Непостоянная константа

4. Перелом

Не хочется верить, но кажется, в этот раз точно конец. Леви стоит рядом с Эрвином, смотрит на заслон из титанов во главе с звероподобным, видит белые лица новобранцев, сбившихся в кучу вместе с лошадьми, и чувствует удушливую беспомощность. От неё не опускаются руки, наоборот, ярость поднимается из глубины, топит всё человеческое. Глупо было считать, что они смогут избежать ловушки. Глупо было полагаться на планы, когда противник внезапно научился думать. Они снова привели людей на бойню, скорее всего на этот раз не выберутся живыми. И это даже к лучшему. Леви бросает быстрый взгляд на стену за спиной. Оттуда в небо поднимаются белые столбы пара. Там только что прогремел взрыв — Колосс трансформировался и уничтожил часть Шиганшины. Там осталась их надежда, там остался Эрен. И Микаса. Или уже нет. Леви медленно отворачивается, глядит на новобранцев. Взрывы и грохот разлетающихся домов заставляют их испуганно вздрагивать, но деревня ещё не до конца разрушена. Их прижимают к стене, чтобы добить, это понял бы и ребёнок. Все смотрят на них с Эрвином, ждут каких-то решений, и Леви рад бы тоже на кого-то смотреть и знать, что другой человек примет решение за тебя. Он душит в себе это желание, но всё же поворачивается к командующему. К другу.

— Ты убьёшь звероподобного, и тогда атака захлебнётся, — твёрдо говорит Эрвин, и от обречённости в его взгляде хочется взвыть.

— Если ты не заметил, — спокойно отвечает Леви, — между деревней и титанами двести метров свободного пространства. К нему не подобраться незамеченным.

— Если только не использовать титанов в качестве опоры, — криво улыбается Эрвин. Отводит взгляд. Секунда, и снова смотрит прямо в глаза. — Мы отвлечём звероподобного, а ты подберёшься к нему.

— Отвлечём? Как отвлечём?! — проносится ропот среди солдат. Леви смотрит, не мигая, ответ ему не нужен. Кажется, пришло время прощаться. Так даже лучше — знать, что этот разговор последний. Можно успеть смириться, напитаться ненавистью.

Разговор, который он будет вспоминать потом, если доживёт. Последний взгляд, и высокая фигура Эрвина остаётся за спиной.

Ветер хлещет по лицу, кожа полыхает, шкаф полнится, уже забитый до отказа. Как долго можно рвать душу, есть ли вообще у неё предел? Первый титан уже маячит впереди, когда слуха достигает предсмертное ржание лошадей и крики. Леви не оборачивается, незачем. Рубит, режет, стремительно стрелой несясь к цели, не замечая, как обжигает, испаряясь, кровь. В бою нет места лишним мыслям: отточенные движения, привычный уху звук рассекаемой плоти. Приятный звук.

Убивать несложно, хоть титанов, хоть людей. Неважно, какой у них рост — Леви давно доказал, что это не помеха. Звероподобный действительно застигнут врасплох, но, когда победа близка, её буквально вырывают из рук, и остаётся только бессильно смотреть, как титан уносит останки человека, сидевшего внутри. Леви бросается было следом, потом замирает. Оглядывается — тихо. Здесь, перед стеной, тихо, а там по-прежнему идёт бой. Значит, кто-то ещё жив, кого-то он может ещё спасти.

Когда Леви пересекает стену, в городе тоже становится тихо. Несколько прыжков вперёд кажутся бесконечными, пока он не замечает людей на крыше. Не замечает Микасу. Дым, забивавший лёгкие, истончается, становится легче дышать. Леви опускается рядом, смотрит на обгорелое тело, которое когда-то было Армином. У них лишь один вариант. У него он только один, и раздумывать нет смысла. Леви достаёт сыворотку, протягивает её Эрену, когда с другой стороны крыши появляется один из новобранцев, Флок, держа в руках еле живого Эрвина.

— Вы должны спасти Армина! Вы обещали! — Эрен срывается на крик, и пальцы сами собой сжимаются вокруг коробочки с сывороткой. Леви переводит взгляд на командующего — разве могут быть сомнения? Да, он слишком часто полагался на удачу, но разве хоть раз она его подводила? Разве даже сейчас тот факт, что он выжил — не удача?..

* * *

На стене гуляет ветер. Рвёт полы зелёного плаща, треплет волосы. Микаса в волнении смотрит на очнувшегося Армина, улыбается ему, находит руку и слабо пожимает.

— Что произошло? — Армин хмурится, садится, потирая висок. — Почему мы здесь?

Эрен тут же оказывается рядом. Его тихий голос уносит ветер, Микаса не прислушивается, ловит обрывки фраз и невольно поворачиваешься к застывшей у самого края фигуре. С того момента, как Армин обратился в титана, а после — в человека, Леви не произнёс ни слова. Хотя нет, слов как раз было много: распоряжения, пока Ханджи наконец получила возможность отдохнуть, отданные ровным, спокойным тоном, так или иначе коснулись всех, кроме неё и Эрвина. Их словно стёрли, размыли в чистом голубом небе над головой.

Ханджи садится на плаще, потирает бинты, скрывающие покалеченный глаз, поднимается с приглушённым ругательством и медленно подходит к Леви. Микаса хотела бы стать мухой. Невидимкой. Бесплотным духом. Только бы услышать, о чём они говорят. Но может только смотреть, как шевелятся его губы. Ханджи выше его на голову, и в какой-то момент закрывает полностью, размахивая руками, что-то доказывая. Микаса напрягает слух, хочет крикнуть всем: заткнитесь! Но даже низкий голос не слышит, только громкий, звонкий тембр Ханджи. Вскоре Леви снова показывается, точнее, его удаляющаяся спина. Следующие несколько минут он стоит в одиночестве в двух десятках метров, и плащ хлопает вышитыми крыльями, то распахивая их, то складывая вместе.

Они поступили правильно, выхода не было. Микаса знает, что и сейчас пошла бы на всё, чтобы спасти Армина. Когда Леви сказал, что вколет сыворотку Эрвину, она поначалу ушам не поверила. Задохнулась от несправедливости: почему?! Неужели он не видел, как необходимо это Армину? Неужели не хотел ему помочь? Микаса действовала, не задумываясь, на голых инстинктах, приставляя клинок к его горлу. Могла убить без раздумий, почти готова была провести меж хрупких хрящей гортани, перерезать артерию и отобрать сыворотку. Микаса помнит безумное желание пустить ему кровь, смотреть, как захлёбывается, давится ею. Тогда она чувствовала себя зверем, готовым биться за свой молодняк до конца. Упивалась этим чувством, пока не оттащили в сторону. А потом… увидела глаза Леви. Разом остывшие, жесткие. Он смотрел на неё так, как смотрят на драгоценность, которая вдруг оказалась стекляшкой.

Сейчас Леви вообще не смотрит в её сторону, и внутри рвётся что-то хрупкое, до конца не оформившееся, важное. Микаса зло выдыхает, отворачивается: он поступил бы также на её месте. Он почти так поступил.

Ещё несколько часов, пока не село солнце, они собирают тела, складывают их, растерзанные, в ровные ряды, и Леви ходит между ними, подбирая незначительные мелочи, принадлежавшие убитым. Делает пометки в неизвестно откуда взявшемся блокноте — скорее всего, достал из планшета командующего. Перебрасывается короткими фразами с Ханджи, которая упрямо ковыляет за ним. И ни разу не останавливается. Когда темнеет и из леса выезжают обозы, окружённые трепещущим светом факелов, все буквально валятся с ног. Кроме капитана, первым вышедшего навстречу.

Не чувствуя собственного тела, Микаса забирается в повозку, помогает залезть Саше, сдвигается, чтобы устроился Жан. Смотрит вперёд. В следующей повозке никто не сидит, она принадлежит командующему Эрвину. Леви едет верхом, сопровождая его в последний путь, бросая тяжелые взгляды на перемотанное тело. И снова отворачивается к дороге. Микаса начинает задрёмывать и, видимо, засыпает, когда слышит колокол, возвещающий о возвращении Разведкорпуса. Сжимается внутри, заставляя себя выпрямить спину. На рассвете город покинуло сто пятьдесят человек. Спустя сутки возвращается только девять.

Микаса слышит горестные стоны — несмотря на ранний час, кажется, весь город вышел на улицу. Вскоре они сменятся криками ликования: всё же они победили. Но сейчас дорога удлинилась, стала бесконечной, и каждый взгляд выжигает клеймо — почему ты осталась жива? Саша наощупь находит её ладонь, сжимает. В её глазах дрожат слёзы, губы кривятся, но она держится, глядя прямо перед собой. Кто-то назвал бы это удачей, Микаса подозревает — так и есть. Единственный, кто выжил не вопреки, а благодаря, едет сейчас впереди отряда, равнодушно взирая на толпу. Пряча эмоции под фарфоровой маской ледяного спокойствия. Леви не зря называют лучшим в мире воином. Скольких титанов он убил сегодня в одиночку? И сколько людей спас, остановив звероподобного? Гордость против воли горит внутри, когда Микаса смотрит в его сторону.

За городом вновь ускоряются, спеша как можно скорее оказаться в замке. Когда повозки въезжают во двор, Саша тихо стонет от облегчения. Бормочет что-то о горячем душе, тёплой постели и большом куске мяса под подушкой. Микаса впервые полностью с ней согласна, только без мяса. Хочется упасть и спать несколько суток без перерыва. Забыть обо всём, что случилось, проснуться в новой жизни, в новом мире.

— Рядовые Аккерман и Йегер, следуйте за мной.

Из темноты выступают двое солдат, едва Микаса и Эрен ступают на землю.

— По приказу капитана Леви вы арестованы за нападение на офицера.

— Что?! — кричит Эрен. Армин тут же оказывается рядом, за его спиной встают Жан, Саша и Конни.

— Не спорьте, — тихо говорит подошедшая к ним Ханджи. — Это дисциплинарная мера, ничего страшного. — И шепчет так, чтобы слышали только двое арестантов: — Он не мог по-другому, никто не имеет права нарушать Устав.

Эрен скрипит зубами, пересекается взглядом с Микасой и вздыхает. Конечно, можно превратиться в титана, разрушить карцер, а вместе с ним и часть замка, сбежать… Но зачем? Микаса фыркает, гордо вздёргивает подбородок и в упор смотрит во тьму, наползающую за кругами света от факелов. Пусть видит, что для неё это наказание — ничто. И примет она его с высоко поднятой головой.

Только Леви не видит. Он скрывается в замке, распорядившись о том, чтобы подготовили тело командующего к похоронам. Уходит в его кабинет, где лежат карты, по которым ещё тридцать часов назад Эрвин водил кончиками пальцев, в последний раз проговаривая тактику наступления. Плащ смердит от давно испарившейся титаньей крови, давит на плечи. Леви резким движением расстёгивает его, отшвыривает в угол, не глядя. Короткий китель отправляется туда же. Разорванная в нескольких местах рубашка прилипла к спине, пропиталась потом, но Леви вдруг застывает.

Зажигает лампу, подходит к столу, тяжело опирается о него и склоняется над бумагами. Перед глазами вместо привычных схематичных изображений стоят люди. Лица, лица, лица. Запах гари всё ещё разъедает носоглотку, на губах оседает пыль, а в ушах стоит непрерывный гул. На этот раз потери действительно были не напрасны. Всех погибших наградят посмертно за спасение человечества. А Эрвин… Звучащий в голове голос дрожит, Леви скрипит зубами, медленно выпрямляясь и отдавая воинское приветствие, приложив кулаки к груди и спине. Как бы ни было горько это осознавать, Эрвин свой выбор сделал. А он, Леви, сделал свой. И ничего уже не изменить.

Они не зря так верили в Эрена, хотя один он бы точно не справился. И Леви мог до хрипоты отстаивать убеждение, что надо спасти командующего, и всё же, если бы не Армин, они не смогли бы победить. Леви знал это с самого начала, но отчего-то допустил личное в холодный рассудок. Едва не совершил ошибку. Микаса её не совершила.