На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию

Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти моей матери... Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все стало на свои места... За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как-то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл. После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления от того, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации»[9].

Случай, рассказанный Элизабет Лофтус, весьма показателен. Мы понимаем, как важно критически относиться к собственной памяти. Ведь в противном случае, наше Я может оказаться набором ложных и хаотически смешанных опытов, событий и переживаний, где ложь и правда переплетены до неузнаваемости. Но тогда можем ли мы быть уверены, что и все наше знание о себе, наша идентичность, - не результат вымысла или чьих-то манипуляций?

Неспроста сегодня ведутся острые споры на темы исторической и культурной идентичности. Ведь фундаментальное условие нашего понимания себя - это ответ на вопрос (явный или неявный, осознанный или неосознанный): частью какой истории мы являемся? Что с нами произошло в прошлом (культурном и историческом)? Какие ценности для нас определяющие? В каком направлении мы движемся? А если истории, которые нам сегодня предлагают или предлагали вчера, ложные? Что если они «загрязняют»[10] нашу память в попытке создать «нужную» идентичность?

Наши воспоминания - это создание нашей биографии, придание смысла нашей жизни на определенном ее этапе. То же касается и истории страны, истории человечества. Не все события приобретают статус исторических, а только те, которые мы оцениваем как важные, определяющие, исполненные какого-то значения. Такие события объединяют множественность пережитого опыта в целостность биографического или исторического повествования. Но что такое смысл? Как он возникает? Как происходит событие обретения смысла?

Эти вопросы подводят нас к другому примеру - к особенностям нашего восприятия. Мы видим то, на что направлено наше внимание и что мы можем увидеть. Наше зрения и слух, наше обоняние и осязание, пронизаны тем, что можно назвать нашим фоновым опытом и фоновыми знаниями. Несколько человек, рассматривая одну и ту же вещь или картину, видят и понимают увиденное по-разному. Вот несколько примеров.

Помните, как начинается повесть Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей»?

«Мистер Шерлок Холмс, имевший обыкновение вставать очень поздно, за исключением тех нередких случаев, когда вовсе не ложился спать, сидел за завтраком. Я стоял на коврике перед камином и держал в руках трость, которую наш посетитель забыл накануне вечером. Это была красивая, толстая палка с круглым набалдашником. Ровно под ним палку обхватывала широкая, в дюйм шириной, серебряная лента, а на этой ленте было выгравировано: «Джэймсу Мортимеру, М. R. С. S. от его друзей из С. С. Н.» и год «1884». Это была трость такого рода, какую носят обычно старомодные семейные доктора, - почтенная, прочная и надежная... (...)

- Но скажите мне, Ватсон, что вы делаете с тростью нашего посетителя? Так как мы, к несчастью, упустили его визит и не имеем понятия о том, зачем он приходил, то этот памятный знак становится очень важным. Послушаем, какое вы составили представление о человеке, рассмотрев его трость.

- Я думаю, - сказал я, пользуясь, насколько мог, методом моего товарища,

- что доктор Мортимер - состоявшийся пожилой врач, пользующийся уважением, раз знакомые оказали ему внимание, вручив этот подарок.

- Хорошо! - одобрил Холмс. - Прекрасно!

- Я также думаю, что он, вероятно, деревенский врач и совершает много визитов пешком.

- Почему?

- Потому что эта трость, очень красивая, когда была новой, до того исцарапана, что вряд ли ею мог бы пользоваться городской врач. Железный наконечник до того истерт, что, очевидно, при ее помощи совершено немалое число прогулок.

- Ну допустим, - заметил Холмс.

- Затем на ней выгравировано «От друзей из С. С. Н.». Я полагаю, что эти буквы означают какую-нибудь охоту (hunt), какое-нибудь местное общество охотников, членам которого он, может быть, оказывал медицинскую помощь, за что они и сделали ему этот маленький подарок.

- Право, Ватсон, вы превосходите самого себя, - сказал Холмс, отодвигая стул и закуривая папироску...»

Но после порции комплиментов в адрес доктора Холмс утверждает, что Ватсон ошибся. Знаменитый сыщик дает свое описание трости и ее обладателя. «Интересно, но элементарно, - наконец произнес он, садясь в свой любимый уголок на диване. - Есть, конечно, одно или два верных указания относительно трости. Они дают нам основание для нескольких выводов.

- Разве я что-нибудь не заметил? - спросил я с некоторою самонадеянностью. - Полагаю -ничего важного?

- Боюсь, дорогой Ватсон, что большинство ваших заключений ошибочно. Я совершенно искренно сказал, что вы заставляете меня задуматься, замечая ваши заблуждения, я случайно напал на истинный след. Я не говорю, что вы полностью ошиблись. Человек этот, без сомнения, деревенский врач, и он очень много ходит.

- Так я был прав.

- В этом - да.

- Но это же не все.

- Нет, нет, милый Ватсон, не все, далеко не все. Я, например, сказал бы, что подарок доктору сделан скорее от госпиталя, чем от охотничьего общества, и раз перед этим госпиталем поставлены буквы С. С., то само собою напрашиваются на ум слова «Чэринг-Кросс» (Charing-Cross Hospital).

- Возможно, вы правы.

- Все об этом говорит. И если мы примем это за основную гипотезу, то будем иметь новые данные для установления личности этого неизвестного посетителя.

- Ну хорошо, предполагая, что буквы С. С. Н. означают «Чэринг-Кросский Госпиталь», какие же мы можем сделать дальнейшие выводы?

- Разве вы не чувствуете, как они сами напрашиваются? Вы же знакомы с моей системой -ну так применяйте ее.

- Для меня ясно только одно: этот человек практиковал в городе, прежде чем переехать в деревню.

- Мне кажется, что мы можем пойти несколько дальше. Продолжайте в том же направлении. По какому случаю вероятнее всего мог быть сделан этот подарок? Когда его друзья могли договориться, чтобы доказать ему свое расположение? Очевидно, в тот момент, когда доктор Мортимер покидал госпиталь с тем, чтобы заняться частной практикой. Мы знаем, что подарок был сделан. Мы полагаем, что доктор Мортимер променял службу в городском госпитале на деревенскую практику. Ну так нельзя ли сделать вывод, что именно из-за этого доктор получил подарок?

- Конечно, по-видимому, так это и было.

- Теперь заметьте, что он не мог состоять в штате госпиталя, потому что в Лондоне такое место мог занимать только человек с прочно установившейся практикой, а такой человек не ушел бы в деревню. Так кем же он был? Если он занимал место в госпитале, и при этом не входил в его штат, то он мог быть только врачом или хирургом-куратором - ну чуть более студента старшего курса. Он ушел из госпиталя пять лет назад, - год обозначен на трости. Таким образом, милый Ватсон, ваш почтенный, пожилой семейный врач улетучивается, и является молодой человек не старше тридцати лет, любезный, не честолюбивый, рассеянный и обладатель любимой собаки, про которую я в общих чертах скажу, что она больше терьера и меньше мастифа.

Я недоверчиво засмеялся, когда Шерлок Холмс, сказав это, прислонился к дивану и стал выпускать к потолку колечки дыма»[11].

Доктор Ватсон и Шерлок Холмс рассматривают ту же самую вещь (трость), но делают совершенно противоположные выводы. Потому что зрение каждого из них нагружено различным опытом и фоновым знанием. И они по-разному применяют логику при описании даже такого простого предмета, как трость. Что же говорить о более сложных примерах?

Смысл не является просто информацией, полученной извне. Смысл также не является конкретным фактом или конкретным впечатлением. Например, смысл книги, которую мы сейчас читаем, не возникает автоматически из комбинации букв, слов и предложений. Точно так же и смысл фильма, который мы смотрим, не возникает автоматически лишь из процесса его визуального и слухового восприятия.

Теперь пусть буквы, слова, предложения и визуальные образы будут обозначать конкретные факты, события или конкретные фрагменты информации. Тогда становится понятным, что толкование и понимание книги или фильма (или определенного видеоматериала) является чем-то отличным от их пассивного восприятия. Понимание является творческим процессом придания смысла определенному множеству фактической информации. Результатом этого процесса является создание картины реальности. Можно без преувеличения сказать, что реальность является продуктом нашей творческой активности.

Неудивительно, что люди, прочитавшие одну и ту же книгу или посмотревшие один и тот же фильм, могут иметь разное, иногда абсолютно отличное понимание прочитанного или увиденного. Это похоже на то, как рассматривать город с вершины горы или с других, разных точек зрения. Наивно апеллировать к простому факту или простому наблюдению как окончательному аргументу (еще раз вспомним разговор Шерлока Холмса и доктора Ватсона о трости доктора Мортимера). Известно, что даже свидетели в суде дают разные описания одного и того же события.

Например, несколько человек рассматривает фреску Рафаэля «Афинская школа» (Scuola di A teñe) в станце (парадном зале) делла Сеньятура Ватиканского дворца. И хотя все зрители созерцают примерно один и тот же визуальный образ, на самом деле воспринимают они довольно разные вещи. Зрение каждого зрителя нагружено его собственным опытом и знаниями. Физическое восприятие фрески (физическое видение) - всего лишь материальный базис их восприятия этого произведения искусства. Кто-то из зрителей ничего на знает о Платоне и Аристотеле, об античных философских школах, и тогда он видит просто группы людей в странных одеждах, которые разговаривают, сидят, стоят, смотрят в разные стороны и т. п.

Те же, кто что-то знает об античной философии, легко узнают в центре Платона и Аристотеля, но другие фигуры будут им незнакомы. Для более подготовленного зрителя другие фигуры оживают и постепенно обретают собственные имена. Вот у ног Платона и Аристотеля сидит или полулежит Диоген. Слева от Платона, чуть дальше от центра, можно узнать Сократа, который обращается к Алкивиаду (юноше в шлеме, плаще и с мечом на левом бедре). Между ними стоит Ксенофонт, автор воспоминаний о Сократе. Слева на первом плане можно увидеть Пифагора. За его спиной подглядывают за тем, что он пишет, Боэций и Аверроэс. Перед Пифагором мальчик держит дощечку с символическими знаками - схемой музыкальных ассонансов. Начертанные главные музыкальные созвучия соответствуют математически-музыкальной структуре космоса (для пифагорейцев музыка - часть математики). Еще левее от них, в венке из виноградных листьев, улыбается и что-то записывает Эпикур. Справа от Пифагора стоил Парменид и сидит Гераклит.