Языковые основы русской ментальности

2.6. Реликты древнего сознания, сохраненные в языке

Наш язык доносит до нас многие удивительные знания, уже непонятные нашим детям, забытые и, тем не менее, востребованные современностью (Пименова 2011: 173-180). Метафоры, которыми мы пользуемся, скажут очень многое при пристальном рассмотрении. И выводы о том, что скрывается за ними, подтверждаются сказками. Поговорим и об этом.

В русском языке есть два слова, которые изменили свое значение. Мы не замечаем, что состав этих слов показывает несколько иную картину мира, не ту, к которой мы сейчас привыкли. Эти слова — жениться и жених.

Жениться — брать жену. Жених — будущий муж. А теперь вглядитесь на корни этих слов. Корень на самом деле один — жен-. И кто же главный был в этом процессе создания семьи? Жена.[4]

В русских сказках девицы-красавицы сами выбирали себе мужа, а не наоборот (выйти замуж — описательное выражение этого ритуального действия появилось относительно недавно). Сейчас бы мы сказали, что девушка объявляла «кастинг», на который являлись все желающие поучаствовать в этом действе. При этом именно за ней давалось полцарства в придачу. То есть государственная власть и имущество наследовались по женской линии.

Для сравнения: у германских народов королевич отыскивал будущую жену по странным для нас признакам. Ей предстояло поспать одну ночь на горошине, чтобы доказать свою изнеженность и способность таким образом быть королевой. Там — принцессы на горошине (т. е. изначальное воспитание телесной «хилости», изнеженности и неумения выполнять физическую работу (зачем ее выполнять, ведь на это же есть слуги) и было указанием на королевскую кровь). А эпитеты наших женских персонажей говорят совершенно об иных приоритетах, для них важны внешняя и внутренняя красота, высшая степень мудрости, умение и навыки рукоделия (Елена Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья-Искусница, Варвара — Краса — длинная коса).

И «кастинг» проходил по одному сценарию: проверялась физическая мощь, пространственная ориентация (это только славянские женихи знают, куда идти, если их отправили туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что), смекалка или ум (когда женихам загадывались загадки; вспомните, как сложно иногда нам было эти загадки отгадать, когда мы читали сказки; зато хоть раз услышавший загадку и отгадку, понял алгоритм их создания; здесь явно идет речь о системе опознавания по признаку «свой—чужой»; чужой — носитель иной культуры — никогда не отгадает загадки и не получит нашего полцарства в придачу).

И еще чуть-чуть о женихах. Слово жених происходит от жена. А вот та, кто ему предназначена — невеста. Почему она ему неизвестна (невеста = неизвестная), а она уже о нем знает, — знает, что будет ему женой?

Для этого нужно обратиться к метафорам, которыми описывается любовь в русском языке. Мужская любовь описывается метафорами войны: захватить чье-то сердце, пленить кого-то, взять в осаду чье-то сердце, метафорами захвата добычи (умыкнуть чье-то сердце) или метафорами охоты: охотник за женскими сердцами, охотиться за женскими сердцами. То есть любовь — жена — это добыча, захваченная в битвах, у источника воды (колодца, реки, откуда умыкали будущих жен) и привезенная домой в качестве трофея, уворованного добра или как охотничья добыча. Не очень веселая была женская доля в то время...

А как описывается женская любовь? Расставить сети, попасться в чьи-то силки. Женщина добывала не только еду силками и сетями, т. е. мелкую дичь, птицу и рыбу[5] она была способна добыть сама (хотя считается, что мужчина — добытчик и кормилец — ведь это устойчивый стереотип в наше время), но и мужа такими способами. И самая интересная метафора — заарканить. Выходит в поле или степь женщина, видит — русый (свой, потому что слово, обозначающее национальность, произошло именно от этого признака: русый = светлый — признак, выделяемый по внешнему виду), вот он — жених. А он и не догадывается, что его уже заметили (поэтому и невеста = «неизвестная»). Она знает, что она главная, и арканит. Тоже способ поиска мужа. Нам говорят, что матриархата, может быть, и не было вовсе, но язык показывает иное: жениться — буквальное прочтение слова исключает главенствующую роль мужа, внутренняя форма слова: «жена за себя (берет мужа) = женить на себе».

И арканить можно только на открытом пространстве, в лесу сильно арканом не побросаешься. То есть наши предки жили на открытых пространствах. Может быть, не все. Потому что в русских сказках часто упоминается дремучий лес.

Еще одна группа метафор любви в русском языке — магическая. Сравните: околдовать, очаровать, приворожить. Есть ли гендерная дифференциация в обозначении действия привлечения любви?

Он околдовал ее, она околдовала его — выражения допустимые. Она очаровала его, он ее очаровал — тоже вполне нормально звучит. Она его приворожила, он ее приворожил — тут уже не все так однозначно. Другими словами, колдовством занимались как женщины, так и мужчины. Они же использовали чары — чаши для магических манипуляций (отсюда глагол очаровать). А вот ворожбой занимались скорее женщины, чем мужчины (ворожея — женский род, эквивалент в мужском роде в речи современников мне не встречался; хотя при чтении лекции в Горловском государственном педагогическом институте иностранных языков одна из преподавательниц этого вуза любезно мне указала, что существует слово ворожун, которое мне не было известно, и оно совсем не употребляется сейчас нашими современниками в России[6]). Кроме того, слово гадалка (узнающая будущее) тоже не имеет эквивалента в форме мужского рода, т. е. знать будущее допустимо только для женщин. Так показывает язык.

Чтобы знать будущее, прошлое или настоящее, женщины в русских сказках использовали книгу[7]. Даже в ритуале заданий для будущего мужа главный женский персонаж использует именно книгу (как это делала Василиса / Елена Премудрая). Обращали ли вы внимание, что в русских сказках много упоминаний о книгах? И все они являются атрибутом женщин, не мужчин. То есть сфера знаний (владения ими и их сохранения) закреплена была за женщинами. Отсюда выражение бабушкины сказки.

Сказки хранят забытые знания. Именно женщины передавали древние знания, сохраняя их в памяти, когда новая религия заняла прочные позиции. А нам рассказывают, что мы были дикими, варварами, книг не знали, букв не ведали, а ведь это наша история и культура, о которой мы забыли. Это — основа нашей духовности, потеряв которую, мы легко поверим в инокультурные сказки, которыми нас потчуют давно и долго.

Время. Понятийные и грамматические категории, существующие и исчезнувшие, показывают нам не всегда понятную нашим современникам картину мира. Эта картина во многом не совпадает с той, к которой мы, живущие в XXI в., привыкли.

Время, представленное в языковой картине мира, отличается от времени, описанного в философии, физике, астрономии. Это не научное время; его трудно определять в точных единицах. Русские пословицы и поговорки часто используют ненаучные единицы измерения времени (пора, миг); это могут быть календарные даты (масленица, пасха), возрастные периоды (молодость, старость), собственно проживаемое время (жизнь, век) и др.

Жизнь и время — две стороны одной категории (сравните: Весело время пройдёт, да что в рот попадёт; Время не семя, а выведет племя). Время жизни — это путь, по которому движется человек. Человек идет по дороге своей жизни, оглядываясь в прошлое и смело смотрит вперед в будущее (прошлое — позади, будущее — впереди). В этом случае жизнь — это вектор, направленный в будущее. Это линейное время, время жизни отдельного человека.

Цикличность жизни проявляется и в представлении жизни поколений. Идет человек по следам своих предков — он наследник, потомок: т. е. предки прошли перед ним, хотя они жили в прошлом, которое позади. Другими словами, жизнь поколений — это движение по замкнутому кругу, когда потомки идут по следам своих предков. Сравните выражение: все вернется на круги своя.

Само слово время произошло от древнерусской, восточно-славянской формы веремя.[8] Это слово встречается в такой форме в Повести временных лет по Ипатьевскому списку и в памятниках XIV—XV вв. Как указывается в «Историко-этимологическом словаре», старшее значение у этого слова было что-то близкое к «коловращению», «повторному возвращению», «вечному обороту» и т. п. (Черных I: 171). Автор словаря указывает, что в древнеиндийском было слово vartman «колея (след колеса)», «дорога» при корне vart — «вертеться», «кружиться». П. Я. Черных предполагает, что старшее значение индоевропейского слова *uertmen было «колесо» или «орбита» (как движение по кругу) (там же). Время в русской лингвокультуре — это явление сложное, его нельзя описать с единых позиций. Время в русской традиции воспринимается сообразно западной (линейность) и восточной (цикличность времени Индии, Китая) традициям. Это своеобразие заложено в особой — русской — ментальности.

Таким образом, движение поколений (время этноса) понимается как повторение, круговорот, круг сансары в индийской мифологии. Движение человека по дороге собственной жизни — поступательное развитие (идти вперед, двигаться к цели), сама жизни имеет эпитеты пути / дороги (долгая / длинная / короткая жизнь). Успешная жизнь описывается метафорами целенаправленного движения от подножия к вершине горы (подниматься, достичь вершин в профессии / пика в своем развитии). Неудачная жизнь воспринимается как спуск с горы (опуститься, скатиться, покатиться на самое дно, сравните: впасть в детство). Отсутствие развития человека выражается в метафорах статики или регресса (застыть / откатиться назад в своем развитии).

Человек проживает свою жизнь; жизнь имеет смысл, если человек трудится. Труд в русской языковой картине мира — это и есть смысл жизни (Жизнь измеряется не годами, а трудами; Не тот живёт больше, чей век дольше; Где не жить, не миновать служить). Опережает на пути жизни тот, кто больше трудится (Кто встал пораньше, ушёл подальше; Кто в понедельник бездельник, тот и во вторник не работник; Кто труд любит, тот спать долго не будет; Кто рано сеет, тот рано и пожнёт; Кто поздно приходит, то ничего не находит). Человек — хозяин своего времени, своей жизни (Кому время служит, тот ни о чём не тужит).

Начало и конец жизни — это рождение и смерть. Рождение в русской языковой картине мира практически чётко не обозначается. Время у человека начинается тогда, когда он сознательно выбирает свой путь в жизни (Береги честь смолоду). Конец дня понимается как конец жизни, отсюда метафоры смерти при описании вечера: день понемногу умирает, и наоборот, смерть описывается как исчезновение света: жизнь угасает (День к вечеру — к смерти ближе). Движение по жизненному пути приближает человека к смерти (День да ночь — сутки прочь, а всё к смерти ближе). Смерть неизбежна; всегда наступает предел пути: смерть — это и есть конец жизненного пути (От смерти и на тройке не ускачешь; От смерти не посторонишься; По дважды не умирают, а одного не миновать).