Моя сказка

Затаив дыхание, она нехотя открыла глаза и некоторое время потрясённо глядела на окружающие её травы, цветы и ветви кустов. Впрочем, они не только окружали. Вокруг неё самой сплелась настоящая беседка, которая её бережно поддерживала!

Машинально кинув взгляд на часы, Синд успокоила всполошённое дыхание: близко к четырём утра… Есть ещё время. А значит…

- Отпустите меня… - прошептала она. – Пожалуйста. У меня ещё работы много.

Мгновения тишины – и с еле слышным шелестом плети, мягко опутавшие её – поддерживая, принялись разворачиваться. Синд со странной радостью смотрела на шевеление трав и ветвей по комнате. Она не сердилась, что всё прекрасное, произошедшее с нею, оказалось всего лишь чудесным самообманом. Танцевать с Норманом – даже во сне удивительно хорошо! И закрыла ладошками рот: а ей-то казалось – они танцуют в громадной зале. В то время как весь танец происходил в крохотной комнатке. Ей казалось, они летят по прекрасному залу, украшенному розами, в то время как она всего лишь стояла у стола!..

- Вы не обижайтесь, - тихо сказала девушка травам и кустарниковым ветвям. – Но зря вы так меня… Хотя… Мне очень понравилось! Скрывать не буду! Это как сон, который кружит голову от счастья! Пока оставайтесь. Мне нравится, что вы пришли ко мне в гости. А я быстро закончу свои дела и провожу вас, - она улыбнулась, - как подобает хозяйке. Вы же подождёте?

И она снова принялась за шитьё – уже второго платья, то и дело поднимая голову и посмеиваясь от радости: кусты и травы по-своему решили распорядиться выделенным им временем и принялись украшать комнату, образуя странные, изящные, словно старинные завитки, рамы для окна, для двери и даже для часов на настенной полочке. Синд прекрасно понимала, что они выполняют потаённые её желания хоть чуть-чуть напомнить о доме. Но ей всё чудилось: они сами стараются обустроить её жилище и сделать его не той тесной коробкой с бедными предметами мебели, характерными для студенческой комнаты, а чем-то иным, где хорошо и заниматься учёбой, и предаваться самым удивительным мечтам.

Повесив оба платья сестёр на единственную вешалку в шкафу, Синд осторожно прошла между травами, стараясь не наступить на них – на гостей! И, словно прячущийся заговорщик, выглянула во двор общежития. Гора с лесом, бывшая с этой стороны здания, легонько заалела с обеих сторон. Скоро рассвет. Пора прощаться с неожиданными гостями. Пока ни один травник не побежал за добычей в тот же лес.

Под ногами что-то шевельнулось. Синд, погасившая все магические огни с окончанием работы, пригляделась. Дикий плющ медленно поднимался к подоконнику, одновременно его плети снова мягко окружили девушку. Секунды – и Синд оказалась в кресле, а потом!.. Волна трав и ветвей стремглав выбросилась из окна – и хохочущую от изумления девушку понесло в лес! Она смеялась, вскрикивала от испуга, когда её слегка потряхивало в этом странном кресле – почти как на качелях! Ахала от какого-то немыслимого счастья и всё думала и думала о Нормане! Вот он! Вот он рядом! А может, он позади? Может его тоже несёт гигантской душистой волной где-то следом за нею?

Уже в лесу Синд не выдержала: ощущение присутствия Нормана было таким отчётливым! Она обернулась – и в древесных тенях (сердце стукнуло) мелькнула ещё одна тень, смутно человеческих очертаний…

…Норман, зажмурившись и вцепившись в спинку сиденья перед собой, зашептал что-то неразличимое, то и дело резко охая, а потом с каким-то облегчением смеясь. Несмотря на всё своё необычное состояние, принц выглядел странно счастливым. Уже испуганный этими неожиданностями, Эймери глянул в верхнее зеркальце.

- Что с ним опять?!

- С ним? С ним опять Синд! – Фернан уже не мог объяснять что-то конкретно: он только трясся от бесшумного смеха, закрывая глаза ладонью.

- Фернан, дьяволы! Надо что-то делать!

- Сейчас она успокоится – успокоится Норман. Тогда напомню ему о том, чтобы он закрылся от неё, - утешил друга Фернан. – Только вот… загвоздка есть. Захочет ли он закрываться? Вон какой счастливый. Ладно хоть – подъезжаем уже к их поместью…

…Вернулась Синд из леса с ранней добычей, набрав побольше тех трав, которые дают лучший сок именно в это время. Помня о том, что надо побыстрей и сок из них выжать, и успеть собраться выйти пораньше, чтобы добежать до сестёр – отдать им переделанные платья, она обратно, в общежитие, неслась так, что только пятки сверкали! На бегу здоровалась с теми травниками, которые спозаранку решились идти в лес и удивлённо окликали её: «Синд? Ты? Когда же ты спишь?»

Ну как им ответить, что эта эйфория, эта жадность к травам – оттого, что она дорвалась до любимого занятия, что теперь когда-то всего лишь увлечение теперь может быть поставлено на серьёзную основу? Она и не отвечала – лишь махала свободной рукой, и здоровалась, и смеялась!..

…Они сидели в машине, наблюдая, как мачеха, одетая так, словно собралась ехать сразу на посольский раут, а не в студенческое общежитие, величественно проходит между двумя рядами прислуги и садится в машину, дверцу которой придерживает…

- Неужели это дворецкий? – тихонько удивлялся Эймери. – Ну и замашки у дамочки! Она к этому привыкла? Или так хочется выглядеть достопочтенной?

- По рассказам Синд, я понял, что женщина очень богата, - задумчиво сказал Норман. – Но богатство ещё не значит… Фу-у… Уехала.

- Такое впечатление, - сказал Фернан чуть насмешливо, - что и вся прислуга вздохнула с облегчением.

- Как и мы, - скептически сказал Норман. – Ну что? Начинаем?

Они встали неподалёку от семейного поместья Синд. Вокруг было достаточно деревьев и кустов, чтобы спрятать под ними машину… Эймери негромко спросил, поглядывая на дорогу с клубившимися на ней облаками пыли:

- С чего начинаем? Норман, ты определил направляющие нити?

О последнем ему рассказал в дороге Фернан. Если душа ещё живущего, например в коме, человека не ушла навсегда, невидимые, тончайшие нити от неё могут привести к телу. Что, впрочем, справедливо и для мёртвого человека, чья душа по каким-либо причинам не смогла уйти в небытие. Норман в направляющих нитях души был специалистом высочайшего класса, поэтому главный спрос и был с него.

- Он не в доме. Надо объехать поместье и попробовать проникнуть в сад. Не знаю, почему сад, но чувствую – нити души тянут меня туда.

Эймери послушался и осторожно направил машину вокруг поместья. В дороге он пытался угадать, где же может быть помещён человек, лишённый души; человек, который не властен над самим собой, а полностью подчинён вздорной бабе, потому что та оказалась хитрей его. И Эймери благодарил бога, что ему так повезло – он смог встать рядом с тем, из-за кого ему волей-неволей, но придётся учиться магии и дальше.

В самом глухом углу, между лесом и поместьем, они оставили машину, припрятав её под огромным количеством сторожевых заклинаний. И не спеша вошли в сад.

Сначала показалось, что этот сад – продолжение леса, причём чащобного, настолько он был запущен. Продирались сквозь такие переплетения старых деревьев, что легче было бы распилить их, нежели попытаться отделить их друг от друга. Перескакивали такие мощные упавшие стволы, что те были соизмеримы лишь, может, с изгородью против чудовищ. А потом появилась тропа. Они вышли на неё как-то неожиданно – и замерли, прислушиваясь. Кусты здесь стояли плотной стеной – то есть за ними всё же в этом месте ухаживали. А может, не за ними ухаживали. Может, поддерживали в хорошем состоянии именно тропинку.

Трое парней стояли недолго. Норман первым перестал вслушиваться.

- Как Синд и сказала: тропа служит связью между двумя поместьями – её и крёстной. Наверное, эта крёстная ходит здесь, чтобы сидеть с телом её отца. Идём.

Он повёл их за собой, всё так же высоко держа голову – прислушиваясь к малейшему шороху, скрипу или треску. Пару раз все вздрогнули: резко и хрипло вскрикнула какая-то птица. Здесь, в этом тёмном глухом уголке, всё казалось угрожающим. Тем не менее, принц продолжал идти впереди – под внимательным надзором своих друзей-телохранителей… Если бы Норман не держал руки слегка приподнятыми, даже Фернан не разглядел бы тех нитей, о которых было сказано, – так понял Эймери. Но даже Фернан сильно напрягал глаза, чтобы увидеть то, чего легко и невесомо касается принц.

Как в самом настоящем лесу, перед ними внезапно расступились деревья. Они очутились на светлой маленькой полянке, на которой высилась чуть сгорбившаяся избушка, чуть не вросшая в мшистую землю...

- Сторожка? – не выдержал Эймери. – Она выкинула его в сторожку? Даже не оставила дома?! – Он не мог подобрать слов, чтобы выразить своё возмущение.

- Стучим? – вопросительно взглянул на принца Фернан.

- Нет, не обязательно. – Принц подошёл к двум покосившимся ступеням и осторожно положил ладонь на что-то в воздухе.

И отошёл. Эймери сообразил, что он коснулся защитного заклинания. Или сторожа. Но настолько опять-таки тонкого… Разглядел ли Фернан? «Надо начать посещать все занятия по усилению проникающего взгляда», - решил раз и навсегда Эймери.

Дверь не заскрипела, как ожидалось. Хоть и открылась медленно, словно остерегаясь… Эймери забыл, как дышать… Прекрасная женщина, странно сияющая, с белыми косами, струящимися по груди, в длинном тёмно-зелёном платье, безо всяких украшений, не считая настоящей розы, сахарно-алым бархатом темнеющей на плече, внимательно оглядела пришельцев и присела перед Норманом:

- Доброе утро, ваше высочество! Рада видеть вас и ваших друзей.

- Доброго… - проговорил принц, не сводя с неё зачарованного взгляда.

Женщина помолчала немного. Улыбка, приветливая и умиротворяющая, постепенно погасла, потемнели глаза глубоко синего цвета. Женщина поклонилась:

- Войдите, господа. Дорога ваша была долгой. Я напою вас и накормлю, а потом вы расскажете, с чем прибыли. Прошу вас.

И с новым поклоном она отошла вглубь избушки, пропуская мимо себя всех троих.