Удача любит рыжих. (Трилогия)

в которой утверждается мысль о главенстве изящных искусств над грубой прозой магической жизни. Звучат речи, декламируются стихи, страдают алхимички и волнуются аспирантки, ну а набор магических перьев оказывается не худшим из имевшихся вариантов. Хотя и не лучшим, надо отметить

Месяц снежень в этом году выдался на редкость вьюжным и — да, снежным, не иначе как оправдывая собственное название. Что ни ночь в окна билась пурга; поутру к школьным дверям наметало добрые сугробы. Гном-завхоз, ругаясь, сметал снег прочь, бормоча под нос такое, о чем не имели ни малейшего представления даже самые лингвистически подкованные адепты. Вскоре за ним ходила маленькая толпа, вооруженная кто блокнотами и «вечными» перьями, кто мнемо-амулетами, теми самыми «запоминалками» из дешевых лавок. Завхоз ругался, но больше для вида: столь ярко выраженный интерес к культуре гномского народа не мог не растопить его сурового сердца.

Среди студентов в изобилии ходили мрачные истории о том, как однажды, разумеется много лет назад, в такую же вот вьюжную зиму Академию занесло до самого Солнечного шпиля. Маги-погодники из КОВЕНа опоздали — когда школу все-таки откопали, в ней мигом обнаружилось штук так с тысячу новеньких привидений. «Вот отсюда, — адепт-рассказчик, обыкновенно старшекурсник, многозначительно вздымал палец; глаза его сверкали мрачным огнем, и слушатели испуганно примолкали, — отсюда и взялись в замке элементали!» Другие утверждали, что от погодников все и пошло: а неча, неча было со снежноотгонятельными заклинаниями мудрить! Вот, стало быть, домудрились… Думы про глобальное потепление разом сделались совсем неактуальными, народ, напротив, разом заговорил про грядущее похолодание, каковое закончится, разумеется, еще одним ледниковым периодом. Самые предусмотрительные в лице Полин немедленно приобрели себе еще одну шубку.

Говорили, что некто с телепатического факультета на зачете по предсказаниям ухитрился впасть в транс; впав же, вышел не сразу, а только лишь провещав нечто о скорейшем конце света, битве Рагнарёк и — куда уж без нее! — зимы Фимбульвинтер, начинающейся вот уже прямо сейчас, только выгляните за окошко. Директор, однако, не побежал смотреть, как это сделала большая часть присутствовавших адептов. Дождавшись выхода предсказателя из транса, он довольно сухо рассказал, сколь нехорошо относится к плагиату, тем более из столь уважаемой литературы, и поставил гадавшему тройку.

Вся климатическая кафедра стояла на ушах — положение это было принято не без активного участия завхоза, поистратившегося на метлы. Как назло, их завкафедрой вкупе еще с тремя специалистами исчез в неизвестном направлении, составив компанию Эгмонту и фехтовальщику. Точнее, направление-то как раз было известно. На западе заваривалась добрая каша; что ни день оттуда приходили все новые вести одна интереснее другой. Тамошняя история скрипела, трещала по швам и возмущенно орала на особенно крутых поворотах. Армия маркграфа Эккехарда, еще с полгода назад состоявшая из нескольких отрядов, теперь насчитывала полторы тысячи конных рыцарей, без малого тысячу пехотинцев и одни боги ведают сколь наемников из Кансеррата. Она победоносно шла через крошечные западные страны; к началу снежня боевой маркграф взял под руку вот уже семь владений и явно не собирался на этом останавливаться. Еще в середине просинца он успел короноваться как герцог Западных Земель, явно набираясь смелости для того, чтобы назваться королем. Но у КОВЕНа были другие планы. Сильное западное королевство в эти планы совсем не входило. Маркграф дураком тоже не был и стратегию знал хорошо. Великая ковенская Армия отступала, выбирая место для решающего сражения, в мелких же стычках она неизменно терпела крах. Говорили, что в войсковых верхах едва не рвут друг другу глотки; что же, могло быть и так, что лишний раз доказывало всю пользу власти единоличной и безраздельной.

Меня в принципе новейшая западная история занимала в последнюю очередь. Это было слишком далеко; Лыкоморье же обладало достаточно большим весом в военной и политической сферах, чтобы с ним рискнул связываться какой-то там маркграф. Пусть он даже герцог или король.

Правда, эту точку зрения разделяли не все. Кое-кто из наших адептов пытался сбежать «на фронт», оправдываясь необходимостью практики. Всех ловили и возвращали обратно. Среди беглецов были и близнецы: извечное шило в заднице, непременная анатомическая деталь эльфийского организма, не давало им усидеть на месте, когда свершаются великие дела. На шестой раз близнецы уже всех достали, магистры, кажется, уже сами были готовы отправить их на запад. Выход, однако, нашелся куда как более простой: умная Шэнди Дэнн, услышав оправдание про практику, пообещала написать коллеге Рихтеру, дабы тот заранее озаботился практикой двух столь старательных студентов. Испугавшись последствий, близнецы стихли и больше побегов не сотворяли.

Когда снежень перевалил за середину, погода начала неотвратимо меняться. С юга потянули теплые ветра; снег начал таять, из белого и пушистого становясь серым и ноздреватым. В воздухе запахло весной; ровные светлые облака, прежде затягивавшие небо до горизонта, все чаще расступались, открывая взгляду бездонную пронзительную синеву. Синеву весеннего неба.

В полдень, когда солнце вставало достаточно высоко, вдоль стен Академии наперегонки стучала капель. Сосульки, тянувшиеся с красной черепицы, делались все острее и длиннее; адепты и даже некоторые из магистров завели привычку возводить перед выходом на улицу маленький защитный экран. Что же, энергия, потраченная на заклятие, окупалась стократ: сосулькой пока еще никому не прилетело, но ходить с мокрой шапкой — тоже удовольствие весьма и весьма сомнительное.

А я… со мной творилось что-то вообще непонятное. Настроение у меня менялось со скоростью звука: пять минут назад я едва не смеялась от неизъяснимой, мне самой непонятной радости, а десятью минутами позже уже сидела мрачнее зимней ночи. Хельги, которому пару раз влетело под горячую руку (в депрессивном состоянии мозги у меня почти не соображали, так что вампир весьма невовремя влез с вопросом), обиженно окрестил мое состояние «маниакально-депрессивным психозом». С пару секунд я думала, стоит ли обижаться на столь заковыристое ругательство, потом настроение у меня вновь изменилось, я рассмеялась и сказала, что плохо понимаю по-гномски.

А еще я ухитрилась встрять в очередное магическое состязание.

Это случилось совершенно неожиданно. Я благовоспитанно сидела на уроке некромантии, задумчиво глядя на «предложенный нашему вниманию» тест. Из пятнадцати вопросов ответы я знала на семь, еще на четыре — подозревала, что все-таки знаю, и искренне старалась в это верить. Два мне удалось списать у Ривендейла, — похоже, герцог, в отличие от меня, все-таки прочитал заданный давеча раздел. Оставалось еще два, самые заковыристые.

«Вопрос тринадцатый, — еще раз перечитала я. — Какой из перечисленных предметов позволяет остановить начавшийся некрообряд? Варианты:

А — бронзовое зеркальце;

Б — храмовая свеча;

В — серебряная пластинка с руной „алъгиз“;

Г — соломенный жгут».

Лично мне гораздо больше нравилась идея «двуручный меч» — решим, так сказать, проблему радикально. Некроманты обычно сражаются плохо, избыточно полагаясь на силу чар. Если ты хороший фехтовальщик, пара минут — и заканчивать обряд станет уже некому. Но предлагать магистру Дэнн дополнить тесты мне отчего-то совсем не хотелось.

Так, ладно, зеркальце отбросим сразу, им производится действие, как раз обратное указанному. Хотя, если изловчиться… Нет, все равно не то. Если выбить зеркальце у некроманта из рук, упырь мигом сожрет создателя, но вряд ли после этого сдохнет еще раз, от переедания. Скорее уж войдет во вкус; и как тогда прикажете засовывать сытую нежить обратно в могилу?

А за окном светило солнце, подтаивали сосульки, наглые синицы прыгали по подоконникам, вызывающе скребя коготками по железу. Меньше всего мне хотелось думать про некромантию, кладбища и лязгающих зубами упырей. Какие, к лешему, упыри, когда весна скоро?

— Студентка Ясица, — вдруг окликнула меня некромантка.

Я подняла голову и уставилась на магистра Дэнн мрачным, проникновенным взглядом. Она усмехнулась, похоже отлично поняв все мои антинекромантские мысли.

— Хотите поддержать честь школы, адептка?

— А что, после той олимпиады она опять шатается? — опрометчиво ляпнула я и тут же захлопнула рот. Мрыс его знает, как у магистра сейчас с чувством юмора, может и влететь…

Обошлось. Как истинная женщина, некромантка была переменчива — куда там весеннему ветру. Даже мне, с моим теперешним смутным настроем, было до нее, что пешком до Аль-Буяна. А может быть, она просто была довольна олимпиадным успехом.

— Не по некромантии, не волнуйтесь. — Шэнди Дэнн усмехнулась еще раз, кстати сказать довольно доброжелательно.

Она легко вышла из-за стола и, цокая эльфийскими шпильками, подошла к моей парте. Протянула мне пергаментный лист с каллиграфически выписанными чернильными буквами. В глаза мне сразу бросилась огромная фиолетовая печать с лыкоморским гербом. Царская воля… или спонсирование, что несколько более вероятно.

— А работу я у вас заберу, — так же доброжелательно заключила некромантка. — Тем паче вы все равно уже все закончили…

Я не успела даже возмутиться — мой листочек с недописанным тестом исчез, точно его отродясь здесь не бывало. Тем более что и спорить было бессмысленно — кто-кто, а Шэнди Дэнн отлично понимала, что я забыла повторить давешний раздел.

— Да, кстати… насчет двуручного меча я подумаю. Неплохая идея, адептка. Совсем неплохая.

«Что же они с Рихтером, сговорились, что ли? Телепаты, у-у, мрыс эт веллер! Директора на них нет!»

Я еще раз мрачно покосилась за окно и уткнулась взглядом в пергаментный лист.

Суть написанного, за вычетом всех подобающих случаю оборотов (с трудом продираясь через изящные нагромождения фраз, я невольно вспомнила близнецов и заклятие Эгмонта), сводился примерно к следующему.

Завтра, в десять часов утра, в нашей замечательной Академии оплоте магических наук, должен был состояться ораторский турнир, состязание между учениками разных магических школ. Нам же, юным адептам, будущим столпам магических искусств, должно знать, что слово есть предмет воздействия, часто не имеющего отношения к магии. И нам, указанным выше, подобает уметь обращаться со словом… сообразно. Да. Именно так. Ибо, как писал великий поэт древности Гум-ил-Лев:

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом.
Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине…

И далее в том же духе.

Пробежав глазами лист до конца, в самом низу я заметила невеликую приписку. Академия должна была предоставить место для проведения турнира (восемь кабинетов для соревнующихся адептов, один — для сопровождающих таковых магистров плюс актовый зал для проведения начальной и конечной церемоний) и сообразное число адептов-участников. Никаких подготовительных заданий последним не давалось; я вздохнула свободно, поняв, что мне не придется провести остаток вечера с пером в руке, судорожно складывая слова в завтрашнюю гениальную речь.