Формирование философии марксизма

Таким образом, философский коммунизм можно считать навсегда утвердившимся в Германии, несмотря на все старания правительств подавить его» (1, 1; 539 – 540).

Приведенные положения Энгельса требуют обстоятельного разбора. Энгельс не просто высказывает определенную точку зрения об отношении младогегельянцев к коммунизму (утопическому), он выступает в данном случае как такой участник младогегельянского движения, который действительно переходит к коммунизму. Этот факт накладывает определенный отпечаток на его оценку младогегельянского учения. Нельзя не учитывать и того, что Энгельс, так же как и другие сторонники социализма и коммунизма, весьма расширительно толковал в то время эти учения, вкладывая в них наряду с отрицанием частной собственности и признанием общественной собственности в качестве главного условия социального переустройства весьма общие гуманистические представления.

Выше уже говорилось, что в Германии 40-х годов XIX в. коммунизм был формой выражения оппозиционных настроений. Это в особенности относится к «философскому коммунизму», который не был связан с рабочим движением, не обращался к нему, не видел в пролетариате главной силы коммунистического преобразования общества. Немецкий «философский коммунизм» включал в себя различные элементы. Наряду с теми, кто действительно разделял идеи утопического социализма и коммунизма (к ним в первую очередь относится М. Гесс), к этому движению примыкали и некоторые буржуазные радикалы. Энгельс впоследствии указывал, что в Германии «не было в то время особой республиканской партии. Немцы были либо конституционными монархистами, либо более или менее ясно определившимися социалистами и коммунистами» (1, 8; 24). Эта тенденция получила наиболее яркое выражение именно в «философском коммунизме», который вследствие своего абстрактного, не связанного с конкретной критикой капиталистического производства характера особенно часто прибегал к социалистической и коммунистической фразеологии. Таков, например, был «коммунизм» Л. Фейербаха, который в лучшем случае выражал его симпатии к коммунистическому движению. Что же касается Руге, то он, как показало его отношение к Силезскому восстанию 1844 г., был противником рабочего движения. Особая позиция Маркса и Энгельса, которые действительно переходили к коммунизму, очевидна из предшествующего изложения.

Энгельс не дает критического анализа «философского коммунизма», возможно, потому, что он еще разделяет некоторые из его иллюзий. Подобно Гессу, он заявляет: «В Германии, больше, чем в какой-либо другой стране, есть условия для создания коммунистической партии среди образованных классов общества. Немцы – нация, далекая от практических интересов; когда в Германии принцип приходит в столкновение с интересами, принцип почти всегда укрощает притязания интересов… Англичанам покажется очень странным, что партия, стремящаяся к уничтожению частной собственности, состоит преимущественно из людей, которые сами являются собственниками, и, однако, в Германии дело обстоит именно так» (1, 1; 540).

В своих первых статьях из Англии Энгельс называл эту страну отсталой, погрязшей в феодализме. Теперь он в основном отказывается от этой точки зрения. Однако всеобщее значение основных особенностей капиталистического развития Англии еще не вполне осознано. Отсюда иллюзия о возможности для Германии особого пути, исключающего или хотя бы смягчающего социальные катаклизмы. Энгельс говорит о немецком национальном характере, о господстве идеальных принципов в Германии. Отсталая, полуфеодальная Германия, еще по-настоящему не разбуженная развитием капитализма, представлялась Энгельсу (и такова в известной мере видимость феодальных отношений) страной, в которой идеальное господствует над материальным.

С утверждением, что в Германии распространение коммунистических идей обусловлено не столько материальными потребностями и интересами, сколько духовными побуждениями, связан и тезис о качественно различных путях к коммунизму в разных странах. Англичане, полагает Энгельс, пришли к коммунизму «практическим путем, вследствие быстрого роста нищеты, деморализации и пауперизма в их собственной стране; французы – политическим путем, отправляясь от требования политической свободы и равенства… немцы же стали коммунистами философским путем, путем размышления над основными принципами» (1, 1; 525 – 526).

Конечно, развитие коммунистических учений в каждой из указанных Энгельсом стран имело свои специфические особенности. Промышленная революция, резкая поляризация классов английского буржуазного общества, несомненно, наложили отпечаток на учение Оуэна, который в отличие, например, от Фурье считает основой социалистического преобразования общества крупную промышленность. Очевидно и то, что революция 1789 г., июльская революция 1830 г. придали французскому социализму и коммунизму определенные черты. Экономическая и политическая отсталость Германии также не могла не сказаться в учении немецкого «философского коммунизма». Но все это не дает оснований для вывода о качественно различных путях к коммунизму в разных странах, ибо везде, где речь идет о коммунистическом движении (а не об отдельных литературных выступлениях более или менее случайного характера), это движение обусловлено развитием антагонистических противоречий капитализма.

В Германии 40-х годов не было массового рабочего движения и трудящиеся страдали не столько от развития капитализма, сколько от затянувшегося разложения феодальных отношений. Этим и объясняются основные особенности «философского коммунизма». А то, что Энгельс называл немецким путем к коммунизму, на деле представляло собой лишь особенности распространения и истолкования коммунистических идей в отсталой стране, где еще не сложились условия для массового пролетарского движения.

Следует, впрочем, отметить, что, говоря о различных путях к коммунизму в разных странах, Энгельс не только не противопоставляет друг другу немецкие, английские и французские учения, но, напротив, указывает на их принципиальное единство, по существу предвосхищая марксистское положение об интернациональном характере коммунизма. Приведенное положение Энгельса заключает в себе также глубокую мысль о том, что учение коммунизма вырастает из экономического, политического и философского развития крупнейших стран Западной Европы, что оно необходимый результат общественного прогресса и ни одна нация не может отказаться от коммунизма, если она не хочет отречься от всего прогрессивного в своем культурном наследии. Правда, связь коммунизма в Германии с немецкой классической философией Энгельс понимает еще как непосредственную, поскольку он не рассматривает материальной основы исторической преемственности и классового содержания этих учений. Нельзя, однако, не согласиться с ним, когда он заявляет: «Наша партия должна доказать, что либо все усилия немецкой философской мысли от Канта до Гегеля остались бесполезными или даже хуже чем бесполезными, либо их завершением должен быть коммунизм; что немцы должны либо отречься от своих великих философов, чьи имена составляют их национальную гордость, либо признать коммунизм» (1, 1; 540). Немецкая классическая философия – и это уже сознает Энгельс – действительно является одним из источников научного коммунизма.

Естественно возникает вопрос: был ли Энгельс в это время, т.е. накануне своего перехода на позиции диалектического материализма и научного коммунизма, утопическим социалистом? Мы приводили уже отдельные его высказывания в духе утопического социализма. Однако система взглядов утопических социалистов и коммунистов была для него неприемлемой. М.В. Серебряков убедительно показывает, что в рассматриваемой статье Энгельс «критиковал аполитичность сен-симонистов и фурьеристов, был далек от чартистских демократических иллюзий и осудил заговорщицкую тактику бланкистов. Наконец, Энгельс самостоятельно нащупывал „фундамент и движущие силы“ общественного развития, усмотрев их в материальных интересах. Стало быть, уже в 1843 г. он стоял выше всевозможных утопических социалистов» (48; 244).

Было бы упрощением и схематизацией реального процесса формирования марксизма считать, будто создание научного социализма предполагает в качестве предваряющей стадии утопически-социалистические воззрения его создателей. Конечно, научный социализм не возник сразу, но благодаря творческому усвоению гегелевской философии, которая, как правильно отмечал Г.В. Плеханов, «беспощадно осуждала утопизм» (41; 643), Маркс и Энгельс с самого начала критически относились к доктринам утопических социалистов и коммунистов. Изучение политической экономии, осознание того, что частная собственность является не заблуждением разума, а исторической необходимостью, во всяком случае при определенных исторических условиях, – все это также питало их критическое отношение к утопистам. Они, разумеется, испытали на себе влияние утопических социалистов и коммунистов; они принимали некоторые их положения, в том числе и такие, от которых впоследствии отказались. Но они уже в начале своей научной деятельности усвоили принцип историзма, принципиально исключающий то – в основном нигилистическое – отношение к предшествующей истории человечества, которое было характерно для мыслителей-утопистов. Анализ статьи Энгельса «Успехи движения за социальное преобразование на континенте», в которой особенно сказывается влияние утопического социализма и коммунизма, подтверждает этот вывод.