Соннасарнова. Элит

Фира облегченно перевел дух, чувствуя во рту солоноватый привкус крови. Теперь оставалось лишь удержать нити, бешено рвущиеся из его быстро ослабевающей хватки. На мгновение он подумал, что действительно действует, как самоубийца. Но он не мог, не имел права показывать свою слабость перед Тейном. Повелитель теней и так считает его слишком слабым, только обузой, которую можно оставить, потому что от нее нет никакого проку, а потом, возможно, вернуться за ней. А возможно — и нет. Пусть все так, Алкайдэ прав. Он практически бесполезен для него, только и делает, что просит спасти его или помочь. А теперь, когда хочет помочь сам… Когда повелителю теней, наконец, самому нужна его помощь…

Фира незаметно стер кровь с губ рукавом, сосредоточившись на нитях и почти не видя самой схватки.

Алкайдэ медленно подошел к пленнику. Сохраняя достоинство, он медленно опустился на одно колено и поцеловал белоснежную руку.

Медард Алоис резко выдернул руку. От этого жеста Тейн вздрогнул и рывком поднялся на ноги.

— Прости меня, отец, — стараясь говорить ровно, произнес он.

Пленник постарался отвернуться в сторону. Но Фира крепко держал его, и у него это не особо получилось. Тогда он заговорил. И каждое его слово, точно удар плети, хлестко отзывалось внутри.

— Как ты смеешь просить у меня прощение? — голос пленника был ледяным и колючим, смертельный холод веял от него. — Ты просишь простить тебя?! Простить за то, что опозорил наш род?! Простить за то, что ты попрал извечные традиции? Простить за то, что ты предал Навь? Простить за то, что ты, презреннейший раб, посмел нарушить покой Владыки?! Простить за то, что ты замахнулся на священные законы, которым со времен сотворения подчиняются все в Нави?! И наконец, простить за то, что ты предпочел смертных?! Неужели ты забыл непреложную истину? Отказаться от своего долга ради человека? Ради человеческих чувств? Эмоции даны им лишь как жалкая компенсация их ничтожной и краткой жизни. Но мы! Мы — порождения Нави! Чувства делают нас слабыми! Даже сейчас, — он на миг скосил глаза в сторону Фиры. — Даже сейчас ты притащил сюда человека. И ты смеешь просить у меня прощения? Ты забыл все, чему я тебя учил. Ты ничтожество. Эврар!

— Отец… — начал было Тейн. Но продолжить не смог. Что бы он мог сказать ему? Что сожалеет, но будь у него еще один шанс, его выбор бы не изменился?

— Не смей называть меня отцом! — Медард Алоис сверкнул глазами. — Что теперь? Чего ты ждешь?

— Я не хочу драться с тобой. И не собираюсь.

— Вот как? И очень зря!

При последних словах пленник дернулся и невидимые нити, удерживавшие его, лопнули. Он бросился на Алкайдэ. Но несколько нитей, все еще целые, помешали ему нанести точный удар и в то же время дали Тейну возможность уклониться в сторону от смертельного удара.

В следующий же миг Тейн скорее инстинктивно, нежели осознанно, вскинул руку. В ней сверкнуло черное лезвие ножа, материализовавшегося из теней. По самую рукоять Тейн всадил этот нож в грудь своему отцу.

Тот некоторое время стоял, непонимающе глядя на Алкайдэ, а затем упал на колени.

Тейн хотел было броситься к нему, поддержать, но не мог сдвинуться с места. Его приковал отцовский взгляд. Его удивление. Он пораженно глядел на сына, словно не мог поверить, не мог вообразить в самых далеких своих кошмарах, что такое ничтожество, эврар, может одержать над ним верх.

— Мне жаль, — прошептал Тейн, — что ты так никогда и не смог стать свободным.

Губы Алоиса, на которых выступила густая багряная кровь, скривились в презрительной усмешке.

— Ты — аномалия, уродец. Для повелителя теней свобода — страшнейшая кара. Наше предназначение — служить мертвым богам. Никто ни в Нави, ни в Прави не носится с этой твоей свободой. Борьба за нее — исключительно людской удел.

На этот раз криво усмехнулся Тейн.

— Тогда, видимо, по какой-то неведомой причине, я больше человек, чем повелитель теней.

И он прочитал ужас в глазах своего отца. Зачем он сказал это? Только ли, чтобы позлить его в последний раз?

Медленно собственная тень накрывала Алоиса. И там, где она касалась его, не оставалось ничего. Несколько мгновений спустя Тейн остался один, растерянно и немного испуганно глядя на доски помоста, где мгновение назад на коленях еще стоял его отец.

— Ты как? — Тейн почувствовал, что Фира положил руку ему на плечо.

Кэйн видел ужасные раны на шее, залитые кровью плечи, но спрашивал он не о физическом состоянии.

— А? — повелитель теней словно очнулся от глубокой задумчивости или легкой дремы. Он рассеянно посмотрел на Фиру. — Нормально.

Тейн с трудом поднялся на ноги. Его собственное тело вдруг показалось ему очень тяжелым.

— Идем, у меня где-то лежала мазь Солнца от ожогов, нужно забинтовать твои раны, — ломким голосом продолжил Кэйн, поворачиваясь в сторону гостиной.

— Стой, — окликнул его Тейн. — Не хочешь сначала в Явь вернуться?

Он положил руку на плечо Фиры. А через миг мир вокруг них вновь приобрел яркость.

— Отлично, — протянул Фира. — Подожди, сейчас принесу, — он направился на кухню.

Тейн обессиленно опустился на диванчик.

Внутри была пустота. Даже от мыслей, что было довольно приятно, принимая во внимание обстоятельства.

Фира вернулся довольно быстро, неся в руках небольшую баночку с пахучей мазью.

— Ужасно, — произнес он, глядя на ожоги Тейна. — Нанесешь сам?

Сохранять нормальное состояние стоило неимоверного напряжения сил. «Только бы не заметил».

— Сначала бы надо в душик… — меланхолично произнес Тейн. — Вдруг он резко сел и поднялся на ноги, оглядывая диван. — А то я тебе тут всю мебель запачкаю.

— Хорошо, — с облегчением произнес Фира. Его руки дрогнули, когда он ставил мазь на столик.

Но в душ Тейн не направился. Сначала мелкая тень скользнула по дивану, очищая его от нескольких пятнышек крови. А потом на краткий миг черный кокон окутал самого Тейна. Когда тени исчезли, одежда Алкайдэ была чистой, а раны больше не кровоточили. Он взял мазь и осторожно размазал немного по шее.

Кэйн посмотрел на него и несколько механическим голосом скомандовал дому подать аптечку. Последняя тут же оказалась на столе.

— Зачем? — удивился Тейн. — Оно само пройдет!

— Нужно забинтовать, чтобы не попала грязь, — настаивал «доктор».

Вздохнув, Тейн вытянул шею, подставляя ее Фире.

Фира тупо посмотрел на него, из последних сил просто сохраняя равновесие. «Тейн не должен узнать», — мантрой повторил он про себя. Унять дрожь в руках было не так уж и просто, но Фира постарался сделать так, чтобы Тейн ее не заметил, быстро замотав его шею бинтом, не дотрагиваясь до него самого.

— Сам закрепи, — добавил он, отрезая кончик ножницами.

— Спасибо, — Тейн закрепил и аккуратно ощупал повязку.

Фире показалось, что сил на то, чтобы выглядеть сейчас… ну хоть как-то, тратится куда больше, чем на удержание нитей во время схватки. И все из-за напряженного желания проявить себя. При других обстоятельствах он мог бы сделать это куда легче. Но кто говорит об обстоятельствах, когда речь заходит о результате? Он почувствовал внезапный жар, хоть тело, отдавшее большое количество тепла как энергию для нитей, было холодно, будто лед.

— С тобой ведь все будет хорошо? — с тревогой спросил он, глядя на Тейна.

— Конечно. Через несколько дней даже шрамов не останется, — рассеянно ответил он.

Алкайдэ перевел не очень фокусирующийся взгляд на Фиру. — Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, — заверил его тот. — Пойду… кофе заварю.

— Фира, — окликнул его повелитель теней. — Спасибо.

Фира никак на это не отреагировал. Он завернул за стеночку и на секунду прислонился к ней. В почти отключающемся разуме слабо тикала мысль уйти подальше, чтобы Тейн не увидел его в таком состоянии. Оторвавшись от стенки, он прошел кухню, выйдя из боковой двери. Веранда, которой он почти никогда не пользовался. Сейчас очень вовремя имеет не арку, а закрывающуюся дверь. Пройдя еще несколько шагов, Фира без сил рухнул на пол. Он уже почти ничего не чувствовал: ни холода, ни боли от порванных Медардом нитей, только неимоверное напряжение прибивало к земле, будто сила притяжения внезапно стала действовать на него куда сильнее, чем на других живых существ.

Замерев на диване и стараясь не шевелить шеей, Тейн прикрыл глаза. Он чувствовал себя не только опустошенным, но и совершенно разбитым. Однако сон все не приходил. Даже легкой дремы не было. И мыслей… Ни-че-го… И в этой пустоте отчетливо, до мельчайших подробностей, проступали детали внешнего мира.