Эпидемия

* * *

Они успели отбежать шагов на двадцать, когда их накрыли с воздуха. Рева моторов не было. Был надвигающийся шелест винтов. Надо полагать, вертолеты в будущем стали тише мыши, но мощности не утратили. Порыв — и роща обезумела, заметалась. Винтокрылая машина зависла над тополем, возле которого залегли беглецы. А потом с небес рухнул грохот.

Уп! Уп! Уп! Разрывы тупо лопались, вдавливая в землю. Ничего себе грядущее! Наступило и притоптало… Антон с ужасом ждал попадания. Не дождался. Отважился приподнять голову. Роща по-прежнему бурлила, и при этом нигде ни вспышки, ни вздымающейся земли, ни секущих листву осколков. Рядом, прикрыв голову руками, лежала и вздрагивала незнакомка.

Уп! Уп! Уп!..

И Антон внезапно осознал, что никакие это не разрывы. Это… Это музыка. Долбеж.

В изумлении уперся ладонью в землю, сел. А минуту спустя удары пошли на убыль. Вертолет удалялся.

Незнакомка шевельнулась и тоже села. К щеке ее прилип полуистлевший прошлогодний листок.

— Уходим!.. — всхлипнула она. — На дозаправку полетел…

— Что это было?

— Бомбежка… — Она поднялась на ноги. Оделила сердитым взглядом. — А все из-за вас… Уходим!

Расспросы пришлось отложить. Антон отобрал у дамы увесистый гаджет, к счастью, снабженный откидной ручкой, и преследуемые подались на закат — беглым шагом, то и дело переходя на трусцу. Открытые пространства одолевали чуть пригнувшись. Передышку они себе позволили, лишь углубившись в дубраву.

— Как вас зовут? — отдышавшись, спросил Антон.

— Громовица.

— Как? — не расслышал он.

Она повторила.

— Что происходит, э-э… Громовица?

— Ничего нового, — устало, почти враждебно отозвалась она. — А вы правда Антон?

— Правда.

— Но не Треплев же!..

— Почему его портрет в учебнике?

Девушка в раздражении повернулась к странному своему спутнику и вдруг поняла, что, кажется, тому не до шуток.

— Ну а как же?.. — ответила она в замешательстве. — Первый террорист-тихушник…

Дар речи вернулся к Антону не сразу.

— А… а фамилия Голокост вам ни о чем не говорит? Ефим Григорьевич Голокост…

— Первый раз слышу. Кто это?

Понятно. Стало быть, забудь о славе Юрия Гагарина и вспомни, что ты натворил перед тем, как метнуться к Голокосту.

— А Джедаев?

— Каких еще джедаев?

— Не каких, а какой! Это тоже фамилия.

— Не знаю я никакого Джедаева…