Формирование философии марксизма

Развитие духовной культуры в ущерб массе населения, противоположность между умственным и физическим трудом, невежество масс и т.п. – все эти исторически преходящие особенности общественного развития возводились младогегельянцами в абсолютный закон. Несмотря на свой сверхкритицизм, младогегельянцы считали антагонистические противоречия чем-то естественным, обусловленным субстанциальной природой народа[169]. Этому консервативному толкованию антагонистического характера прогресса Маркс и Энгельс противопоставляют коммунистическую критику капиталистического строя, указывающую пути уничтожения антагонистических общественных отношений, которые вопреки убеждениям «критической критики» отнюдь не являются единственно возможными. Освободительное движение пролетариата с необходимостью ведет к такому общественному устройству, при котором антагонизм уже не будет законом социального прогресса. Это свидетельствует о гуманистическом характере борьбы пролетариата против буржуазии. «Нужно быть знакомым, – пишут Маркс и Энгельс, – с тягой к науке, с жаждой знания, с нравственной энергией и неутомимым стремлением к саморазвитию у французских и английских рабочих, чтобы составить себе представление о человеческом благородстве этого движения» (1, 2; 92).

Враждебность «критической критики» народным массам особенно ярко проявляется в ее оценке положения и роли рабочего класса. Если французские социалисты утверждают, что рабочие создают все, но не имеют ни прав, ни собственности, то младогегельянцы полагают, что рабочие не создают ничего, ибо акт создания, творения, творчества есть по самой своей природе духовный акт. Рабочие же, утверждают младогегельянцы, создают лишь единичное, чувственное, рассчитанное на удовлетворение материальных потребностей. Маркс и Энгельс приводят следующее сногсшибательное утверждение Эдгара Бауэра: «Чтобы все создавать, требуется некое более сильное сознание, чем рабочее сознание… Рабочий не делает ничего, поэтому он ничего и не имеет; не делает же он ничего потому, что его работа всегда остается чем-то единичным, рассчитана на удовлетворение его собственнейшей потребности и является будничной работой» (1, 2; 20). Таким образом, младогегельянцы идут еще дальше вульгарных экономистов, которые не отрицали производительного характера труда рабочих, но утверждали, что пролетарии получают в форме заработной платы цену их труда. «Критические критики» пытаются доказать, что пролетарии получают заработную плату лишь за то, что они помогают капиталистам. Отвергая уже установленную буржуазной экономической наукой истину о противоположности прибыли и заработной платы (противоположности интересов основных классов капиталистического общества), младогегельянцы возвещали, что пролетарии и буржуа составляют одну «фабричную партию», осуждая чартистское движение, это, по словам Маркса и Энгельса, «политическое выражение общественного мнения рабочих» (там же, 16).

Утверждая, что рабочие и капиталисты составляют одну партию, младогегельянцы объявляют заблуждением борьбу пролетариата против своего классового врага. Разрешение противоречий между трудом и капиталом провозглашается делом самосознания, и оно совершается поэтому лишь в границах последнего. Абсолютная критика, иронически замечают основоположники марксизма, «научилась из „Феноменологии“ Гегеля, по крайней мере, одному искусству – превращать реальные, объективные, вне меня существующие цепи в исключительно идеальные, исключительно субъективные, исключительно во мне существующие цепи и поэтому все внешние, чувственные битвы превращать в битвы чистых идей» (1, 2; 90). При всей своей экстравагантности «критическая критика» оказывается в конечном счете одной из разновидностей идеалистического понимания истории. Последнее берет за исходный пункт сознание людей, их чувства и разум, считает события, совершающиеся в истории человечества, и все человеческие установления следствием разума или неразумия, знания или невежества, эгоизма, честолюбия или других аффектов, не замечая складывающихся независимо от сознания людей объективных общественных отношений, фундаментальных экономических фактов, которые обусловливают эти вторичные, духовные побудительные мотивы. Младогегельянство лишь истолковывает на спекулятивный лад это натуралистическое и, разумеется, идеалистическое воззрение на общественно-исторический процесс. Именно поэтому критика младогегельянства есть вместе с тем критика идеалистического понимания истории вообще.

Маркс и Энгельс противопоставляют идеалистическому толкованию противоположности между пролетариатом и буржуазией материалистическое воззрение, совпадающее, как подчеркивают они, с убеждением сознательных рабочих, которые «не думают, что можно „чистым мышлением“, при помощи одних только рассуждений, избавиться от своих хозяев и от своего собственного практического унижения. Они очень болезненно ощущают различие между бытием и мышлением, между сознанием и жизнью. Они знают, что собственность, капитал, деньги, наемный труд и тому подобное представляют собой далеко не призраки воображения, а весьма практические, весьма конкретные продукты самоотчуждения рабочих и что поэтому они должны быть упразднены тоже практическим и конкретным образом для того, чтобы человек мог стать человеком не только в мышлении, в сознании, но и в массовом бытии, в жизни» (1, 2; 58). Это положение раскрывает единство пролетарской партийности и материалистического понимания истории: интересы классовой борьбы пролетариата требуют последовательного проведения принципов исторического материализма.

Младогегельянцы отнюдь не считали себя идеологами буржуазии: некоторые из них называли себя даже социалистами, правда «критическими» в отличие от «вульгарных», «практических» социалистов в Англии и Франции. Но полемика этих «критических» социалистов с социалистами «практическими» по сути дела представляла собой выступление против освободительного движения рабочего класса. Отсюда понятны их нападки на Маркса и Энгельса за их «преклонение» перед пролетариатом, попытки изобразить научное положение о социалистической миссии пролетариата в виде теологической догмы, борьба против которой провозглашается священной обязанностью «критической критики». В ответ на эти нападки Маркс и Энгельс пишут: «Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, – то ввиду всего этого пролетариат может и должен сам себя освободить» (1, 2; 39 – 40). Но в отличие от эксплуатируемых классов предшествующих эпох, которые в лучшем случае могли освободить лишь самих себя, пролетариат, уничтожая капиталистические отношения, решает тем самым общечеловеческую задачу. Это происходит в силу объективной необходимости, обусловленной уровнем общественного развития и положением рабочего класса в буржуазном обществе. Этот класс «не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении» (там же, 40).

Здесь, как и во многих других местах «Святого семейства», основные идеи научного социализма выражены в терминах антропологического материализма. Социальное положение пролетариата определяется как завершенное отчуждение от всего человеческого, а социалистическое преобразование общества – как восстановление подлинно человеческих отношений. В 1845 г. у Маркса и Энгельса не было еще учения об общественно-экономических формациях, согласно которому различные типы производственных отношений – закономерные фазы процесса развития общества. Поэтому капиталистические общественные отношения рассматриваются преимущественно как извращенные, чуждые человеку, а не как соответствующие определенному уровню развития производительных сил общества[170]. И все же, несмотря на известную неразработанность общей концепции социального развития, Маркс и Энгельс, раскрывая всемирно-историческое значение освободительного движения пролетариата, научно формулируют идею объективной необходимости социализма, идею о неразрывной связи социального освобождения пролетариата с освобождением всего общества от господства стихийных сил общественного развития над людьми. При этом они в противовес утопическому социализму доказывают, что пролетариат сам освободит себя.

Пролетариат есть внутренне присущее буржуазному обществу отрицание его экономической основы – частной собственности. Это отрицание, которое непосредственно проявляется в том, что пролетариат есть класс, лишенный частной собственности, обусловливает его социалистическую миссию. Пролетариат «не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, чтó такое пролетариат на самом деле и чтó он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества» (1, 2; 40). Этот важнейший теоретический вывод подкрепляется ссылками на исторический опыт наиболее развитых капиталистических стран: «Нет надобности распространяться здесь о том, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознаёт свою историческую задачу и постоянно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности» (там же). Сравнение этих положений Маркса и Энгельса с соответствующими высказываниями в статьях, опубликованных ими в «Deutsch-Französische Jahrbücher», показывает, как в ходе формирования марксизма развивается и конкретизируется (на основе исторического материализма) научное понимание исторической роли рабочего класса. В этой связи В.И. Ленин подчеркивает, что в «Святом семействе» мы видим «почти уже сложившийся взгляд Маркса на революционную роль пролетариата» (4, 29; 11). Если «критические критики» рассматривают классовые противоположности sub specie aeternitatis, объявляя противоречие между трудом и капиталом преодоленным в лоне спекулятивного самосознания, то Маркс и Энгельс, отвергая идею примирения противоположных классов, теоретически обосновывают объективную необходимость борьбы пролетариата против буржуазии.