Старая сказка про принцессу

Глава 12

Почему нельзя обижать магов.

Городской голова и глава стражи Жабьего Рова неплохо провели время вчера, и плохо его провели с утра, загоняв бедных целителей, но добившись в итоге от них того, что головная боль исчезла. Совсем плохо это время для обоих начало проходить, когда они рискнули покинуть кабинет главы, в котором лечились утром и хорошо проводили время в компании ветреных барышень вечером. Кроме барышень там, конечно, были и другие мужчины, и в целом ничем таким уж предосудительным они там не занимались. Всего лишь играли в карты. А барышни были нужны сугубо для украшения вечера.

Что жены обоих благородных мужей отказывались понимать. И из-за чего встречали едва избавившихся от головной боли мужей сидя на скамейке для просителей с таким видом, словно мужья их выгнали из дому в чем были, еще и пнули напоследок. И если с женой городского головы что-то такое можно было проделать, если забыть о ее батюшке-купце, которому несчастный зять был должен столько, что не смел на благоверную даже голос поднять, то супругу главы стражи боялись даже каторжники. Особенно когда она упирала руки в бока, выставляла вперед челюсть и грозно сводила брови вместе. А потом еще и тяжеловесно ступала, будя в бедных мужиках смутные воспоминания об обезумевших быках, а у кое-кого и о драконах.

Одеты обе дамы были в розовые платья с воздушными кружевами, нашитыми густо и богато. Тоненькой жене городского головы оно даже на удивление шло, а вот жену главы стражи делало похожей на бегемота в облаке. И пугала она из-за этого даже больше.

Собутыльники, узрев жен, сразу поняли, что зря вышли. Да и то, что начавшийся столь плохо день хорошо не закончится, тоже поняли. Но отступать было уже поздно. Позорного бегства обратно в кабинет, жены точно бы не простили.

Выслушав от благородных дам все, что они о них думали, несчастные мужья совсем приуныли, а потом и вовсе сбежали. Якобы по делам. В тюрьму. Она им показалась самым надежным местом для того, чтобы спрятаться.

Как потом оказалось, они на ее счет очень сильно ошибались.

— Ну как у нас дела? — с наигранной бодростью спросил глава стражи, заходя в башню на холме.

Стражники, резавшиеся в карты за расшатанным столом, быстренько это дело свернули, переглянулись, а потом один почему-то побледнел, а второй попытался бочком проскользнуть в дверцу, ведущую к камерам. И если бы главный стражник пришел один, у него это бы вполне получилось, но маневры заметил городской голова и громко удивился.

Стражник тут же вернулся на место и стал излишне широко улыбаться, почему-то забыв поприветствовать начальство по всей форме. А его справившийся с распихиванием по карманам карт приятель стал еще бледнее.

— Так... — мрачно произнес главный стражник и почесал затылок. — Что вы здесь без меня сотворили? Опять какого-то купчишку закрыли, чтобы другой купчишка его обогнал и первым доехал до ярмарки в Пятилистнике?

Стражники замотали головами. Переглянулись. Печально вздохнули. А потом тот, что был побледнее начал каяться, не дожидаясь, чтобы начальство само пошло и посмотрело на пополнение в камерах.

— Маги, — сказал он печально. — Там, откуда они выходят вялыми и тихими.

— Буйствовали в кабаке? — заинтересовался голова, знавший о камере, умеющей усмирять буйных магов.

Вообще, бросать магов в ту камеру официально было запрещено. Десяток лет назад там кто-то взял и помер, хорошо хоть болото было рядом и этот факт удалось скрыть. Пару лет спустя кто-то из усмиренных додумался, что неспроста это и пожаловался на тюрьму. Но там повезло и камера своей магической сути почему-то не проявила. Вот после этого пользоваться ней стали осторожно, только если маги совсем уж наглели. И по одному никого там не закрывали. Компаниями маги там не помирали, хотя иногда приходилось их отправлять к лекарям. И в целом камера была штукой полезной. Однажды благодаря ей даже наглый мальчишка не успел вовремя доехать до душеприказчика и наследство получил его брат, хорошо за это заплативший. Вот только пользоваться этой камерой без высочайшего разрешения начальства простые стражники не имели права. Поэтому и перепугались.

— И кого же вы там закрыли? — полюбопытствовал голова.

Стражники переглянулись, посмотрели на начальство и получив его кивок, поспешили удовлетворить любопытство главного человека в городе. Имен они узнать не догадались, поэтому первым делом просто вывали на стол вещи арестованных.

Голова к столу подошел. С интересом поворошил вещи, а потом, некрасиво приоткрыв рот, уставился на меч.

— Быть не может, — с ужасом прошептал он, осторожно взял меч за ножны и, не рискуя его вытаскивать, долго рассматривал рукоять. Словно там могло что-то измениться. Герб, вплетенный в кленовые ветви, поплыть и пропасть. Или ворон куда-то деться. — Не может быть.

Главный стражник с интересом подошел поближе.

А голова наконец опомнился, злобно вытаращился на стражников и заорал:

— Вы кого арестовали, идиоты!

— Он вашу дочь ограбил и… — залепетал один из стражников.

А второй видимо с перепугу выдал:

— Да откуда у бродяг столько денег?! Они еще и купцов щипали, точно вам говорю!

Городской голова щелкнул от неожиданности челюстью. Вытаращился еще больше и только приготовился заорать еще громче, как дверца, ведущая к камерам, с грохотом рухнула и оттуда вышло четыре белых призрака.

Бледный стражник от неожиданности по-бабьи завизжал и с места заскочил на стол, погремев нагрудным доспехом и мечом. Второй начал пятиться, сотворять охранные знаки, а потом и вовсе попытался спрятаться за начальство.

Один из призраков, видя подобное дело, громко заржал.

Второй проникновенно завыл и пообещал откусить кому-то голову.

Третий загадочно улыбался.

А четвертый и вовсе грохнул по столу чем-то похожим на медную тарелку, согнав оттуда стражника, мрачно на всех посмотрел и потребовал:

— Поставь меч, придурок!

Голова послушно уронил меч себе на ноги и отскочил от него, как от змеи.

Призрак хмыкнул, похлопал себя по рукаву, поняв в воздух тучку белой пыли и усмехнулся. Еще раз обвел всех мрачным взглядом и поинтересовался:

— Где мое кольцо?

А из-за его спины выглянул переставший смеяться призрак и проникновенно сказал:

— А ведь у вас проблемы. Большие.

И улыбнулся. Впечатлив свалившегося со стола стражника настолько, что он заорал что-то нечленораздельное и бросился на призраков с мечом. Правда, сразу же отлетел, наткнувшись на невидимую стену, и затих на полу.

Для жен, так и не сумевших втолковать мужьям, что вызывающе одетые, завитые и размалеванные, как фарфоровые куклы, девки были лишними во время карточной игры, день тоже продолжился плохо. Сначала эти дамы дружно всплакнули, потом сели в карету и поехали домой к жене городского головы. Они там намеревались пить сливовую настойку и заедать горе медовыми пряниками.

То, что не удастся в этом доме залечить душевные травмы они поняли даже не успев выйти из кареты. По двору, как оголтелые, носились служанки. Просто бегали. Словно им кто-то приказал именно этим заняться и не прекращать до самого обеда.

В доме кто-то надрывно орал. Причем голос был мало похож на человеческий.

Нянечка и дуэнья в одном лице старшей дочери городского головы почему-то сидела на ступенях и рыдала. А за ее спиной была распахнутая дверь, за которой валялся перевернутый стол.

— Нас ограбили, — поняла хозяйка дома и картинно прижала ладони к сердцу.

— Ничего, мой гуляка разберется, — басовито пообещала гостья и первая вышла из кареты, помогла выбраться страдающей подруге и решительно поволокла ее к нянечке. Она выглядела самой вменяемой.

Как оказалось, вид этот был очень обманчив. Немолодая женщина сразу же стала цепляться за хозяйку, рыдать еще горше и лепетать какой-то бред о кольцовом проклятье и увядшей красоте былиночки.

Довольно быстро устав слушать эту полоумную, решительная жена главы стражи схватила подругу за руку и практически поволокла туда, где кто-то продолжал реветь и завывать. Пугливая хозяйка дома тряслась и никуда идти не хотела. Она бы лучше осталась нянечку утешить. Но ее никто слушать не стал.

А оказавшись на втором этаже обе дамы как-то сразу поняли, что за былиночка и что за красота там увяла. Потому что прямо посреди коридора сидела та самая старшенькая дочь, чья нянька и дуэнья столь неожиданно спятила. Она была одета в платье с вышивкой серебром на лифе, за которую добрый дедушка заплатил столько, что и сказать страшно. Платье и без вышивки было красивое, темно-зеленое, шелковое, но вышивка его делала совершенным. По мнению как дедушки, так и внучки, хотя с ними многие могли и не согласиться.

Оказалось, вытье и рев были всего лишь плачем этой невинной девы. А рыдала она потому, что как только надела на пальчик изумительно подходящее к платью колечко, так враз практически облысела из-за вспыхнувшего на голове огня. Лицо покрылось красными пятнами, стало шелушиться и чесаться, а потом еще и опухло. И, кажется, еще и нос удлинился. И пальцы стали похожи на сардельки. И изящные лодыжки превратились в колоды. И…

В общем, метафоры с девушкой произошли такие, что родная мать только по платью сначала и узнала. Да еще и нежный голосок вдруг превратился в какое-то кваканье.

— Так… — решительная жена главы стражи уперла руки в бока и грозно спросила: — Кольцо ты где взяла, овца?

Она была уверена, что подбросила какая-то подружка. А оказалось, втершийся в доверие маг подсунул. В обмен на то, что добрая и прекрасная дева уговорит папеньку выпустить этого мага из тюрьмы.

И дамам как-то не пришло в головы спросить, что нежная дева забыла в той тюрьме. Впрочем, остаться дома они ей тоже не разрешили, схватили за обе руки и потащили за собой, пылая праведным гневом и мечтая спалить к болотным жабам тюрьму вместе с магом и родными муженьками, допустившими такое непотребство и не рассмотревшими вовремя тьмапоклонника.

Дева не прекратила рыдать даже в карете, привлекая завываниями и ревом нездоровый интерес прохожих. Кто-то даже решил, что вконец обезумевшие первые дамы города катали там медведя. Циркового. Которого для них мужья отобрали у хозяев, утопив весь остальной цирк в болоте. Не успела карета доехать до тюрьмы, как эта светлая мысль обросла страшными подробностями и пошла гулять по городу, то предрекая чью-то страшную месть, то обещая конец света, то коллективное потопление в болоте.

А уж когда зеленщица, как раз идущая к тюрьме, чтобы вызволить великовозрастного сына, подравшегося по пьяни с мясником, увидела, как нежную деву выпихивают из кареты, к слухам об утопленном цирке добавился еще и слух о начавшейся эпидемии.

Так что город был вполне готов к последующим событиям, реагировал на них бурно и со всем возможным рвением.

— Это произошло случайно и… — изо всех сил оправдывался городской голова перед Льеном.

Глава стражи старательно молчал. Еще и треснул по голове одного из подчиненных, которому почему-то стало интересно зачем сын целого кор-графа вырядился бродягой. Впрочем, от лекции про институт свободных магов беднягу это не спасло, да и остальным пришлось послушать. А потом маги еще и затеяли какой-то безумный разговор о сочетании плетений и усилении одних другими. И о том, почему сынок кор-графа предпочел эти сочетания испытывать подальше от людей. В итоге ненормальные маги еще и сговорились попробовать работать в группе и усиливать друг друга. А городскому голове персонально пообещали провести первое испытание этой групповой работы в его городе. После этого даже до стражников дошло насколько все серьезно. Увидели, что голова не очень-то и возражает, и наконец сообразили, которого именно кор-графа этот сын. И вспомнили на чьей земле стоит город и кто может как поднять налоги, так и взять и выстроить новую дорогу для купцов в обход города.