Купчиха. Часть третья

Будто в ответ на его слова распахнулись боковые двери и в них вбежал тот самый серый, невзрачный человек. Он задыхался, но не от быстрого бега, а от волнения и страха.

— Ваша светлость, — воскликнул он, — не велите казнить… Графиня Гедвига покончила счёты с жизнью!

— Что? — фар Ниблонг аж привстал со своего кресла, хотя до этого казалось, что он с ним сросся.

— Графиня отравилась, — упавшим голосом повторил вестник, — сейчас следователи устанавливают, где она взяла яд.

— А Хельмут? — спросил герцог, игнорируя предыдущее высказывание.

До этого казалось, что невзрачный человек перепуган до последнего предела, но оказалось, что ему ещё есть куда бояться. Он посерел ещё больше и дрогнувшим голосом сообщил:

— Хельмут бежал из подземной темницы. Его ищут.

— То есть, — вкрадчиво произнёс крокодил и в его голосе звучало шипение тысячи голодный змей, — ты хочешь мне сказать, что мои люди упустили всех важных пленников, а графёнка Ульриха так и не поймали? Кому-то кажется, что ему шея жмёт и голова лишняя. Это не ты случайно?

Бедняга как стоял, так и рухнул на колени.

— Ваша светлость, не губите! Причём тут я? За содержание пленников отвечает ваш начальник стражи, а за поимку беглых преступников — начальник тайной канцелярии. Я же просто бедный вестовой!

Фар Ниблонг поднялся по весь свой немалый рост, отчего показалось, что в огромном зале стало нечем дышать, и рявкнул: начальника стражи ко мне! И начальника тайной канцелярии туда же!

Виола, которая с затаённым страхом следила за происходящим, не могла не восхититься, как этот тип ловко перевёл стрелки. Но ещё больше потрясла её весть о том, что графиня скончалась от яда. Несмотря на то, что Гедвига и так была чуть ли не при смерти, Виола сомневалась, что она приняла отраву по доброй воле, слишком сильно было в графине желание жить. С другой стороны, вряд ли это сделал Хельмут. Виола точно знала, где он находился последние пару дней и могла поклясться, что к этой смерти он отношения не имеет. Хотя какое это теперь может иметь значение? Гедвига мертва и не может свидетельствовать против неё, вот главное. Конечно, у неё не было твёрдых доказательств, только слова, но слово знатной женщины значительно весомее слова представительницы третьего сословия. Теперь же обвинять Виолу просто некому. Она с облегчением выдохнула.

Тут, сбивая друг друга с ног, в зал ввалились двое, один в нарядном мундире, другой в цивильном платье. Оба выглядели перепуганными до крайности.

Начальники служб, — догадалась Виола. Сейчас герцог устроит им головомойку.

Угадала. Фар Ниблог снова рухнул в своё кресло и начал распекать своих подчинённых, не смущаясь присутствием посторонних свидетелей. Орал, ругался последними словами, припоминал бедолагам все их промахи, обзывал идиотами, недостойными своих высоких званий… Те стояли, опустив головы, и даже не пытались оправдываться.

Виоле вдруг стало смешно. Она поняла, что всё происходящее — ничто иное как спектакль. Вот герцог поорёт-поорёт, затем отпустит своих подчинённых восвояси и они пойдут дальше работать как ни в чём не бывало. Им даже штраф не грозит, не то что лишение званий и должностей.

Похожая мысль пришла к ней от Мельхиора. Показательное сотрясение воздуха, — думал маг. Всё, что грозит этим людям — позор конкретного мгновения. Графиню всё равно не вернёшь, а вот Хельмута поймать вполне возможно. Идти-то ему особо некуда. Он знал все ходы-выходы в замке, пользуясь этим, наверное, сумел бежать, а на воле, за стенами замка у него никого нет. Мало того, любой горожанин с удовольствием сдаст его новым властям, ведь недаром говорят, что фар Ниблонг прекрасно оплачивает лояльность населения.

Виола продолжила его мысль. Даже если Хельмута поймают, бояться его показаний смешно. Что он может знать? Он же за последние несколько лет ни разу не выезжал из Эгона. Вот если бы тут была ведьма, которая украла Эди… Но Мельхиор вовремя сплавил её в Элидиану вместе с ещё более опасной товаркой. Бояться следует только того, что Ульрих от большого ума решит самостоятельно спасать Виолу и заявится сюда сам.

Маг хмыкнул. Именно этого развития событий он опасался больше всего: явления Ульриха Эгона в виде благородного идиота. Но время шло, а графёнок не объявлялся, чем несказанно радовал сердце своего соперника. Может, мальчишка наконец взялся за ум?

Граф между тем закончил распекать своих подчинённых и перешёл к более конструктивной фазе: задавал конкретные вопросы и отдавал приказания. Тут стало ясно, что орал он на мужиков зря: они дело своё знали. Кто же виноват, что им приходится работать в таких условиях? Точного плана замка нет ни у кого, так что тот, кто осведомлен о потайных ходах, всегда будет иметь преимущество. Прислуга вся местная и проверить её нет ни сил, ни времени. Шпион, который тут работал, так и не попал в замок, не сумел свести здесь знакомства, поэтому непонятно даже, кого подозревать в отравлении графини. Ну не Виолу же? Хотя это ей выгодно, она всё время, пока находилась в замке, была на виду.

В общем, графиню следует похоронить не как самоубийцу, а как убиенную, но без особой помпы. Пусть покоится в родовом склепе рядом с мужем и сыновьями. Хельмута изловить: он не мог уйти далеко. Ульриха искать: он тоже где-то рядом.

Он обязательно должен сюда явиться, если узнает, что схватили женщину и ребёнка. Пусть даже мелкий ему никто, в чем герцог очень сомневается, но сам-то графёнок думает иначе. Это ясно из показаний слуг. Когда его схватили люди графини, он требовал, чтобы она немедленно освободила его сына. Сына, а не чужого мальчика.

Он не успел закончить инструктаж, как к нему подскочил тот самый невзрачный и что-то зашептал на ухо. Ниблонг вальяжным жестом отпустил подчинённых, которые не ушли, а присели тут же на скамье напротив Виолы с Мельхиором, и объявил:

— Готовьтесь. Сейчас сюда придёт мой маг и мы узнаем истину.

Не прошло и минуты, как в зал вошли двое солдат. Один тащил жаровню с углями, другой — складной столик и мешок, в котором что-то брякало. Рудольф вошёл следом, показал, где поставить жаровню, забрал мешок и с важным видом принялся расставлять на столике какие-то склянки. Мельхиор следил за ним с немым одобрением. Кажется, всё шло как должно.

Подготовка действительно заняла пятнадцать минут. Маг водрузил над жаровней тигель, куда бросал по-очереди разные травы, приливал по каплям зелья и при этом нараспев читал заклинания, одно другого длиннее. Наконец он снял посудину с огня, вылил получившееся на большое серебряное блюдо и жестом пригласил Мельхиора приблизиться.

Хоть Виолу и не приглашали, но она взяла сына за руку и пошла вместе с мужем. Встала у него за спиной так, что могла смотреть из-за плеча, и уставилась на приготовления мага. Интересно же! При таком обряде ей ещё присутствовать не доводилось.

Ниблонг тоже встал со своего сиденья и подошёл к ним, чтобы лучше видеть происходящее. Виола с трудом удержалась, чтобы не поморщиться. От всевластного герцога неприятно пахло: несвежим бельём, лекарствами, старческой немощью и какой-то затхлостью. Несмотря на весь свой грозный вид, королевский крокодил оказался просто больным и не слишком счастливым человеком.

* * *

Сваренное на глазах присутствующих зелье было жёлтого, охристого цвета и располагалось на блюде несколькими кляксами. Маг пояснил:

— Прежде, чем определять степень родства уважаемого коллеги Мельхиора и этого милого мальчика, я должен продемонстрировать, что мой обряд работает и работает правильно. Поэтому я поделил зелье на несколько частей. Сначала посмотрим, что будет, если двое — не родственники. Мы точно знаем, что я и магистр Мельхиор друг другу никто. Прошу, магистр, пару капель вашей крови вот сюда!

Мельхиор послушно дал проткнуть свой палец и накапал на нужное пятно зелья. Красная кровь ярко выделялась на жёлтом фоне. Затем свою кровь, всего одну каплю, добавил сам Рудольф. Зелье сердито зашипело и моментально из жёлтого стало чёрным. Кровь на нём больше не была видна.

— Вот видите, что происходит при этом обряде, когда люди друг другу чужие, — назидательно заметил маг, — а вот что будет, если они — родня. Дорогой кузен, ты ведь пожертвуешь пару капель ради такого важного эксперимента?

Ниблонг явно не обрадовался открывшейся возможности проверить своё родство с собственным магом. Он покрутил головой, но другой пары кровных родственников не обнаружил. Он было уже протянул руку, чтобы маг её уколол, но тут сообразил:

— Нет, мы с тобой слишком дальние родственники. Пусть эта девица покажет, как выглядит самое близкое на свете родство, мать и сын всё-таки.

Виола вздохнула, но спорить не стала, протянула руку. Маг хищно схватил её за палец и кольнул острым ножичком. Капли крови упали на очередное пятно зелья.

— А теперь мальчик! — возгласил маг.

Перепуганный Эди спрятал кулачки за спину. Он не доверял чужому дядьке и уж никак не желал позволить ему так над собой измываться.

Виола присела и что-то сказала ему на ухо, после чего Эди, хоть и набычился, но протянул магу ручонку с выставленным вперёд указательным пальцем. Капля его крови соединилась с Виолиной и зелье вспыхнуло ярким голубым светом. Оно сияло, переливалось и опалесцировало как самый дорогой лунный камень.

— Идеально! — воскликнул Рудольф, — Мы все видели, как это бывает у сына с мамой. А теперь проверим, как оно с папой!

Мельхиор расковырял затянувшуюся было ранку и накапал своей крови в самый центр. Увидев, как красиво получилось, Эди охотно дал себя уколоть ещё раз. Почти не больно, зато результат такой великолепный!

Всё повторилось. На этот раз краски были чуть бледнее, чуть сдержаннее, но этого никто из мужчин не заметил, такие тонкости доступны только женщинам и художникам.

— Что ж, — констатировал маг, — надеюсь, ни у кого сомнений не осталось. Мы видим здесь крепкую семью: мать, отца и их родного сына. Думаю, ни о каком родстве с семейством Эгон речь идти не может.

— Хорошо, — ответил на это высказывание недовольный герцог, — я их отпущу. Но не раньше, чем они принесут клятву.

— Какую клятву? — спросил Мельхир и получил ответ:

— Магическую. Клятву покинуть Гремон как можно скорее и никогда ни под каким предлогом сюда не возвращаться. Так как ребёнок приносить клятвы не может, её за него даст мать, это законно.

— То есть, — переспросил Мельхиор, — пока мы можем тут находиться, но после того, как мы пересечём границы королевства, назад нам дороги не будет, я правильно понял?

— Совершенно верно, — подтвердил герцог, возвращаясь в своё кресло, — ни вам двоим, ни мальчику.

Если он полагал, что кто-то станет возражать и отказываться, то был приятно удивлён. Виола воскликнула:

— Да глаза бы мои этого Гремона не видели! Дайте мне скорее текст клятвы и что там ещё надо!

По Мельхиору видно было, что он целиком и полностью поддерживает жену, хоть и молчит.

Текст клятвы пришлось составлять на месте и тут герцог показал, что не зря сидит в своём кресле. Сходу выдал отличный текст, не допускающий двоякого толкования, только имена подставляй.