Призрак Надежды

Глава 12

Я проснулся на восходе солнца, вдыхая свежий осенний воздух, наступил новый день. Когда наступает новый день утром, я часто имею хорошее настроение, не зная, что произойдёт в этот день, как и многие люди. Чтением я занимался к концу дня, сейчас я достал из вещмешка дневник отца за 1960 год, я нашёл запись где он пишет о том, что наступил новый день, и это было 50 с лишним лет назад. Я не жил в 60-х, я родился позднее, но мне нравятся эти времена, когда осуществили первый полёт в космос с Юрием Гагариным, мне нравится музыка тех лет, мне нравятся американские автомобили тех лет, то время, когда жила Мэрилин Монро и 35-й президент США Джон Кеннеди.

Когда Жанна покидала Швейцарию, Цюдольф дал ей эту монету, которая была у меня.

– Возьми, отдашь страннику, – сказал он ей.

Она улыбнулась, ничего не понимая.

На следующий день она уезжала на фургоне с партией золота от Цюдольфа для Херувимов. Я же в это время сидел у заброшенной деревни, не зная будущего, которое рисовалось в моём воображении таким же, как и в тот день. Я встретил Жанну только через 4 года. Стояло лето, за моей спиной росла высокая крапива, это была покинутая деревня, в которой родился и вырос мой отец. То место, где стоял дом, в котором он жил, поросло зарослями, дом давно снесли, остался лишь погреб. Вот стоит старая яблоня, она старше меня, наверно её посадил младший брат моего отца в своём детстве, дальше луг и лес, в который ходил мой отец. Здесь же у яблони похоронены мои предки по отцу, прадед и прабабушка. В деревне никто не жил, дома пустовали, она была покинута ещё в мирное время. По дороге мимо домов можно было идти, по краям заросли кустарника и травы. Впереди заброшенный колодец, в котором мой отец брал воду, дальше высокие берёзы, создающие аллею.

Я купил белую прямоугольную зажигалку за 3 грамма титана и вспомнил тебя, тогда у тебя была такая же, тебе ещё не понравилось, что я её взял в руки, ты сказала: «Не трогай зажигалку». Прошло 11 лет, а я смотрел на белую зажигалку и пачку Marlboro – те вещи, которые были тогда у тебя. Когда я смотрел в твои зелёные глаза, я увидел раскол, ты сначала испугалась, но потом посмотрела в мои глаза. Это было в прошлом, но это было моей жизнью. Я подумал, что если бы я тебя встретил сейчас, тебе бы не хватило ночи, чтобы рассказать о своей жизни. Теперь я трогал белую зажигалку. Я продолжал жить в настоящем, помня твоё явление, и бред, который последовал за этим, и чувства. Я осознавал – что я сущность, проживающий во времени. И дальше я подумал, как устроена жизнь, когда, казалось бы, незначительная вещь имеет некое действо в нашей жизни. Я понимал, что наши чувства существовали в моменте времени. Я думал о смысле мышления, понимая, что мы имеем право мыслить, данное нам от природы.

Становилось прохладнее серым днём осени, я проходил старое кладбище, на котором стояли покосившиеся гранитные кресты, опрокинутые надгробные памятники. Оно всё поросло травой, и несколько напоминало луг, с возвышениями от могил. В стороне на нём парни лет девятнадцати что-то восклицали, было похоже, что они играли в какую-то игру, и конечно курили травку. Я подумал, что они нашли место, где повеселиться – на старом кладбище, но они же не думали так, как я, им без разницы было, что это место упокоенных. Ни одной ухоженной могилы не было, настолько старым оно было, это было время, которое стирает жизни людей, земля забирала тела, потомки забывали, кто в ней, жившие до них. Я знал, что Время поглотит нас всех, выживших в постапокалипсисе, и для людей я был всего лишь путником.

Я лежал на земле, на осенних листьях, понимая, что это момент моей жизни. Я перевоплотил мир, но мне этого было мало, а всё, что я мог – это идти и мыслить, а также лежать на сырой земле, глядя в серо-голубое небо. Я хотел избежать иллюзий, но сейчас я хотел закрыть глаза, почувствовав этот мир сыростью воздуха, которым я дышал. Земля меня несла в необъятном космосе, это был мир, в котором я жил, ты была в прошлом, в том прошлом, где мы были вместе.

На утро я понял, что я был невдалеке некоторого города, я увидел, как кто-то бежал. Меня это удивило, но потом я понял, что кто-то занимался спортом в это время. Он подбежал ко мне:

– Ну что, забыли, как завывали сирены? Эта была ещё та жуть.

Я молча рассматривал его. Он побежал дальше, улыбаясь. Я не стал дальше наблюдать за ним, и он исчез во времени постапокалипсиса.

Новые дни продолжали мою жизнь. Вспоминая прошлое, я думал, что тогда я не пред-полагал, каким будет будущее. Но вот теперь оно стало известным, и стало настоящим. Следующее время будущего мне оставалось неизвестным, продолжу ли я странствие, или обрету что-то. Вероятно, Александр, как и я, пытался что-то понять об этой жизни. Монашеская жизнь позволяла пребывать в размышлениях, но даже изменив свою жизнь, Александр продолжал думать. Это было дано человечеству – интеллект, а так же многообразие чувств, которые могут быть выражены словами, это был наш человеческий мир.

Киборг стал чаще беседовать с Аделаидой, с другими людьми он общения почти не имел. Дианон посмеивался над этим. Насмешки Аделаиды в отношении Киборга уже стали больше иронией, чем унижением. Так же была у Киборга любимая девушка-андроид Э-210, созданная для обслуживания клиентов в баре. Её словарный запас был весьма обширен, очень похожа на настоящую девушку лет 18. Мне же кроме Сони в пути толковых андроидов не встречалось, разве что внешне они были похожи на людей.

У Цюдольфа было много книг – молчаливых хранителей человеческой мысли, они ждали, когда их найдут и откроют, тогда они начинали говорить человеку, который читал то, что обрело знаковую форму в печати на страницах. Это было его занятием по вечерам день ото дня на протяжении нескольких лет и он не бросал его. Серафим читал древние книги, сохранившиеся со времён Иисуса Христа.

Я проходил лужи с жёлтой окантовкой – последствие радиации. Мы все частично были подвергнуты ей. Дозиметра у меня не было, я надеялся на благополучное стечение обстоятельств. Город, в котором я жил, я, конечно, не разрушил, но я его давно покинул. Возможно он был уже одним из заброшенных городов. В веку, когда произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС, мы были школьниками и нас поили компотом с йодом, чтобы не получить радиоактивный йод. Сейчас же я йод не пил, позволяя обстоятельствам совершить неизвестное мне.

Я хотел увидеть людей и иметь дружеские чувства, но мне встречались в основном бродяги. Они исчезали в пути, проходя мимо меня, не оставляя после себя ничего. Я начинал думать, что мне пора найти прибежище, но в то же время я знал, что это произойдёт не сейчас, понимая, что я могу исчезнуть в этом времени, оставшись в неизвестности. Я вспоминал свой путь, те обстоятельства, которые были ранее, они что-то давали, но этого было не достаточно, что бы почувствовать большую значимость от жизни. Жизнь не знает других вариантов, когда она идёт по некоторому пути, когда она проходит своим настоящим, становящимся прошлым, и в этом настоящем ты уже существуешь, зная, что обстоятельства таковы, каковы они есть. Ты можешь представлять что-либо иное, как могло бы быть по другому, но явность является в настоящем времени, которое определяет твою жизнь.

Я вспомнил одну женщину, которую встретил в небольшом городе, она улыбалась глядя на меня, проходя мимо. Вероятно она была замужем, и чем я вызвал её улыбку, мне было не известно. Она видела во мне путника, который не имел семейной жизни, может поэтому она улыбалась. Возможно мне пора было её обрести, а не искать Серафима, что бы отдать ему рукопись.

В один из звонков ты мне сказала:

– Эта жизнь – работа, дом, спать…

Теперь же я не знал твоей жизни. Этими словами ты была недовольна проживаемой жизнью, имея некоторые планы своей молодости, чтобы обрести большего. 11 лет назад ты прошла мимо меня, когда я был в Москве, вероятно, ты знаешь это, что-то нам помешало узнать друг друга, окружающая обстановка, другое чувство жизни, или то, что одной ночи было мало. Раньше я представлял встречу, имел фантазии, которые меня очень впечатляли, и это осталось в прошлом. Мне оставалось смотреть на звезду в небе осенней ночью, вспоминая существовавшую тогда Москву, это было уже давно.

В настоящем же времени люди топили печки, как в прошлом, готовили на них еду, жили в помещениях, где вместо обоев были деревянные балки или кирпичные стены, кое-где оштукатуренные со старой краской. Это была уже не Москва, а Россия XXI века, в которой убивали из злости люди, не обременённые культурой. Когда люди были менее цивилизованными, явился Иисус, оставивший заповеди, но за 2000 лет мы так и не стали такими, какими он хотел нас видеть.

Серафим видел своё дело, Дианон не думал о причинах, Александр оставался монахом, будучи в Ордене Херувимы, Даша созерцала десятую осень, Виктор неустанно двигался к цели, Жанна вспоминала Цюдольфа доброй улыбкой, вспоминая его философию, к которой она относилась снисходительно. Она пела песню народную швейцарскую, которую выучила там. Её не слышал никто, а если бы и услышал, то не понял бы ни одного слова по-немецки. Я сегодня всё шёл в надежде увидеть населённый пункт, но он всё не появлялся, мне виделось, что он вот-вот будет, но дорога продолжалась. Я не хотел иметь лишних мыслей, я присел у дороги, созерцая сумерки уходящего дня. Закат спрятался за деревьями.

На следующий день пошёл дождь, мне некуда было скрыться. Я предполагал, что до ближайшего населённого пункта километра два, когда я достиг его, я нашёл бар, в который зашёл, чтобы обогреться и несколько высохнуть. Я уже шёл девять лет, зимуя в каких-либо небольших городах с населением в 20 тысяч. Когда наступала середина апреля, я отправлялся дальше. В этом же баре парни пили пиво, мешая его с коктейлем, закусывая камсой. Я думал, что они могут получить дурь мозгу с этой смесью, но им видимо хотелось развлечься. Другой парень пил кофе с шоколадом, смотря телевизор. К стойке бара подошёл мужик, заказал 100 грамм водки, выпил и пошёл дальше. Я водку не пил с тех пор, как отправился в путь, я предпочитал коньяк.

Я никому не мешал, но я мог закончить своё движение в любой момент, если обстоятельства позволят этому. В баре я приобрёл некоторое сонное состояние, в тоже время я имел беспокойство. Звучала не громкая музыка, всё почти как в веке. Время неспешно шло, уже был конец утра.