожает собирать информацию, а потом, во время вечернего отдыха, вываливать её на меня. Признаюсь, такая вот братская привязанность молодого дракона, его азартная готовность следовать за мной куда и когда угодно согревает мне сердце и оберегает душу от убийственного холода спеси вседозволенности, неизбежной расплаты за высокое положение в обществе.

- Пьёшь, да? – Эрик нарочито сглотнул слюну, глядя на по-прежнему зажатую у меня в руке флягу. – И без меня, да?

Вообще-то наставники старательно глушат в будущих инквизиторах любые порывы угрызений совести, неустанно твердя, что у нас не должно быть привязок, мы служим справедливости и более никому и ничего не должны, никому не подсудны. Только вот глядя в эти несчастные глаза, залепленные неровно обрезанными, промокшими от дождя рыжеватыми волосами, я чувствовал себя последней сволочью, посмевшей обидеть ребёнка. В самом деле, не выпьет же Эрик всю флягу, а мёрзнет он ничуть не меньше меня, даже больше, драконы вообще весьма чувствительны к холоду. Я уже протянул другу флягу, но тут заметил хитрый блеск в глубине зелёных глаз и прикусил губу, чтобы не выругаться вслух. Вот ведь, паразит чешуйчатый, опять добился своего, манипулятор несчастный! И прекрасно знает, что назад флягу я не заберу, последнее дело давать, чтобы тут же отобрать. Что ж, умение проигрывать полезно и инквизитору, от лишней самонадеянности защищает.

- Только один глоток, нам ещё тьма знает сколько ехать.

Эрик быстро по сторонам оглянулся (серо, сыро и пустынно, жильём даже и не пахнет), плечами зябко передёрнул, капюшон поглубже натянул и кивнул коротко. Флягу у меня принял бережно, словно повитуха появившегося на свет младенца, подержал в руках, то ли грея, то ли просто наслаждаясь каждым мгновением, крышку медленно отвернул, вдохнул жадно и сделал глоток. Всего один, как и договаривались.

- Мощное пойло, - хрипло выдохнул Эрик, смаргивая выступившие на глаза слёзы, - из чего гномы его варят, интересно?

Мне как-то посчастливилось (хотя счастье, признаюсь, сомнительное) посмотреть, как готовят знаменитый самогон, и я точно знаю, что в большущий котёл, кипящий на очаге, бросают всё, что могут найти, не отделяя съедобное от несъедобного. Гномы вообще не брезгливы и искренне полагают, что после варки и жарки есть можно всё, даже старую подмётку, мышиный помёт и странные скукоженные шкурки, обнаруженные на самой дальней и пыльной полке кладовой. А уж в отношении самогона и вовсе бытует мнение, что чем больше всякой всячины добавлено, тем напиток получается чище и крепче. Рассказывать об этом Эрику я не стал, молодой дракон весьма трепетно относился к тому, что удостаивалось чести попасть в его желудок. Только вот мой друг явно устал молчать (и то сказать, я его три часа не слышал, пока он в седле отсыпался после бурной ночки с очередной красоткой) и сейчас, вернув себе вместе с теплом жажду жизни, вознамерился вывести меня на разговор.

- А куда мы едем? – прозвучал первый, как говорят, пристрелочный, вопрос.

Я помолчал, выуживая из памяти название незадачливого городка, что-то такое забавное и звучное, что очень любят стремительно разрастающиеся города с большими амбициями. Так, Разнотравье? Нет, там мы были две недели назад, городок на границе с эльфами, в котором один много возомнивший о себе маг-недоучка решил начать глобальную свару с соседями. Берендеево? Тоже не то, этот город я на всю жизнь запомню, там три тёмных колдуна объединились и начали истреблять инквизиторов, в прямом смысле слова потроша их на свои зелья и амулеты. Уф, до сих пор как вспомню это Берендеево, полученный там шрам начинает огнём гореть, если бы не помощь Эрика, который в последний момент трансформировался в дракона и сжёг колдунов, нипочём бы мне из этой переделки живым не выбраться. Я передёрнул плечами, потёр шрам на боку и выдохнул, вспомнив, наконец, название очередного попавшего в беду городка: