Удача любит рыжих. (Трилогия)

Двумя пальцами (карман был просторный, но вход в него был маленький) я вытащила коробочку наружу и отдала ее Полин. Та немедленно отщелкнула крышку и восхищенно присвистнула, разглядывая содержимое.

— Нет, и среди боевых магов нормальные есть… — заключила алхимичка, по-хозяйски извлекая сережки наружу. — Какой же это боевой талисман? Это украшение, запиши, чтобы не забыть…

— Это талисман! — уперлась я. В подтверждение моих слов от сережек ощутимо фонило, я чувствовала их защитную магию, даже не пользуясь специальным чутьем. — Думаешь, для чего коробка шелком выложена? Для красоты?

— Ага… — Полин повертела сережку в руках, рассматривая ее со всех ракурсов, и я поняла, что здесь бессильны любые аргументы. Любую серебряную штучку алхимичка по определению считала украшением — «блестюшкой», пользуясь ее же языком. Есть вариант, что и знаменитую рихтеровскую куртку с серебряными амулетами на рукавах она списывала на странную моду, бытующую среди боевых магов.

— Слушай, мы тортик есть будем? — напомнила я, зевнув еще раз.

— Будем-будем… — рассеянно заверила меня Полин. — Слушай, но ведь тебе же надо уши проколоть!

— Зачем?! — испугалась я, прикрывая их руками.

— Нет, вы только ее послушайте! — восхитилась соседка. — А вот это, — она потрясла сережками, — это ты как носить собираешься? На шее, на веревочке? Слышала, чтобы так кольца носили, ежели оказывались велики, но чтобы серьги… Короче, пододвигайся к свету!

Я, не подумав, пододвинулась; Полин же, цепко сжав мое ухо двумя пальцами, прошептала коротенькое заклинание. На секунду мочку прожгло болью, а потом алхимичка ловко продернула сережку в получившуюся дырку.

— Ну теперь другим боком! — скомандовала она.

Через минуту процесс прокалывания был завершен. Я мрачно потирала уши, Полин же увлеченно повествовала о том, как именно мне теперь нужно будет жить и сколько раз в день придется протирать уши спиртом. «А то дырки загноятся!» — сурово повторяла она, потрясая пальцем у меня перед носом.

— Мы торт есть будем, мрыс дерр гаст?! — не выдержала я, испугавшись разнообразия ожидавших меня кончин.

— Что? А торт? Ну конечно, будем! Смотреть на него, что ли? — Полин подхватилась с постели, и мнемо-амулет, лежавший на самом краю, соскользнул на пол. Я испуганно наклонилась за ним, не уверенная, что падение хорошо скажется на тонком и капризном устройстве, — и верно. Амулет, ощутимо стукнувшийся об пол, обиженно затрясся, замерцал, и над полом неожиданно вырос мой принц — полупрозрачный, будто наш Афилогет, зато гордый и прекрасный, как и полагается принцам крови. Звездный свет мерцал на богато украшенной рукояти сабли. Я ругнулась и подняла амулет с пола. Мрыс, он что, сломался?

Может, и не сломался, но вот обиделся — наверняка. Мне пришлось уговаривать его минуты три, прежде чем он наконец-то соизволил втянуть образ вовнутрь. Облегченно выдохнув, я затолкала амулет в карман и наткнулась взглядом на бледную алхимичку. Замерев, она неотрывно смотрела на то место, где полминуты назад стоял призрак принца, и в глазах у нее плескалась просто невероятная смесь чувств. Основными были недоверие, обожание и легкая обида, но с каждой секундой там все ярче проступала надпись, видимая любому, кто знал Полин достаточно хорошо. «ХОЧУ!!! — гласила надпись. — ХОЧУ ВОТ ЭТОГО, И ПРЯМО СЕЙЧАС!!!»

— Я-альга… — умоляюще выдохнула алхимичка. — Яльга, как его зовут? Кто он такой?

— Да никто, забудь ты про него! — отмахнулась я и тут же поняла, что совершила непоправимую ошибку.

Почуяв аромат тайны, Полин вцепилась в меня не хуже пиявки. Через три минуты я уже рассказывала ей об осенившей меня идее, клялась, что придумала принца сама, а не взяла его с какого-нибудь парадного портрета и, следовательно, никак не могу поручиться за существование живого аналога. Ну а имени его я вообще не знаю! Как это — не знаю? Обыкновенно! Я его выдумывала как принца, на мрыс мне сдалось его имя?!

— При-инц… — мечтательно прошептала алхимичка. Образ Генри Ривендейла медленно вытеснялся из ее сознания. Впрочем, рассудила я, это ненадолго: как существо сугубо практическое, Полин предпочтет любому фантому, пускай даже и прекрасному, живого и настоящего наследного герцога, вдобавок тоже отнюдь не урода. — Яльга, вот ты как думаешь, получилась бы из меня принцесса?

— Не знаю, — в панике сказала я. — Ничего я не знаю! А может, он вообще уже женат!

— Как — женат? — возмутилась Полин. — Как это он может быть женат?! Нет, он меня дожидается!

— Да ты посмотри на него. — Я щелкнула по амулету, снова вызывая образ принца к жизни. — Смотри, какая ненадежная физиономия! У этого гада уже наверняка целый гарем!

— Нет у него никакого гарема! — уперлась соседка. — Он меня ждет, слышишь?! И вообще, не убирай его, пускай здесь стоит!

— Ага, только нам еще одного призрака не хватало! Вот ты представь, встаешь ты ночью, а он из угла на тебя пялится… — Я подняла руки и изогнула пальцы на манер когтей, изображая любимую картинку из учебника некромантии.

Полин поежилась. Воображение у нее было живое.

— Ну… тогда картинку сделай, — потребовала она. — Нет, не картинку! Парадный портрет! В полный рост, в золотой раме…

— Твои браслеты переплавим! — пригрозила я.

В конце концов мне удалось уговорить ее на небольшое (семьдесят на сорок) изображение, заключенное в голубую рамочку из запасов Полин же. Заклинаниям такого рода нас когда-то обучал Фенгиаруленгеддир, и, пока Полин искала рамку, я спешно пролистывала конспекты.

Гвоздей у нас в комнате хватало. Похоже, те, кто жили здесь раньше нас, очень любили искусство, а может — наглядные пособия, ибо в каждую стену было вбито как минимум по три гвоздя. После долгих споров мы повесили портрет принца над кроватью Полин, ради чего алхимичка даже согласилась переместить зеркало. Зеркало, кстати, было против, но его никто не спрашивал. Элементаль тоже была не в восторге, но предпочитала не высовываться — и в итоге зеркало повесили рядом с дверью.

Полин сидела на моей кровати и смотрела на принца круглыми влюбленными глазами. Изредка она роняла томный вздох, мечтательно опуская ресницы. Во всем этом был только один плюс: теперь алхимичка уже и думать забыла про Ривендейла с его ножиками, ну а Рихтер и боевые талисманы тем более интересовали ее в последнюю очередь.

— Мы торт есть будем? — тоскливо осведомилась я, смахнув с одеяла монетки и шпаргалку.

— Будем… — вздохнула Полин, не отрывая взгляда от портрета. — Ножик вон там…

Спать мы легли только через полчаса, когда от тортика осталось меньше половины. Справедливости ради стоит отметить, что был он маленький, диетический, и вообще правильнее было бы назвать его большим пирожным. Остатки пиршества Полин поставила на окно и, еще раз вздохнув, отправилась спать.

Портрет висел аккурат напротив моей кровати, и я проворочалась еще десять минут, ощущая на себе страстный взгляд принца. Он прожигал даже сквозь одеяло; не выдержав, я развернулась лицом к стене и, показав через плечо кулак, уткнулась носом в подушку.

Вскоре я уже спала.

Наутро, едва мы успели проснуться и встать, явился Хельги. Был он слегка помят, немножко растрепан, зато улыбался так лучезарно, что у Полин застряли в горле все обвинения по поводу несвоевременности визита.

— Э-э… очень приятно, — выдавила она, пропуская вампира вовнутрь.

— Мне тоже, — заверил нас Хельги, вытаскивая из-за спины нечто картонное, средних размеров, цветастое и тоже слегка помятое.

— Это тебе, — торжественно заявил он, почему-то не отдавая мне коробку. — С днем рождения, Яльга!

— Спасибо, — с опаской ответила я. — Вообще-то он был вчера.

Вампир легкомысленно махнул рукой.

— Вчера, сегодня… лучше поздно, чем никогда!

Полин сделала мне большие глаза и исчезла за дверью. Вместе с нею испарилась и набитая косметикой сумочка, из чего я сделала вывод, что вернется Полин не скоро. Хельги же тем временем быстро открыл коробку — в ней оказались шоколадные конфеты, заботливо завернутые в кружевные бумажки, — и пододвинулся к столу.

— Ну… тогда давай пить чай, — спохватилась я. — Или… может, Полин подождем?

Рука вампира, уже тянувшаяся к моему подарку, повисла в воздухе.

— А то как-то некрасиво получится…

— Да, ты права, — после секундного размышления заключил Хельги. На конфеты он глядел с явным сожалением и скрытой тоской.

«Что ж его в Ульгреме шоколадом не кормили?!» — опасливо подумала я, прикидывая стоимость подарка. В конфетах я разбиралась плохо — куда хуже, чем Полин, — но что-то мне подсказывало, что вряд ли Хельги купил дорогие эльфийские. Скорее уж, выбрал что подемократичнее.

Вампир тем временем внимательно оглядывал комнату. Наверное, пытался сопоставить нынешние впечатления с воспоминаниями Савайна; видимо, сопоставлялось плохо, ибо алкоголь, увы, частенько отшибает память.

Портрет принца вампир смерил подозрительным взглядом, но смолчал. Посмотрев на постель Полин, закрытую теплым клетчатым одеялом, он смутился, явно вспомнив мгымбра. Взгляд вампира тут же метнулся в угол, где в ту ночь грудой лежали ножки от кроватей, — сейчас там возвышалась шаткая колонна моих многочисленных учебников. Венчал ее «Справочник боевого мага», благодушно курившийся этаким ненавязчивым вулканическим дымком, так что смотреть туда долго Хельги не рискнул.

— Да-а… — благодушно сказал он, откинувшись на спинку стула. — А помнишь Савайн? Как мы тогда повеселились! Кстати, давно хотел спросить: а как сюда попал Рихтер? Его что, Полин впустила?

Я поморщилась от солнца: тонкий луч бил мне как раз в глаза, проникая сквозь малюсенькую дырку в шторе. Мы с Полин так и не определились, каким был ее генез: по моей версии, штору прожгла Полин, сварив очередной брызгающийся декокт, а по ее — мой пульсар, отчего-то улетевший не в ту сторону. Для брызга дырка была велика, для пульсара — маловата; доказательств не было, зашивать не хотелось никому, так что пришлось оставить все как есть.

— Да нет. Элементаль.

— Да ну? — усомнился вампир. — Она же у вас бдительная, как начальник тайной полиции!.. Кстати, а что это за штука во-он там, в углу?

— В котором? А-а, это?

Я щелкнула пальцами, и с предмета вампирского интереса соскользнула дырявая простыня. Хельги подался вперед, даже забыв про конфеты; вот интересно, почему все мужчины так обожают разнообразные механизмы? И чем в последних больше гаек, тем горячее эта любовь…

— Это «Универсальный тренажер для совершенствования фигуры, созданный по древнейшим эльфийским технологиям с применением исключительно магически чистых материалов», — небрежно сказала я, даже не показывая, насколько сложным оказалось вызубрить эту фразу. — Гномья работа, знаешь ли. Пятьсот золотых плюс надбавка за доставку.

Вампир изобразил мудрость на лице и величественно слез со стула. Небрежной походкой он приблизился к агрегату, сохраняя все тот же вид умудренного жизнью знатока; потрогал механизм за торчащие гайки, похлопал по кожаной сидушке, провел пальцем по смазанным маслом цепям и досадливо воззрился на черное пятно, севшее на рукав.