Формирование философии марксизма

Заключение

Завершая исследование, мы хотим в порядке подытоживания, не претендующего на систематическое изложение всех выводов, высказать некоторые соображения относительно объективной логики исторического процесса формирования философии марксизма.

Учения, ставшие теоретическими источниками марксизма, образуют высшую и последнюю ступень прогрессивного развития европейской буржуазной общественной мысли. Ко времени выступления Маркса и Энгельса на общественно-политическую арену идеология западноевропейской буржуазии превращается из исторически необходимой формы развития социального познания в его оковы. В 40-х годах XIX в. не только философия Гегеля, но и английская классическая политическая экономия, а также критически-утопический социализм переживают глубокий кризис. Вопросы, поставленные этими учениями, не находят ответа, поскольку их непосредственные продолжатели остаются буржуазными (или мелкобуржуазными) теоретиками. Больше того, эти теоретики уже не в состоянии удержаться на достигнутом теоретическом уровне. Этот далеко не очевидный факт (поскольку в ряде частных вопросов продолжатели пошли дальше своих учителей) Маркс и Энгельс в значительной степени осознают уже в ранних своих произведениях, что сыграло громадную роль в последующем развитии их воззрений.

Прежде всего Маркс и Энгельс должны были определить свое отношение к младогегельянцам, мелкобуржуазным социалистам и вульгарным экономистам. Приняв участие в младогегельянском движении, они делают атеистические и революционно-демократические выводы из гегелевской философии и, преодолевая субъективистское противопоставление самосознания бытию, размежевываются с младогегельянством и философией Гегеля. Антропологический материализм Фейербаха Маркс и Энгельс вначале воспринимают не как отрицание гегелевской философии, а как ее продолжение. Эта характерная для младогегельянцев позиция в дальнейшем, после размежевания с ними, сменяется материалистической оценкой философии Фейербаха, заслугой которого Маркс и Энгельс считают теперь не только критику спекулятивного философствования и атеистический анализ происхождения религии, но и материалистическое решение вопроса о человеке и природе, человеке и мышлении.

Благодаря новому подходу к философии Фейербаха становится возможным не только усвоение ее рациональных идей, но и преодоление присущей ей ограниченности. Таким образом, отношение Маркса и Энгельса к Гегелю и Фейербаху изменяется в процессе размежевания с младогегельянством. Маркс и Энгельс, так сказать, открыли истинного Гегеля, истинного Фейербаха, и это стало необходимой предпосылкой для выявления и усвоения всего рационального, содержавшегося в их учениях.

Иной характер носило отношение Маркса и Энгельса к мелкобуржуазному социализму: они вообще никогда не были утопическими социалистами, хотя и сотрудничали с некоторыми из них. Это не значит, конечно, что они сразу стали творцами научного коммунизма или что в их воззрениях середины 40-х годов не было элементов утопического социализма. Главное здесь состоит в том, что Маркс и Энгельс переходили к научному коммунизму от революционного демократизма, а не от утопического социализма и формирование их коммунистических воззрений в основном совпадает с формированием материалистического понимания истории.

Само собой разумеется, что Маркс и Энгельс никогда не воспринимали классическую буржуазную политическую экономию в духе представлений ее эпигонов. Однако вначале они еще далеки от противопоставления классиков буржуазной экономической мысли вульгарным экономистам, поскольку и в тех и в других они видят теоретиков «науки обогащения». Лишь в дальнейшем, в частности в «Нищете философии», намечается разграничение между научной точкой зрения Рикардо и ненаучными концепциями его эпигонов. Решающее значение в этом повороте имела марксистская трактовка закона стоимости и экономической основы эксплуатации труда капиталом.

Таким образом, Маркс и Энгельс смогли осуществить революционно-критическую переработку немецкой классической философии, французского утопического социализма и английской классической политической экономии прежде всего потому, что они противопоставили эти выдающиеся учения их невыдающимся продолжателям. Теоретические основания этого противопоставления вырабатывались в процессе формирования марксизма. Однако уже в 1841 – 1842 гг. отношение Маркса и Энгельса к теоретическим концепциям буржуазного либерализма определялось их революционно-демократической позицией, согласно которой важнейшей задачей социальной теории является защита интересов «политически и социально обездоленной массы» (1, 1; 125).

Не следует, однако, противополагать развитие теоретических воззрений Маркса и Энгельса и их социально-политическую ориентацию, чем обычно занимаются буржуазные и ревизионистские критики марксизма, которые утверждают, что переход Маркса и Энгельса к коммунизму был теоретически обоснован лишь post factum. М. Родинсон, например, пишет: «Итак, налицо максимальная зависимость Марксовой философии от его идеологии… Свои философские убеждения Маркс высказал в эпоху, когда он еще не приступил к созданию своих зрелых трудов» (54; 69). Способ, которым Родинсон характеризует философские взгляды Маркса, оставляет в тени тот факт, что эти взгляды существенно изменялись в ходе формирования марксизма. Что же касается произведений зрелого марксизма, то Маркс развивает в них свое философское учение. Нелепо поэтому утверждать, что Маркс высказал свои философские взгляды в такие-то годы и больше к ним не возвращался. Несостоятельность цитируемого утверждения состоит, однако, не только в том, что оно изображает философские взгляды Маркса как неизменные и заранее заданные идеологической установкой, которая, кстати сказать, также изменялась в период становления марксизма. Несостоятельно само противопоставление философии и идеологии, поскольку оно игнорирует идеологическую функцию философии и, следовательно, тот факт, что нет философии независимой от идеологии.

Философия не может не выражать определенные социальные интересы, потребности, что, правда, не исчерпывает ее содержания, но, разумеется, существенным образом его характеризует. Доказательство этого имеющего громадное принципиальное значение тезиса образует один из элементов совершенного Марксом и Энгельсом революционного переворота в философии. Вопрос, следовательно, должен быть поставлен иначе: с какой идеологической ориентацией исторически связаны философские воззрения Маркса и Энгельса? Попытку ответа на этот вопрос мы, кстати сказать, находим у Родинсона: «Маркс исходит, как было уже сказано, из предварительного идеологического выбора, истоки которого коренятся в определенной традиции – традиции XVIII века. Ценности, которые он избрал, – это свобода, равенство и братство для всех людей» (54; 74). Что же не нравится Родинсону в этих идеалах французской буржуазной революции, неосуществимость которых в рамках капиталистического общества была доказана уже социалистами-утопистами? Родинсон не приемлет убеждения Маркса относительно «возможности радикального улучшения общества» (54; 74). Он отвергает социалистическую альтернативу разделяемой им буржуазной идеологической концепции «медленного улучшения человека посредством образования, морального воспитания, технического прогресса и т.п.» (54; 74). Следовательно, суть обвинения, которое Родинсон предъявляет Марксу, заключается не просто в том, что Маркс следует в своей философии определенной идеологической ориентации: Родинсон вменяет Марксу в вину то, что он не придерживается либерально-буржуазной ориентации. Весьма показательно, что революционное социалистическое переустройство общества изображается как исключающее «улучшение человека» посредством образования, морального воспитания, технического прогресса. Таким образом, Родинсон противопоставляет социалистической идеологии идеологию буржуазную и выдает это за чисто научное, неидеологическое рассмотрение марксизма.

Приведем еще один пример. «Маркс, – пишет М. Рюбель, – пришел к пролетарскому движению через этическое призвание. Он не пришел к социализму „научно“, изучив и осмыслив в течение длительного времени материальные и исторические условия и возможности социалистической революции» (55; 114). Это утверждение, несмотря на подчеркивание нравственных побудительных мотивов теоретической и практической деятельности Маркса, явно извращает существо марксизма как учения, которое-де сначала вынесло смертный приговор капитализму и лишь затем занялось его обоснованием. Рюбель отрицает научный характер марксизма на том основании, что Маркс и Энгельс выступали против капиталистического строя еще до того, как они экономически доказали неизбежность социализма. Но дело обстояло совсем не так просто, как это представляется Рюбелю и его единомышленникам.

Произведения зрелого марксизма отнюдь не являются обоснованием той в известной мере морализирующей критики капитализма, которая имеет место в некоторых ранних работах Маркса и Энгельса[227]. Такая критика буржуазного общества была окончательно преодолена Марксом и Энгельсом уже в «Немецкой идеологии». Последующее развитие марксизма, органически связанное с самым скрупулезным исследованием экономических законов развития капиталистического способа производства, означало дальнейшее углубление научного обоснования неизбежности социалистического переустройства общества. Маркс, указывает В.И. Ленин, в отличие от утопических социалистов, считал совершенно недостаточным ограничиваться критикой, осуждением капитализма. Он «дал научное объяснение ему, сведя этот современный строй, различный в разных европейских и неевропейских государствах, к общей основе – к капиталистической общественной формации, законы функционирования и развития которой он подверг объективному анализу (он показал необходимость эксплуатации при этом строе)» (4, 1; 157). Не трудно понять, что некоторые недостатки утопического социализма в известной степени относятся и к тем ранним произведениям Маркса и Энгельса, в которых социалистическое отрицание капитализма еще обосновывается не столько экономическими, сколько антропологическими и этическими аргументами, в том числе и ссылками на противоречие между природой человека и капиталистическим строем. Следовательно, произведения зрелого марксизма следует оценивать не только как продолжение ранних работ Маркса и Энгельса, но и как отказ от определенного круга характерных для них идей.

М. Рюбель, как и некоторые другие критики марксизма, приписывающие его основоположникам предвзятые исходные установки, якобы предопределившие направление их исследований и их конечные результаты, явно не считается с тем, что отправной пункт исторического процесса формирования марксизма – гуманистический протест против порабощения и угнетения человеческой личности – представляет собой важнейший итог развития прогрессивной мысли домарксовской эпохи[228]. Не случайно Маркс в своем гимназическом сочинении, т.е. в период, предшествующий началу формирования диалектико-материалистического мировоззрения, заявляет, что призвание человека заключается в том, чтобы «облагородить человечество и самого себя». Однако уже в 1841 г. революционно-демократическая позиция Маркса позволяет ему по-новому сформулировать гуманистическое кредо прогрессивной философии: война не только против небесных, но и против земных богов, уничтожение порождающих материальную и духовную нищету антидемократических социальных порядков.