Сумерки империи

— Нет, сударь. А что вам нужно от него?

— Я хотел у него узнать, где я могу найти моего полковника.

— А вы что, солдат?

— Да, господин генерал. Я доброволец, и мой полковник, господин де Сен-Нере, перед отбытием из Алжира приказал мне прибыть в расположение Рейнской армии. Но я нигде не могу найти ни Рейнскую армию, ни мой полк.

— А я, сударь, не смог найти здесь ни командующего моим корпусом, ни командира моей дивизии, ни два мои полка, и не знаю, где их искать.

— Спасибо, господин генерал.

— Не за что.

Я уже собрался распрощаться с ним, как внезапно он отпихнул меня и бросился к какому-то подростку, который стоял, облокотившись на перила, и разглядывал локомотивы. На голове у паренька был нахлобучен не по размеру большой кивер[33].

— Где ты своровал этот кивер?

— Нигде я его не воровал, я его подобрал.

— Ну и где?

— Прямо на путях. Солдаты много набросали такого добра.

— В каком направлении ехали эти солдаты?

Мальчик показал рукой в сторону Мюлуза.

— Ну теперь мне хоть что-то стало понятно, — сказал генерал. — На этом кивере номер одного из моих полков, и теперь я по крайней мере знаю, что часть моей бригады проехала эту станцию. Осталось только найти ее.

В отличие от генерала мне не посчастливилось найти хоть какой-то предмет, потерянный или выброшенный солдатами моего полка, и поэтому я был вынужден продолжить свои бесконечные поиски. Служащие железной дороги пытались помочь мне, но они были не в состоянии что-то запомнить в этой фантастической мешанине эшелонов, проносящихся через их станцию. Они и слыхом не слыхивали ни о каких африканских стрелках. Им приходилось с утра до вечера наблюдать весь этот нескончаемый людской поток, и различали они только пехотинцев, гусар, артиллеристов, кирасир, уланов, солдат железнодорожных войск, да и те окончательно перепутались в их головах.

В Страсбурге я обнаружил драгунов, в Агено — кирасир, в Саргемине пехотинцев, уланов и гусар, но мне нигде не удалось обнаружить полки бригады Кордебюгля. Постепенно я объехал весь Эльзас и всю Лотарингию и вернулся обратно в Мец, так ничего и не узнав за время моих поисков.

В Меце я вновь отправился в штаб.

— Что-то долго вы искали свою часть, — заявил офицер, который когда-то обещал мне помочь. — Ваш полк находится в Бельфоре.

— Я только что оттуда.

— Значит, вы его так и не нашли? Следовательно, его перевели в Страсбург.

— Там я тоже был.

Мы взглянули друг на друга и одновременно покатились со смеху.

— Знаете, сударь, — сказал офицер, — оставайтесь-ка вы в Меце и приходите завтра[34][35] [36] [37] [38] [39] [40]. Кстати, поскольку вы объехали большую территорию и многое повидали, скажите, не показалось ли вам, что положение постепенно выправляется?

— Я видел только частности и не могу судить о положении в целом.

— Так ведь частности — это и есть самое главное.

— Офицеры жалуются на нехватку палаток. У солдат нет ни бачков, ни котелков. Я видел, как жарили яичницу на крышках от бачков и ели, выкладывая ее на куски хлеба.

— Ох уж эти интенданты!

— А интенданты утверждают, что им попросту нечем снабжать войска. Полки отправляли в большой спешке, офицерам говорили, что в Страсбурге и Меце имеются арсеналы и склады, и там их обеспечат всем необходимым. Арсеналы и склады действительно имеются, но они оказались пустыми. В некоторых батальонах уже неделю не выдавали кофе, потому что на кухнях нет мельниц.

— Вот вам результаты экономии, навязанной нашей армии депутатами-лавочниками.

— Мне также говорили, что все это из-за разбазаривания и разворовывания средств.

— Я думаю, там всего в избытке.

— А утверждали, что у нас все готово вплоть до последней пуговицы на гетрах последнего солдата[35].

— Со всеми этими маленькими недоразумениями будет покончено, как только мы двинемся вперед. Проблемы, с которыми сегодня приходится сталкиваться, по большей части вызваны тем, что полки снялись с мест своего расположения в том состоянии, в каком они находились в мирное время, не получив резервов и всего необходимого имущества. И вот теперь войска находятся в полевых условиях, а мы имеем то, что имеем. В этом причина небольшой неразберихи. Не исключено, что пруссаки, также выдвинувшие свои полки из мест их дислокации, оказались более расторопными.

— А мне кажется, что и раньше, в местах прежнего расположения, наши полки не были обеспечены ни вооружением, ни вещевым имуществом, и от них попросту избавились, отправив с глаз долой.

— Возможно и такое.

Все гостиницы в городе были переполнены, и офицерам приходилось спать в коридорах и вестибюлях. Раздобыть отдельную комнату было делом совершенно безнадежным. Я, однако, сумел решить эту проблему, воспользовавшись одним приемом, который мне самому очень понравился. Поскольку обращаться к хозяину гостиницы было бесполезно, я сказал портье, что готов платить ему лично десять франков за ночь, если он предоставит мне комнату, и авансом выдал пять франков. Экономить деньги я не собирался, так как мать снабдила меня аккредитивом на крупную сумму.

В тот день в город прибыли полки императорской гвардии. Их разместили в Бан-Сен-Мартене и в лагере Шамбьер. Я отправился взглянуть на гвардейцев и был страшно удивлен, когда узнал, что за время двухэтапного перехода от Нанси до Меца многие из них отбились от своих частей. Солдаты элитных полков, составлявших главный резерв французской армии, выглядели совершенно измотанными. Говорили, правда, что им пришлось тащить на себе очень тяжелое полковое имущество.

Но больше всего меня поражало, что, даже находясь далеко от Парижа, я чувствовал себя так, словно из Парижа и не уезжал. Объяснялось это присутствием в городе большого количества женщин, причем женщин определенного сорта. Эти дамы явились сюда, чтобы попрощаться с будущими триумфаторами. Мне попался на глаза генерал, который прогуливался от одного батальона к другому под ручку с некой дамой, выглядевшей так, что даже курсант Сен-Сира не решился бы на бульваре показать, что знаком с ней. За то время, что я находился в расположении военного лагеря, мне несколько раз попадались знакомые лица, и я даже встретил кое-каких парижских друзей. Вообще вся эта военная жизнь мне начинала нравиться и в какой-то момент даже показалось, что я создан для нее. Я с любопытством смотрел, как солдаты устанавливают палатки, разжигают костры, варят суп на камнях или решетках, и думал, что вскоре и мне придется заниматься тем же самым и, скорее всего, я окажусь страшно неуклюжим.

В Меце я обратил внимание на одну женщину, совершенно не похожую на наводнивших военный лагерь парижанок. Ее появление неизменно вызывало у местной публики жгучий интерес. Эта женщина была удивительно красива, и ее красота обладала притягательной силой и обаянием, что вообще характерно для прекрасных английских лиц с черными глазами, которые на фоне нежно-розовой кожи всегда производят неизгладимое впечатление. На вид ей было не больше двадцати двух или двадцати трех лет, но несмотря на молодость и ослепительную красоту среди офицеров она держалась совершенно естественно и уверенно, что само по себе свидетельствовало о ее весьма решительном характере. Куда бы она ни шла, за ней всегда, соблюдая дистанцию в три шага, следовал слуга. Это был потрясающего вида великан, каких в наше время можно увидеть лишь в вестибюле Вестминстерского дворца. Такие люди служат живым подтверждением солидности и богатства дома, который они с большим достоинством украшают своей величественной внешностью. Кем была эта молодая женщина или, скорее, юная девушка? Очевидно, что англичанкой, но, как ни велико было всеобщее любопытство, больше ничего о ней узнать не удавалось. Пытались найти хоть кого-то, кто был бы с ней знаком, но все оказалось бесполезно. Один офицер, отличавшийся особой предприимчивостью, приблизился к девушке с явным намерением ее "подцепить". Он даже успел оттопырить локоть, но в тот же момент она так взглянула на него, что офицер застыл и стушевался, после чего великан, мгновенно сокративший дистанцию между ним и его хозяйкой, отступил на обычные три шага.

Вечером, возвратившись в гостиницу, я убедился, что мой дипломатический прием, а лучше сказать, совершенный мною подкуп, достиг своей цели: комната для меня уже была приготовлена. Я вошел, выглянул в окно и в нескольких шагах от своего окна обнаружил прекрасную англичанку. Она занимала комнаты в небольшом здании с откосными крыльями, на первом этаже которого помещались каретный сарай и фуражный склад. Девушка стояла на балконе, облокотившись о перила, и следила за снующими ординарцами, бегающими посыльными и удивительной суматохой, творившейся во дворе гостиницы, который был до отказа забит офицерскими лошадьми и повозками.

Мне уже давно следовало отправить несколько писем. Я принялся их писать, и каждый раз, поднимая голову, когда обмакивал перо в чернильницу, наталкивался взглядом на юную англичанку, по-прежнему стоявшую на балконе. К полуночи она ушла в свою комнату, и вскоре в ее окне погас свет. Не знаю, по какой причине, но меня это порадовало. Я бы расстроился, окажись у нее в этот час какой-нибудь визитер.

Писал я примерно до часа ночи, а когда закончил писать письмо Сюзанне, получившееся довольно длинным, встал, открыл окно и глотнул ночного воздуха, чтобы немного освежиться. Двор, в котором еще недавно все двигалось и грохотало, теперь затих. Все давно спали.

Правда, слово "все" я употребил не совсем точно, потому что вскоре во дворе появился какой-то мужлан, прямиком направившийся к фуражному складу. Он был до того пьян, что не держался на ногах, и я следил за тем, как в темноте вспыхивал и двигался зигзагами огонек его трубки. Я так и не понял, сколько времени он провел на складе, потому что следил за ним чисто машинально, а мои мысли в этот момент были где-то далеко. Внезапно я увидел, как из открытой двери склада вырвался длинный сноп пламени, и сразу вслед за ним извергнулся целый вихрь огня и дыма. Это загорелась солома, а поскольку дул довольно сильный ветер, то на складе мгновенно начался пожар.

Комнаты англичанки находились прямо над складом, и пламя быстро добралось до ее балкона! Звать людей на помощь уже не было времени, и я, повинуясь слепому инстинкту, вылез в окно, которое находилось на одном уровне с ее окном, спрыгнул на крыльцо ее дома и стал колотить в дверь.

— What is there?[36] — послышался сонный голос.

— В доме пожар, — ответил я по-английски, — откройте скорее.

Пока я ждал, когда откроют дверь, языки пламени успели взметнуться до крыши, в окне с треском лопнули стекла, а в доме стали слышны тревожные крики.

Наконец дверь открыли и на крыльце появилась молодая женщина.

— Спускайтесь быстрее, сударыня.

Мы сбежали по лестнице во двор. Жильцы уже начали бороться с огнем и быстро справились с ним. Тем не менее здание сгорело полностью.

Когда опасность миновала, англичанка поинтересовалась, почему возник пожар, и я рассказал ей, как все произошло.

— Даже не знаю, — сказала она по-французски, — какими словами выразить благодарность за то, что вы не стали дожидаться момента, когда меня пришлось бы вытаскивать из огня.