Удача любит рыжих. (Трилогия)

Другое дело, что штаны не у всех имеются в единственном экземпляре.

Однако не только одежда отличала этого адепта от предыдущего. В том чувствовалась уверенность, непробиваемая вера в себя; этот же стоял так, будто ждал, что его вот-вот отсюда сгонят. Дело было даже не в выражении лица; весь его вид, сама его манера стоять, заметно ссутулив плечи, говорила о том, что больше всего ему хочется не обращать на себя ничьего внимания. И это при том, что я, считав его ауру, убедилась, что силой магии он ничуть не уступает своему предшественнику. Может быть, даже превосходит.

Зуб даю, что стража у городских ворот трижды проверяет его входную грамоту. Такие вот физиономии наверняка рисуют в учебниках для начинающих стражников, подписывая под каждой рожицей: «Нарушитель начинающий, совестью обремененный». Учитывая, что трижды проверяли и у меня, рядом с теми рисунками есть еще несколько, объединенных общим девизом: «Ведьма рыжая, зело наглая, за проход не платит (вообще ни при каких обстоятельствах)».

В принципе я вполне могла понять его неуверенность. Сложно радоваться празднику, когда все, кроме тебя, демонстрируют деньги и удачу. Я неплохо помнила Новый год — а вместе с ним и то, что тогда чувствовала. Другое дело, что я знала: не только здесь и сейчас, но и в любом другом месте он все равно стал бы ощущать себя худшим. Недостойным. Неуместным.

Я сама порой испытывала нечто подобное. Но за моими плечами стояли годы, проведенные на трактах, — а там, если ты не любишь себя сам, значит, любить тебя некому. Полное самообслуживание, как в гномьих трактирах.

Маг явно не имел бродяжьего опыта.

Лицо его, кстати, было мне подозрительно знакомо. Мрыс эт веллер! Я готова была поставить на кон свою хлипкую четверку по некромантии, что уже видела этого адепта в действительности, а может быть — на гравюре в книге. Этого или кого-то очень на него похожего. Ешкин кот, ну кто же это, кто… среднего роста, худощавый, черные блестящие волосы, подстриженные, к слову, не слишком-то ровно, — такое впечатление, что последний раз их подравнивали с полгода назад, а длина — немногим ниже плеч — является следствием не моды, а недостатка денег на парикмахера; черные же глаза, чуть раскосые, почти как у меня; бледная кожа, нос с горбинкой… мрыс эт веллер келленгарм, ну кто? Кто?!

Он стоял, привалившись к стене и скрестив руки на груди; взгляд его бессмысленно скользил по залу, то и дело возвращаясь к той паре, которую я заметила с самого начала. Нехороший это был взгляд: ненависть, и зависть, и привычное бессилие… Подумав, я села на корточки рядом, решив, что не стоит выпускать объект из поля зрения.

— Мастер, — окликнули его слева; я посмотрела туда, это был давешний Трубадур, наконец-то оторвавший взгляд от своей Принцессы, — о чем думаешь?

Тот повернул к нему голову. Нестриженые волосы закрыли ему лицо, и он мотнул головой, отбрасывая их в сторону. Знакомое движение, мрыс эт веллер, какое знакомое…

Но кто же это? Персонификация моих комплексов, что ли?

— Об алхимии, — мрачно ответил адепт.

— Тебе о ней вредно много думать, — улыбнулась эльфийка. — Одного раза вполне достаточно…

Я ждала, что тот, кого назвали Мастером, смутится — вполне логично, если ты так стыдишься своей одежды, а к тебе обращается девушка сказочной красоты. Однако этого не произошло; он смотрел на нее так ровно и спокойно, словно с ним заговорила совершенно обычная девица.

— Где уж нам, демонам… — усмехнулся он. — Ты бы, Трубадур, лучше спел, что ли.

Менестрель покачал головой.

— Шумно здесь, — сказал он. — Да и сам представь: в зале, значит, оркестр «Мороз и солнце» дерет, а я здесь пою. Скандал выйдет.

— Все сюда перебегут, — уверенно сказала эльфийка. — И царь-батюшка первым.

— Оно, конечно, так. — Трубадур посмотрел на нее и изобразил на лице глубокую задумчивость. — Вот только боюсь, как бы кого не покалечили в давке…

Принцесса рассмеялась так звонко, что сравнение с серебряным колокольчиком вдруг перестало казаться мне настолько банальным. Она была красивая, мрыс дерр гаст, какая же она была красивая… мне такой никогда не быть, но я не чувствовала и намека на зависть. Ей невозможно было завидовать, такая она была светлая. А вот платье на ней было мне отчего-то подозрительно знакомо — легкое и воздушное, из светло-салатового шелка, с длинным шлейфом, спереди открывающее идеальной формы ноги чуть выше колен, сзади ниспадавшее до пола. Сдается, нечто подобное один знакомый мне магистр как-то видел на какой-то эльфийской княжне…

Ошибочка вышла. Не на княжне, а на Принцессе.

Может, и Рихтер здесь есть? Тогда сон выйдет совсем интересным. Я покрутила головой, пытаясь его найти, но через несколько минут прекратила поиски. Похоже, моему подсознанию было хорошо и без магистра.

Отвлекшись на посторонние мысли, я забыла следить за развитием сюжета. Тем более что и следить было особо не за чем: Трубадур и эльфийка о чем-то болтали между собой, Мастер смотрел на них, и в этом взгляде зависти не было ни на грамм. Боль — была. Но не зависть.

Неожиданно он всем телом развернулся куда-то в сторону. Я посмотрела туда же; темноволосая вампирша, державшая давешнего адепта под руку, призывно махала свободной конечностью. Магичка улыбалась, и по этой улыбке я поняла, что Мастера она считает своим хорошим другом. Что-то подобное я испытываю к Хельги, Генри и близнецам… или нет, все они скорее приятели, чем друзья.

Мастер отрицательно качнул головой, но вампирша улыбнулась еще раз, и он, похоже, сдался. Придерживая полу плаща с левой стороны — по этому жесту я убедилась, что дырка там все-таки есть, — он пошел к ней; я пошла за ним, краем глаза наблюдая за окрестностями.

Окрест все было нормально. Все оставалось по-прежнему, только адепт с вампиро-эльфийскими корнями насмешливо щурил зеленые глаза. Еще бы, он и сам по себе явно не страдал от комплексов, а уж на фоне Мастера и его потертого плаща…

Я еще раз отвлеклась на Трубадура и эльфийку — не смотреть на эту пару было просто невозможно — и оттого пропустила начале беседы.

— …И на кого ты пойдешь? — спрашивала девушка, явно продолжая начатый разговор.

Мастер пожал плечами.

— На боевого мага, — ответил он.

— Думаешь, получится? Конкуренция, говорят, очень большая…

— Не знаю. Я ведь не собираюсь становиться самым лучшим, королевским там или боевым магистром в Академии. Не везде же нужны очень сильные маги, таким, как я, тоже должно найтись хоть какое-то место.

Я оскорбилась. По силе мы были примерно равны, но я все-таки имела наглость полагать, что смогу найти для себя более выгодную вакансию, нежели та, которая характеризуется словосочетанием «хоть какое-то место».

— Поразительно малые запросы, — ухмыльнулся зеленоглазый спутник вампирши. — Для человека с таким дипломом, какой будет у тебя, ты ценишь себя непростительно низко.

Это было сказано довольно небрежно, но Мастер мигом подобрался, точно перед боем. Это движение тоже мне очень кого-то напоминало.

— При чем здесь мой диплом?

— Ну как же, — пожал плечами зеленоглазый. — Особый диплом, знаешь ли, не всякому выдают.

— Особый диплом, — ровно сказал Мастер, — будет у тебя, а не у меня. Ведь ты же у нас гений или не так?

— Разве в гениальности дело? — Народ, стоявший кругом, начал прислушиваться к разговору, и зеленоглазый (дальше, чтобы не повторяться, я решила называть его Гением) наигранно изогнул бровь. — Ты не гений, зато ты Мастер… разве этого мало? И ведь не зря же тебя прозвали именно так — ты всякую работу выполняешь именно мастерски. Даже дырку на штанах — казалось бы, какое низкое дело! — и ту заштопал просто изумительно. Мне бы, например, так ни в жизнь не суметь. Вот только жалко, что самооценка у тебя такая низкая — зачем ты прячешь свою работу?

Разговаривая с вампиршей, Мастер, похоже, расслабился и забыл придерживать полу. Теперь плащ, как ему это и положено по штату, висел за его спиной, выставляя столь тщательно закрываемую штанину на всеобщее обозрение.

Там и в самом деле была дырка. Она была заштопана очень аккуратно, чувствовался опыт, которого, скажем, мне пока еще не хватало, — но даже если бы нитки оказались подобраны в цвет, она все равно была бы заметна. И сам Мастер отлично это знал, хотя и явно надеялся, что зашил ее практически незаметно.

Адепты, слушавшие беседу, засмеялись — не все, но многие. Гений выпрямился; в глазах его плескалось такое превосходство, что я едва не взвыла от ненависти. И дело было не в особой жалости к гордости Мастера, просто я отлично помнила, как вот такие точно так же смотрели на меня. Помнила, как провожали взглядами, как смеялись в лицо… вот только я не молчала, я всегда отвечала, всегда давала хоть какой-то, но отпор.

Мастер тоже не смолчал. Более того, он ухитрился оставить лицо практически спокойным, только скулы обозначились резче обыкновенного. И это, мрыс дерр гаст, было мне знакомо… но кто же он, почему я никак не могу вспомнить?

— Меня не зря прозвали Мастером, — очень четко выговорил он, глядя в глаза сопернику. — Здесь ты не ошибся. Мастер — это тот, которому приходится трудиться. И пусть мои успехи меньше твоих, но я добыл их сам, своим трудом. Мне есть чем гордиться, в отличие от тебя.

— Это всего лишь слова, — улыбнулся зеленоглазый. Он смотрел так же насмешливо, как и раньше, но я почувствовала, что слова Мастера почему-то его задели. И достаточно серьезно; не так, конечно, как того издевательски-продуманная фраза насчет дырки, но все-таки. — Это всего лишь слова, и ничего более. Признайся честно, ведь ты же мне завидуешь! В любом деле, кроме, конечно, заштопывания дырок, ты всегда после меня, ты в лучшем случае второй. Да, второй, — с удовольствием повторил он. — И первым тебе никогда не стать.

Чувствовалось, что Мастер сдерживается из последних сил.

— Завидовать тебе? — напряженно переспросил он. — Чему же? Ты побеждаешь меня — верно, много чести победить того, кто слабее тебя! — «Не поняла», — мрачно подумала я. Это что же выходит, я тоже слабая? Ага, щщас! — Твои деньги, твой магический талант, твои, в конце концов, нештопаные штаны — это не твоя заслуга! Тебе всего лишь посчастливилось родиться в нужной семье, вот и все. Чему здесь завидовать?

Это все было правильно, точно и очень логично и не имело к истине ни малейшего отношения. Как это случается во сне, я могла чувствовать практически каждого человека — и я знала, что Мастер лжет. Он завидовал зеленоглазому, как только мог — завидовал и ненавидел всей душой. Он давно уже свыкся с положением второго; но кто сказал, что привычное ранит не так глубоко? «За что ему это? — отчетливо слышала я. — Деньги, друзья, популярность — за что? Он мерзавец, он никого не любит, даже ее… Неужели я хуже?!» И безжалостный ответ: да. Хуже.

И всегда буду таким.

— Пусть будет так, — мягко сказал Гений; глаза его искрились в свечном свете. Он знал то же самое, что и я: еще бы, враги часто чувствуют подобные вещи значительно лучше друзей. — Если так тебе легче, то пусть будет. Но с одним ты поспорить не сможешь. С тем, что Фаррина выбрала меня. И не надо так улыбаться. Все отлично знают, почему ты не сводишь с нее глаз. Но ты проиграл, Мастер. — Это прозвище он выговорил с особенным удовольствием. — Как всегда — проиграл. Она выбрала меня — меня, слышишь?