Лейтенант

– Уходим, это сильные! – крикнул один из оставшихся на ногах парней, и компания ринулась прочь. Вдогонку им полетели ещё несколько каменных осколков. Двое беглецов с криками рухнули на асфальт. Один схватил за ногу. Другому осколок пронзил спину.

– Чего творишь? – обернулся я к Лизе.

– А что? Эти наглецы посмели рот на меня раскрыть. Получили по заслугам.

– Ладно, бежим, – я убрал револьвер и, взяв Лизу за руку, потащил дальше по улице. – Не хватало, чтобы нас городовые застукали. Что тогда? Тоже булыжниками кидаться? Я хотел всё по-тихому сделать.

Добрались до моста. Теперь только реку перейти – а там и до вокзала недалеко. Но Лиза совсем раскисла. Она хромала, стиснув зубы от боли, которую причиняли натёртые мозоли. Каждый шаг для неё был пыткой.

Мы стали ждать «парового извозчика». За полчаса мимо нас проехали двое, но они оказались заняты. Тогда я предложил посидеть отдохнуть, и мы отправились под мост. Тут тоже спали бомжи. Они разместились вдоль толстой трубы, от которой шло тепло. Я нашёл бесхозный кусок картона, и мы устроились на кирпичном выступе в стороне от лежбища здешних обитателей. Лиза сняла туфли: ноги её были все в крови.

Я думал, отдохнём, а потом всё-таки перейдём этот чёртов мост. Но мы так устали, что не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой, да и тепло, идущее от трубы, нас обоих разморило. Лиза больше не хотела никуда идти. Она положила голову мне на колени и уснула. Я же не спал. Размышлял и строил планы, пока на улице не забрезжил рассвет.

В этот же день мы нашли новое жильё: сняли комнату у одинокой пожилой женщины. Это был частный одноэтажный дом на окраине, и здесь, я надеялся, враг нас не найдёт.

Теперь оставалось лишь сидеть и ждать письма из канцелярии, и надеяться, что когда я приду в Совет, меня там не встретит Светлейшая дружина.

***

Шёл шестой день моего ожидания. Я в который раз отправился на почту в надежде получить письмо из канцелярии. Обещали через два-три дня, но его до сих пор не было. Я рисковал, приходя сюда. Те, кто знали обо мне, могли подкараулить. Каждый я готовился к худшему. Но пока враги не появлялись, и я в целости и сохранности, но с пустыми руками возвращался в нашу с Лизой комнатушку, где мы прятались от всего мира.

Лиза грустила. Я ни разу не заговаривал с ней о дальнейших планах. Пару раз речь заходила о том, чтобы обжаловать решение Совета, но Лиза сомневалась, что это возможно. Обычно она была довольно самоуверенной и заносчивой, но сейчас в ней словно что-то сломалось. Она не верила в успех сего предприятия.

Лиза сильно изменилась после наших ночных приключений: теперь она часто молчала, замкнувшись в себе, а былая спесь всё реже и реже проскальзывала в поведении, да и то какими-то неуверенными отголосками. Я понимал, что у неё творится в душе: раньше девушка считала себя госпожой, знатной дамой, а теперь стала никем, оказалась на самом дне общества без связей и перспектив, преследуемая убийцами, полицией и чёрт знает кем ещё.

Меня беспокоило, как Лиза переживёт грядущий разрыв. Ситуация усугублялась ещё и тем, что мы сильно сблизились за эти дни. Помня, с какой обидой Лиза восприняла прежнее расставание, и как мне за это досталось, а так же понимая, что план наш идёт коту под хвост, я избегал близости с ней. Но когда мы оказались фактически заперты вдвоём на несколько дней в тесной комнатушке, сохранять дистанцию больше не получалось, и в первую же ночь мы оказались в одной кровати. И теперь я ещё больше боялся той обиды, которую спровоцирует наше расставание. Теперь это коснётся и других...

И вот я четвёртый раз пришёл на почту. Имелись опасения, что Совет кинул меня, но я решил выждать две недели, прежде чем плюнуть на всё и уехать. Сдаваться раньше времени я не собирался.

Как обычно, я подошёл вне очереди к окошку и спросил, нет ли письма на моё имя. Когда услышал, что – есть, душа возликовала. Значит, обо мне не забыли, меня не кинули. Заседание состоится. Выждав очередь, я забрал конверт, но открывать не стал – спрятал его во внутренний карман сюртука и спешно направился к выходу. Но тут меня окликнули.

Я замер. Обернулся. У окна стоял Крылов. Он-то и позвал меня. Я даже не заметил, как он здесь очутился. Когда я заходил, тщательно осмотрел помещение – его не было. А теперь возник, словно призрак из воздуха. Старик стоял, опершись на трость, и глядел на меня холодным пустым взглядом. На миг мне показалось, что на губах его застыла еле заметная торжествующая ухмылка.

Я бы мог ускориться и оказаться метров за сто от почты, но долго ли мне так бегать? Крылов знал, что я приду сюда. Он явился именно сегодня, когда прислали письмо, значит, мой враг был заодно с кем-то из Совета старейшин или канцелярии. Но почему он не подкараулил меня и не напал внезапно, чтобы я не смылся, как прошлый раз? Мне стало любопытно. Здесь я находился в относительной безопасности. Вряд ли Крылов применит тёмные чары на виду у всех посетителей и работников центрального почтового отделения.

– Добрый день, Михаил, – произнёс старик, когда я подошёл. – Вот мы и встретились снова. Давно не виделись.

– Добрый день, – ответил я. – Не сказал бы, что давно. Менее недели прошло с тех пор, как ты подкараулил меня у дверей постоялого двора.

– Это не считается. Даже не поболтали толком. Ты сразу куда-то убежал.

– На то были веские причины.

– Даже не сомневаюсь. Ну теперь-то нам удастся, наконец, пообщаться, как старым знакомым.

– Зачем ты здесь? Мне казалось, ты хочешь убить меня, а не языком чесать, – прямо спросил я.

– Да, это так. И я не отказываюсь от своего намерения. Вот и решил, как говорится, встретиться с тобой лицом к лицу. Утомляет меня эта беготня. Вместо того, чтобы играть в догонялки, лучше поскорее поставить точку в нашем деле. Ты же знаешь: куда бы ты ни пошёл, я как тень, буду следовать за тобой. Это неизбежно. То, что должно произойти – произойдёт.

Теперь я понял, зачем он здесь. Он играл со мной, словно кот, поймавший мышь, перед тем, как съесть. Он ощущал власть надо мной, знал, что я не смогу ему противостоять.

– Ты так ненавидишь меня, что готов остаток жизнь за мной гоняться? – спросил я.

– Ненависть тут ни при чём. Причина глубже. У тебя есть то, что мне нужно. После прошлой нашей встречи я отчётливо это понял. И теперь я должен забрать это.

– Сила, – догадался я. – Ты впитываешь мою силу и сам становишься сильнее.

– Ну видишь: ничего тебе и объяснять не надо. Сам всё понял. Ну так что? Будем стоять тут до вечера? Посетители скоро разойдутся, почта закроется, а на улице стемнеет. И тогда мы останемся наедине. Какой смысл оттягивать неизбежное?

– Нет, я не намерен ждать. У меня слишком много дел.

Мы вышли из отделения. Погода стояла летняя. Светило солнце. Не так ярко и жарко, как в Александрии, но всё равно немного припекало. С такой день умирать не хотелось. Впрочем, как и в другие. Я всё ещё мог уйти, но что, если старик прав? Долго ли бегать? Всю жизнь прятаться и бояться, что однажды он настигнет меня и убьёт? Или вступить в бой? Пусть я сейчас умру, но это лучше, чем годами жить в страхе за себя и своих близких в ожидании момента, когда враг явится снова.

– Предлагаю перекусить, – сказал Крылов. – Тут неподалёку есть хороший ресторан. Не знаю, как ты, а если бы мне предстояло сегодня умереть, я бы предпочёл плотно поесть и выпить бокал дорого вина – последнее удовольствие перед тем, как отправиться в мир иной.

– Что ж, можешь осуществить своё предсмертное желание, – ответил я. – Ведь кто сказал, что в мир иной сегодня не отправишься именно ты?

Мы стояли на тротуаре. К нам медленно подкатили два паромобиля с длинными капотами, по бокам которых в ряд располагались по три хромированные трубы. Машины затормозили. Двери открылись, и из них вышли люди в зелёных кителях. Шестеро: пять рослых мужчин и одна женщина – светловолосая суровая дама, не уступающая телосложением остальным.

– Твои друзья? – хмыкнул Крылов.

Но я не понимал, что происходит.

Один из парней подошёл к нам. Он был на полголовы выше меня и казался настоящим великаном.

– Михаил Барятинский? – спросил он. – Дружина Басмановых. Приказано вас доставить. Пожалуйста, пройдёмте с нами.

Дружина Басмановых... Они тоже знали, что я буду сегодня на почте, и приехали за мной. Но зачем? Тоже хотят убить меня? Или спасти? После всего пережитого на последнее я рассчитывал меньше всего.

Я посмотрел на Крылова, затем снова – на здорового дружинника. Я задавался вопросом: какое из двух зол сейчас будет меньшим?