Формирование философии марксизма

Яркий пример спекулятивной обработки теорий французских и английских социалистов и коммунистов – утверждение «истинных социалистов», что их учение представляет собой единство противоположных принципов, якобы искусственно оторванных друг от друга французами и англичанами, – единство социализма и коммунизма. Между тем «истинные социалисты» имели весьма слабое представление о различии между социалистическими и коммунистическими идеями. Они просто исходили из гегелевской триады, называли социализм и коммунизм тезисом и антитезисом и объявляли свое учение отрицанием отрицания, преодолевающим «крайности». Суть «синтеза» сводилась в общем к пересказу гегелевского и фейербаховского учения об отчуждении. Как показывает Маркс в своем анализе книги Грюна «Социальное движение во Франции и Бельгии», этот лидер мелкобуржуазного социализма был непоколебимо убежден в непогрешимости Фейербаха и преисполнен веры в то, что «Человек», или «чистый, истинный человек», есть конечная цель всемирной истории, что религия, деньги, наемный труд – все это отчуждения человеческой сущности, которая есть мера всех вещей, и т.д. и т.п. Социализм, трактуемый как преодоление неизвестно из чего возникшего отчуждения, провозглашался надклассовой истиной, выражением субстанциальной природы человека, которую наконец-то постигла немецкая философия. Человек-де представляет собой нечто единичное, основу которого составляет общее – род, человечество. Социализм с этой точки зрения есть восстановление нарушенного единства между категориями общего и единичного. Высмеивая эти идеалистические фразы, Маркс и Энгельс разъясняют, что такая критика капитализма носит вполне добродушный характер, а бесцельная возня с категориями отдельного и всеобщего, представляемая как «истинная форма разрешения общественных вопросов», есть лишь отражение отсталости Германии.

«Истинные социалисты» объявляли всякого человека в сущности социалистом; они проповедовали всеобщее братство, осуждая классовую борьбу как худшую форму самоотчуждения человека, третируя борьбу за демократию как самообман. Они убеждали рабочих: «…никогда не принимайте участия в политических революциях» (см. 1, 3; 562)[213].

Глашатаи «истинного социализма» обращались со своей проповедью и к имущим классам: богатым они пытались внушить, что богатство не дает счастья; последнее заключается в том, чтобы стать истинным человеком. И. Вейдемейер (порвавший впоследствии с «истинным социализмом» и ставший соратником Маркса и Энгельса), например, утверждал, что «наши богачи в весьма большой своей части… отнюдь не считают себя счастливыми» (1, 3; 549). Атрибутом истинного человека, т.е. социалиста, объявлялась «естественная», или «истинная», собственность, т.е. собственность мелких производителей, которая противопоставлялась крупной капиталистической собственности как приносящей несчастье самим капиталистам и всему человечеству.

Основоположники марксизма вскрывают теоретические корни этих утопических представлений: «Если противоположность коммунизма миру частной собственности представить себе в самой грубой форме, т.е. в самой абстрактной форме, в которой устранены все реальные условия этой противоположности, то получается противоположность между собственностью и отсутствием собственности. При таком подходе устранение этой противоположности можно рассматривать как устранение той или иной ее стороны, как уничтожение собственности, причем получается всеобщее отсутствие собственности или нищенство, либо же как уничтожение отсутствия собственности, заключающееся в установлении истинной собственности. В действительности же на одной стороне находятся действительные частные собственники, а на другой – лишенные собственности коммунистические пролетарии. Эта противоположность обостряется с каждым днем и неодолимо ведет к кризису» (1, 3; 472). Однако «истинные социалисты» оказались неспособны выйти за пределы абстрактного противопоставления собственности и отсутствия собственности. Противоположность основных классов буржуазного общества оставалась вне поля зрения этих утопистов, которые, как и все мелкие буржуа, страшились капиталистической конкуренции, угрожающей им пролетаризацией. В конечном итоге «истинный социализм» подменял действительную критику капиталистических отношений слезливой проповедью всеобщего братства и чувствительными сетованиями по поводу страдающего человечества. «Он проповедовал евангелие человека, истинного человека, истинного, настоящего человека, истинного, настоящего, живого человека, – он проповедовал изо всех сил, но силы-то у него были не очень велики» (там же, 546 – 547), – саркастически замечает Энгельс.

«Истинные социалисты» были напуганы ростом пролетарского движения во Франции и Англии. Они даже доказывали, что социализм никоим образом не связан с пролетариатом. Пролетарии – это, мол, люди, у которых ничего нет, носители же «истинного» социализма – духовные аристократы-интеллигенты. В отличие от утопистов начала века, которые не видели связи социалистических и коммунистических учений с рабочим движением, «истинные социалисты» пытались отрицать этот уже обнаружившийся исторический факт, который отмечали и некоторые представители феодально-романтической реакции, например Л. Штейн в своей получившей широкую известность книге «Социализм и коммунизм в современной Франции» (1842 г.). В эпоху, когда антагонистические противоречия между пролетариатом и буржуазией все более выступали на поверхность, «истинные социалисты», стремясь погасить разгорающуюся борьбу классов, призывали капиталистических магнатов стать социалистическими благодетелями. Так, поэт «истинного социализма» К. Бек хнычет, как говорит Энгельс, по поводу того, что банкиры являются не социалистическими филантропами, а просто банкирами. Называя Ротшильда царем царей, он восклицает:

О, будь твои деянья столь прекрасны,
Столь сердце велико, как власть твоя!

Это преувеличенное представление о власти денег и собственников денежного капитала – банкиров вполне соответствует природе мелкого буржуа, которому Энгельс противопоставляет «гордого, грозного и революционного пролетария» (1, 4; 208)[214].

Хотя «истинные социалисты» обращались к крупным капиталистам, они вместе с тем обвиняли либеральную буржуазию в том, что она порождает пролетариат (или, что то же самое, с их точки зрения, – пауперизм), разоряя «самостоятельных» хозяйчиков. «Истинные социалисты» отвергали, как об этом уже говорилось выше, политическую борьбу. Либеральную программу завоевания конституции они объявляли чуждой народу. Грюн, например, писал: «Кто в Пруссии требует конституции? Либералы… Требует ли конституции народ? И не помышляет об этом» (1, 4; 98, 99).

Требование «истинного социализма» перестроить общество согласно человеческой природе почерпнуто, как показывает Маркс, из учения Фейербаха, который утверждал, что в человеке природа созерцает самое себя, любит самое себя и т.д. Социализм истолковывался как преодоление раздвоения между человеком и природой, отчуждения человека от природы и т.п. В этой связи Маркс и Энгельс говорят: «Человек обладает самосознанием – таков первый отмечаемый факт. Инстинкты и силы отдельных существ природы превращаются в инстинкты и силы „Природы“, которые, разумеется, в разрозненном виде „проявляются“ в этих отдельных существах. Эта мистификация была необходима, чтобы сфабриковать затем соединение этих инстинктов и сил „Природы“ в человеческом самосознании. Само собой разумеется, что тем самым самосознание человека превращается в самосознание природы, обретающееся в нем. Далее эта мистификация якобы вновь упраздняется тем, что человек берет реванш у природы; в отместку за то, что природа находит в нем свое самосознание, он ищет теперь в ней свое самосознание; при этой процедуре он, конечно, находит в ней лишь то, что сам же вложил в нее путем вышеописанной мистификации» (1, 3; 476 – 477). Это важное критическое замечание полностью выявляет несостоятельность фейербаховского антропологизма и служит бесспорным свидетельством его окончательного преодоления.

Таким образом, если в 1844 – 1845 гг. Маркс и Энгельс переоценивали значение философии Фейербаха для развития социалистического учения, то критика «истинных социалистов», являющаяся в известной мере и самокритикой, показывает, что с этой переоценкой покончено.

Разрабатывая основные положения научной социалистической идеологии, Маркс и Энгельс подчеркивают ее интернациональный характер. Со свойственной им революционной страстностью и непримиримостью они отметают националистические утверждения «истинных социалистов», будто немцы стоят выше других народов. Анализ этих утверждений показывает, «какое узко-национальное мировоззрение лежит в основе мнимого универсализма и космополитизма немцев» (1, 3; 473). «Истинные социалисты» идеализируют социально-экономическую отсталость Германии. То, что немцы в отличие от других европейских народов не столько практически творили историю, сколько осмысливали ее, дает «истинным социалистам» повод считать себя призванными вершить суд над народами. «Если национальная ограниченность вообще противна, то в Германии она становится отвратительной, ибо здесь она соединяется с иллюзией, будто немцы стоят выше национальной ограниченности и всех действительных интересов, и выдвигается против тех национальностей, которые открыто признают свою национальную ограниченность, а также и то, что они базируются на действительных интересах» (там же).

В предыдущей главе было показано, что еще в 1846 г. Маркс выступил против лженаучного толкования коммунизма как откровения, провозглашаемого пророком, роль которого взял на себя Вейтлинг. Разрабатывая научный социализм, теоретически подытоживающий опыт рабочего движения, основоположники марксизма считали своей первоочередной задачей развенчание такого рода представлений о взаимоотношении между лидерами социалистического движения и массами, представлений, неизбежно ведущих к сектантству, к извращению действительной роли не только лидеров, но и масс. С этих позиций Маркс и Энгельс разоблачают мессианические претензии «истинных социалистов». Если спекулятивная философия, как доказал уже Фейербах, есть в конечном счете рациональная теология, то ее глашатаи, подобно религиозным проповедникам, возвещающим приближение царства Христова, также выступают в роли божественных избранников, за которыми обязана следовать послушная паства. Для этих идеалистов всякое социальное движение начинается с появления на исторической арене некоего мессии, изрекающего окончательную истину в последней инстанции. Как и младогегельянцы, «истинные социалисты» считали себя творцами мировой истории. Народные массы представлялись им скорее объектом, чем субъектом.

Буржуазные критики марксизма, умалчивая о борьбе его основоположников против мессианических претензий младогегельянцев, Вейтлинга, «истинных социалистов», нередко уподобляют Маркса и Энгельса тем самым пророкам мелкобуржуазного социализма, которых они беспощадно осмеивали. Между тем Маркс и Энгельс, разрабатывая материалистическое понимание истории, неоднократно разъясняли, что научный социализм в отличие от утопического принципиально несовместим с какой бы то ни было абсолютизацией роли личности в истории. Основное положение марксизма об исторической роли рабочего класса есть принципиальное отрицание лженаучного и реакционного противопоставления выдающейся исторической личности массам.