Эпидемия

Эпидемия

Не знай Егор Петрович, кем работает эта бесцветная худышка, все равно догадался бы с первого взгляда. Довольно редкая, однако еще встречающаяся в наших краях разновидность библиотекарши: хрупкая, невзрачная, пугливая. Лет до сорока — подросточек, после сорока — старушка. Зрелости у таких не бывает — цвести некогда. В кабинет она ступила, как ступают в прорубь.

— Прошу, садитесь… — предложил он с заранее утомленным видом. Разговор предстоял неприятный, но Егор Петрович привык к подобным беседам. Собственно, за тем его здесь и держали.

Села. Отважно устремила на чиновника слезливо-серые глаза. Сейчас, обмирая от страха, ринется в неравный бой за правду.

— Егор Петрович, — надтреснутым голосом начала она. — Вот нам запретили выписывать литературные журналы…

— Кто запретил?

— Вы!

— Ну, во-первых, не я, — поправил он с мягкой укоризной. — Было распоряжение председателя. А во-вторых, никто ничего не запрещал… Просто какой смысл их выписывать? Те же самые журналы выкладываются в интернете…

— А если у человека нет интернета?

— Ну как это нет? Интернет сейчас есть у всех.

— Не у всех! И не в том дело! У людей был повод лишний раз заглянуть в читальный зал!..

Вот ведь горе-то! Журналы им выписывать не дают! Да месяца через два стеклянный уголок старой девятиэтажки у вас вообще отнимут, и будет там офис Малозерова-младшего. Вполне естественно, если учесть, что культурой вот уже несколько дней как заведует Малозеров-старший, непосредственный начальник Егора Петровича.

А вам, милочка, всей библиотекой перебираться на улицу Обжимную-Крупносортную. Или еще дальше — в тупик Энтузиастов. Куда именно — пока не решили.

А вы — журналы…

— Город готовится к чемпионату, — напомнил он. — Сами видите, что в центре делается. Новые бордюры, плитка… дома обновляют. Естественно, приходится изыскивать средства, экономить на всем…

Судя по выражению слезливо-серых глаз, их обладательница решалась на подвиг. Решилась.

— А шторы? — самоубийственно спросила она.

— Шторы?.. — не понял Егор Петрович и невольно задержал взгляд на повешенных вчера шторах.

— Да, шторы! — Библиотекарша неумело повысила голос. — Областная администрация заказала шторы! И заплатила два миллиона шестьсот тысяч! А на журналы денег нет…

Егор Петрович нахмурился.

— Откуда вам известна сумма?

— В газете прочла!

«Вот суки…» — вяло подивился он про себя. Вслух же сказал:

— Н-ну… сами понимаете, решения областной администрации мы с вами тут обсуждать не вправе… Вы ко мне только по поводу журналов или еще есть проблемы?

Мог бы и не спрашивать. Разумеется, есть! Проблема на проблеме и проблемой погоняет. Честно говоря, обсуждать их не имело смысла — все они должны были решиться через пару месяцев в день переселения библиотеки на окраину. Но не скажешь же об этом прямо!

Поэтому Егор Петрович вел разговор чисто машинально, фразы выпекались сами собой, а он тем временем участливо разглядывал собеседницу.

Неужели эта лохушка до сих пор свято верит в то, чему ее учили в детстве? Бедняга. Да разве можно верить взрослым! Пора бы и самой повзрослеть… Вон педагоги — и те в рынок вписались… Хотя от школы даже сейчас кое-что зависит: куда подашься без аттестата? А такие вот реликты сохранились, пожалуй, исключительно в библиотечных заповедниках.

К подобным представителям вымирающего вида Егор Петрович, в зависимости от настроения, относился либо с сочувствием, либо с брезгливым недоумением. Несчастненькая. Честная. Можно даже сказать, истерически честная. А с другой стороны, что ей еще, кроме честности, остается? Всего остального она попросту лишена.

— Боюсь, ничем не могу помочь, — весьма своевременно выговорилась заключительная фраза. — Каждая копейка на счету…

Вроде бы ничего особенного не произнес, однако просительница вскочила. Слезливо-серые глаза обезумели. Стремительно подалась через стол к Егору Петровичу, схватила за руку, словно собираясь ее поцеловать, но не поцеловала — укусила. До крови.