Купчиха. Часть третья

Глава 6

* * *

Мельхиор долго молчал, переваривая то, что сказала ему Виола. Всё это казалось ему странным и диким. Вот нормальная жизнь: ребёнок, дом, хозяйство, лавка, посетители… Неприятности в ней могут быть, но тоже нормальные: что-то сломалось или разбилось, ребёнок заболел, неприятные соседи, конкуренты, убытки, долги, налоги.

Он мог бы починить вышедшее из строя, вылечить ребёнка, припугнуть соседей и конкурентов, одолжить денег, но тут… Какая-то госпожа Гедвига, которая хочет отобрать у Виолы её мальчика… Это из области сказок про злую королеву. Чем тут можно помочь? Только выслушать? Или… Одинокая вдова беззащитна, а вот если бы Виола была замужем и муж официально признал её малыша своим, тут этой Гедвиге делать больше было нечего.

А что? Отличная мысль. Пусть пока она его не любит, но со временем… Тем более что мальчик вроде к нему неплохо отнёсся. Матери очень чувствительны к таким вещам. Одна пациентка, помнится, как-то его уверяла, что младенцы всегда чувствуют, хороший человек или нет. К дурному на руки не пойдут ни за что. Может, и Виола в это верит. Так что предложить стоит. Только вот как она к этому отнесётся?

А она сидела рядом, наклонив голову и, казалось, внимательно рассмаривала свои руки. Ждала.

Он никак не мог сформулировать своё предложение и мялся, пытаясь в уме поставить слова то так, то эдак… Наконец не выдержал затянувшегося молчания и ляпнул:

— Выходите за меня замуж, Виола. Ой! Я не в этом смысле. В смысле смысл-то верный, но я имею в виду совсем другой смысл. Тьфу! В общем, сейчас вас и Эди от такой вот госпожи Гедвиги закон не защищает. Она может требовать. А если вы будете замужем и ваш муж признает вашего сына своим, то она где сядет, там и слезет. Закон будет на вашей стороне.

Виола подняла на него полные слёз глаза. Оказывается, она не рассматривала свои тонкие пальчики, она плакала! Мельхиор не стал ждать её ответа, привлёк к себе на грудь и стал гладить по пущистым волосам, приговаривая:

— Ну, будет, будет, не надо плакать. Виола, я всё сделаю, чтобы помочь вам и Эди. Злая ведьма как пришла, так и уйдёт ни с чем. Успокойся, моя милая девочка.

Кажется, вместо того, чтобы успокоить женщину, он нажал на волшебную кнопку, открывающую источник слёз. Виола уже не пряталась, а ревела от души, со всхлипами, сотрясаясь от рыданий. Но несмотря на это сердце Мельхиора пело. Не всё потеряно! Она не отталкивала его, не пыталась скрыться, наоборот, прижималась к его груди, а значит, приняла его как своего защитника.

Наконец рыдания стихли, Виола отстранилась и вытащила из кармана передника белоснежный платок. Вытерла глаза, высморкалась, затем проговорила чуть слышно:

— Спасибо. Спасибо, что выслушали. Спасибо за ваше великодушное предложение. Я оценила, поверьте. Вы готовы пожертвовать своей свободой и спокойствием, чтобы выручить чужих вам женщину и мальчика. Я не такая благородная, как вы. Если бы это что-то меняло, я бы не колебалась ни минуты, принимая ваше предложение. Но… Это не поможет.

Из её речи Мельхиор понял только одно: ему отказывают. В отчаянии он выкрикнул то, что не мог сдержать внутри себя:

— Но почему?

Виола поняла крик его души по-своему.

— Почему не поможет? Потому что не всё так просто, как кажется. Наверное, я должна вам признаться, Мельхиор. С точки зрения закона я преступница и потому уязвима.

Слово "преступница" он услышал и не поверил своим ушам. Этого не может быть! Он спит и это ему снится! Виола и преступление — да они даже рядом в одной фразе не могут находиться. Пусть скажет, что это не так!

Он схватил её за руки и горячо зашептал:

— Виола, я не верю. Ты не можешь совершить преступление. Ты добрая, ты хорошая, ты честная, о чём вообще речь?!

В волнении он даже забыл, что до сих пор не решался называть её так интимно — ты. Она на изменения его манеры не обратила внимания, но как-то горько усмехнулась.

— Есть преступления, которые с точки зрения обывателя овсем не преступления, и всё же закон их карает и весьма серьёзно. Перед тем, как наняться к вам на работу, я попала в безвыходную ситуацию. Я потеряла права на своё собственное имя и мне пришлось принять чужое.

Мельхиор солгал бы, если бы сказал, что он что-то понял. Поэтому он промолчал и только затряс головой, чтобы мысли внутри хоть как-то уложились. Виола правильно поняла этот жест и добавила:

— Наверное, мне следует объясниться, а для этого рассказать свою историю с самого начала. Но это долго.

Маг уверил её, что готов слушать хоть до скончания века, и это действительно было так. Сидеть рядом, держать её за руку, глядеть в глаза, слушать голос — недавно он и мечтать о таком не мог! Пусть рассказывает и пусть эта история будет подлиннее!

Только вот первые же её слова стукнули его как обухом по голове.

— Я не Виола Лаура Санденс, урождённая Бенье. Я Виола Пропп, урождённая Шапс. Мой отец Корнелиус Шапс был купцом в Альтенбурге, и муж, Курт Пропп, тоже.

Мельхиор хватал ртом воздух, но ничего не мог из себя выдавить. Выходит, она всё это время морочила ему голову? Но почему?! А Виола, после того, как таким жестоким образом привлекла его внимание к свои словам, стала рассказывать дальше. Её речь лилась мерно, спокойно, она не подбирала слова, как будто давно и хорошо всё продумала. Рассказала про свой брак, про поездку, про нападение на обоз, про путешествие с Тео и Ульрихом… Не стала скрывать даже того, что, защищаясь, ей пришлось убить.

Но рассказ был не про спасение графа Эгона и не про доблесть в бою, а про то, как с ней поступила её семья.

Мельхиор был потрясён.

— Выходит, они признали тебя умершей? Твои родные?! — в ужасе произнёс он.

— Насчёт свекрови и мачехи я даже не удивилась, — вздохнула Вилька, — Но что отец меня предал, такого я не ожидала. Всё-таки мне всегда казалось, что он меня любил. Оказалось, его отеческая любовь — до первого серьёзного испытания. А, да что сейчас об этом говорить! Дело прошлое. Вот то, что они меня похоронили, действительно нехорошо. Потому что в Гремоне я оказалась вне закона. Живая покойница. А обратись я в суд — сидеть бы моему папочке на скамье подсудимых. За лжесвидетельство на моей родине карают весьма жестоко. Я не знала как поступить, металась, а тут Теодор заявил, что удочерит меня. Только для этого надо перебраться в Элидиану. Тогда мой родной отец не пострадает.

Маг не очень понимал, почему Виола не хотела, чтобы стало плохо тому, кто так жестоко с ней поступил. Сам он своего отца не знал и был уверен, что и знать не хочет того, кто бросил его мать без поддержки и помощи. С другой стороны, кто ж его знает, как обстоят дела в тех семьях, где отец есть. Виола своего, видимо, любила, хоть он и не стоил. Она между тем коротко пересказала, как им удалось переправить её в Элидиану без документов. И тут выяснилось, что удочерить человека, у которого нет ни одной бумаги, удостоверяющих личность, невозможно.

— У меня даже метрики не было. Она осталась в доме Проппа. На поездку он вписал меня подорожную, этого вроде как было достаточно. Наверное было, потому что за всё время никто к нам не придрался, и в городах, ни на границах. А во время гибели нашего обоза я об этой бумажке даже не подумала. Да я вообще тогда меньше всего беспокоилась о таких вещах. Надо было выжить. А вот когда выжила, стало ясно: это ещё полдела. В общем, получилось так, что я есть и в то же время для закона не существую. Как в таком положении искать работу или открывать своё дело? Отцу помогли его друзья из гильдии: нашли имена, места и даты, состряпали мне легенду, которую не проверить, и присягнули, что я Виола Лаура Бенье, дочь Теодора, они меня вроде как знают с детства. И всё было бы хорошо, если бы не Ульрих.

Опять этот прыщ! Мельхиор с удовольствием прищучил бы гадёныша за то, что у Виолы от него одни неприятности. Только непонятно, что он наделал в этот раз? Маг спросил прямо и получил такой же прямой ответ:

— В сущности ничего. Он хотел хорошего. После того, как поправился, решил меня отыскать. Знал, что я из Альтенбурга, и послал туда человека разузнать. А человек вернулся к нему с известием, что я погибла в том самом обозе. Ну, Ули решил во всём разобраться самому, поехал в Альтенбург по дороге в университет… В результате мой отец покончил с собой, мою мачеху сослали в рудники, мои права признали и, если бы я сейчас явилась на родину, то выплатили бы мне мою вдовью часть с процентами.

— Это плохо? — удивился маг.

— Это ужасно, — вздохнула Виола, — Это делает моё положение настолько двусмысленным, насколько это вообще возможно. А самый кошмар в том, что Гедвига знает и моё прошлое имя, и настоящее, а ещё осведомлена о моём местонахождении. Не знаю откуда. Знал только Ули, но он дал мне клятву, что не расскажет никому. Раз пока жив и здоров, значит, сдержал её. Но есть и другие пути, так что я не сильно удивлена.

Мысль Виолы скакала как блоха, маг никак не мог за ней угнаться. У него аж в глазах зарябило от напряжения и он сказал:

— Стоп. Я уже вообще перестал что-либо понимать. Видишь ли, я не силён в гражданском праве, да и в уголовном тоже полный профан. Знаю только то, что касается магов, да и то не местные правила, а текст валариэтанского договора. Давай по порядку. Чего именно ты боишься? Что злая тётка отнимет у тебя ребёнка? Но как она может это сделать? Насколько я помню, по элидианским законам если дитя рождено вне брака, мать имеет все права.

Виола аж руками всплеснула от такой его непонятливости. Ну как объяснить то, что ей самой вполне очевидно? Она засопела от напряжения, а затем выдала:

— Представь себе, что эта грымза обратилась в суд. Если она представит доказательства, что я не та, за кого себя выдаю, это конец. Если бы я была элидианская гражданка, то меня отправили бы в тюрьму на пять лет вместе с Тео, а у неё были бы все возможности забрать Эдмона. Гина ничего бы не смогла сделать: по закону моему ребёнку она никто.

Ужас. Картина, которую рисовала Виола, получалась совсем безрадостной. А она шла дальше, не останавливаясь:

— Но я на самом деле гражданка Гремона. Так что меня скорее всего выслали бы без права вернуться, мою собственность конфисковали, Тео посадили… Не на пять лет, на три, но это дела не меняет. Эди как сын гремонки и гремонца тоже подлежал бы депортации. На родине меня сажать бы никто не стал. Вернули бы имя и вдовью часть, — она сморщила носик, — жалкие гасты, а дальше… Дальше Гедвига забрала бы Эдмона или, вернее, Эдмунда. Видишь ли, это в Элидиане мать имеет все права. В Гремоне не так. Знатный отец или даже семья знатного отца всегда могут отобрать дитя у матери, родившей вне брака. Считается, что это делается в интересах ребёнка. Богатая и знатная родня даст ему лучшее будущее, чем незамужняя мать, покрывшая себя позором. Что малышу нужна мама, что ему без неё будет плохо в расчёт не принимается. К тому же это здесь я состоятельная купчиха. Там со своей вдовьей частью я окажусь почти что нищей, так что даже вопроса не встанет, что лучше для малыша. В лучшем случае я смогу выторговать право навещать его пару раз в год, да и то вряд ли. Суд может обязать Гедвигу выплачивать мне содержание, но может принять другое решение. В любом случае я теряю всё, но главное — моего сына!