Искусство и его жертвы

5.

Между тем Николай II был действительно поглощен войной, разразившейся в конце января на Дальнем Востоке. Преимущество Японии оказалось полным: современный по тем временам флот, дальнобойная артиллерия, концентрация сил плюс идея — утвердить главенство своей державы во всем регионе. У России дела обстояли хуже: флот и артиллерию перевооружить не успели, пушечное мясо двигалось эшелонами еле-еле, телефонная и телеграфная связь плохая, между генералами неизменный разлад, царь не знает, на что решиться… Не было порыва. Без порыва, злости, внутренней решимости каждого — от царя до последнего солдата — выиграть войну невозможно.

Впрочем, летом 1904 года некоторая надежда еще теплилась: несмотря на высадку японцев на Квантунский полуостров, русское командование ловко уходило от генеральных сражений, ожидая идущее подкрепление (сухопутные войска — по КВЖД, а Балтийская эскадра — по морю). В Петербург доносили о победах: мол, еще чуть-чуть, поднажмем, мужички поднатужатся, и дубинушка ухнет, сама пойдет, сама пойдет… Вместо стратегических разработок поголовно молились в церкви.

Царь молился и по другому, не менее важному (а может, и более важному) для себя поводу — о здоровье беременной императрицы. Ждали пятого ребенка в семье. До сих пор у монаршей четы рождались только девочки. Нужен был наследник. Год назад ездили к мощам Серафима Саровского, после чего Александра Федоровна и понесла. Все считали это добрым знаком.

Летом переехали в Петергоф. Дочки купались, а царица полулежала в кресле под тентом и, обмахиваясь веером, наблюдала, как они играют на берегу. Схватки наступили ранним утром 30 июля. Акушеры приготовились загодя, и начало родов не явилось ни для кого неожиданностью. Воды отошли своевременно. А в 15 минут второго пополудни появился младенец мужеского пола. Сразу же министр двора отстучал в Петербург его величеству телеграмму. Радостный Николай Александрович на автомобиле поспешил в Петергоф.

Празднества, молебны длились целый месяц. Эйфория постепенно заканчивалась и закончилась в августе двумя бедами. Первая пришла с Дальнего Востока: русский Порт-Артур оказался полностью отрезанным неприятелем от материка, без каких бы то ни было шансов на освобождение. И вторая беда — из детской цесаревича Алексея: у младенца возникло странно интенсивное кровотечение из пупка; с ужасом врачи констатировали гемофилию — скверную свертываемость крови, — генетическое заболевание, бывшее в роду у императрицы. Государь поседел от горя.

Бросив все дела, он сорвался и уехал в Царское Село. День и ночь беспробудно пил, но, дойдя до точки, все-таки сумел взять себя в руки, вовремя остановился. Силы восстанавливались небыстро. Третьего сентября, накануне возвращения в Петербург, прогулялся в парке. Сел на лавочку возле пруда. Тростью пошевелил траву, слишком рано в том году пожелтевшую. Прошептал голубыми, спекшимися губами:

— Это рок, проклятье. Род Романовых обречен.

Вдруг услышал шорох приближающихся шагов. Царь не вздрогнул и не испугался. Террорист? Бомбист? Ну и пусть. Дед его, Александр II Освободитель, принял мученическую смерть от бомбиста. Не исключено, что и внуку уготована соответствующая судьба.

Но у лавочки вместо террориста появилась девушка в светлом платье. Черные прямые волосы и зелено-синие ясные глаза. Где он видел их?

— Здравствуйте, Клаус. Вы меня не помните?

Клаус? Отчего Клаус? Что-то смутное шевельнулось в его сознании, но никак не могло оформиться в нечто определенное.

— С вами мы встречались год назад — тут же, в парке. Я читала Бодлера…

Ах, ну да, ну да — гимназистка шестого класса. Как она выросла и похорошела за это время!

— Если не ошибаюсь, Нюша?

— С вашего позволения, Нюся. Впрочем, лучше — Анна.

— Хорошо, Анна. Да, я вспомнил. Соблаговолите присесть. Расскажите, как у вас дела, комман са ва?

Пальчиком поправила челку.

— Мерси бьен, все идет своим чередом. А у вас? Выглядите измученным.

Он вздохнул:

— Да, отчасти. Дома и на службе много неприятностей.

— Я могла бы чем-нибудь помочь?

Грустно улыбнулся:

— Вряд ли, вряд ли. Но спасибо за такое участие.

— Вам бы съездить отдохнуть куда-нибудь. В Баден-Баден или на Ривьеру.

— Вероятно, так. Но дела не отпустят. — Дернул себя за правый ус. — Вы со мной бы поехали? — И прищурился с некоторой игривостью.

Девушка покраснела.

— Шутите, наверное?

Клаус глаза прикрыл:

— Да, немного…

— Вот когда всерьез пригласите, я тогда и скажу серьезно.

— Хорошо, подумаю. — Как и в прошлый раз, вытащил из кармана хронометр. — Извините, пора. — Он поднялся и дотронулся до полей шляпы. — До свиданья, Анна.

— До свиданья, Клаус. Приходите завтра на это же место.

Отрицательно повел головой:

— Не приду: через четверть часа уезжаю отсюда в Петербург.

— А когда вернетесь?

— Бог весть.

— Приходите, как только сможете. Буду ждать.

— Ждите, Анна, ждите. Мне теплее станет на сердце от осознания, что меня кто-то искренне ждет.

Коротко кивнул и ушел по аллее, скрывшись за деревьями вскоре.

А она, чувствуя, как слезы застилают глаза, еле слышно проговорила:

— Сохрани вас Господь, Николай Александрович…

ГЛАВА ВТОРАЯ