Искусство и его жертвы

2.

Мировые события этих лет не коснулись семьи Горенко. Жили они преимущественно собственными заботами, занимались больше здоровьем, нежели следя за политикой. И какая политика в тихом, теплом Крыму, а потом в Киеве? Да, узнали о поражении России на Дальнем Востоке, об ущербном мирном договоре, по которому часть Сахалина отходила японцам. Ну, обидно, ну, стыдно, но не так, чтобы слишком — где он, Сахалин, и где Крым? Да, наслышаны о событиях 1905 года в Питере на Дворцовой и в Москве на Пресне. Кто-то называл это революцией, кто-то — мятежом. С интересом узнали о царском Манифесте, разрешавшем разные свободы. Хорошо, конечно. Но семейству Горенко-то что? Им в конечном счете ни лучше, ни хуже. И про выборы в Государственную Думу знали понаслышке: дети не участвуют, женщины тоже, а вообще от политики следует держаться подальше. Петр Аркадьевич Столыпин? Симпатичный, умный господин. Обещал процветание. Начал всяческие реформы. Пусть. Если сложится, будем только за.

После разрыва с Николя (тем, когда нашли двух несчастных дельфинов) Нюся, чтобы стало повеселее, предложила Андрею накануне его отъезда в Париж совершить велосипедное путешествие вдоль всего морского побережья — в Феодосию и обратно. Мама возражала — где они станут ночевать, чем питаться? — но наследники обещали уложиться в три-четыре дня, останавливаться в Ялте и Коктебеле у родичей и знакомых. Матери пришлось покориться.

Было славно: чудная погода, ласковое море, уморительные чайки, важно расхаживающие по берегу. Хлеб и молоко покупали у местных. В Ялте оказались в тот же день к вечеру, отдохнули в доме у приятелей (их глава семейства был морским офицером, капитаном второго ранга), а на следующее утро покатили дальше. В Феодосии жил двоюродный брат отца, и в его доме Нюся и Андрей также заночевали.

На обратом пути сделалось прохладнее, даже иногда капал дождик. У Андрея слегка разболелось горло, и пришлось задержаться в Ялте. Нюся поскучала немного у постели недужного, но потом решила прогуляться сама по окрестностям города.

Было раннее утро 5 августа. Солнце еле-еле вылезало из моря, словно бы не выспалось и хотело еще вздремнуть, укрываясь волнами. Гладь воды простиралась до горизонта — ни малейшего всплеска, ни малейшего шевеления. Совершенно пустынный берег. И дыхание вечности.

Девушка бесстыдно (кто увидит?) скинула с себя всю одежду и, повизгивая от утренней свежести, бросилась в воду. Плавала, плескалась, фыркала от счастья. Вот оно, блаженство! Абсолютно иное ощущение, чем в купальном костюме. Первозданность плоти. Будто Ева в райском саду.

Только пожалела потом, что с собой не взяла полотенце и пришлось надевать белье на мокрое тело. Обсыхая, шла вдоль берега, не спеша толкая велосипед. А спустя минут сорок повернула назад.

И внезапно увидела его — Клауса. Он стоял, опершись на руль своего велосипеда, — видимо, только что подъехал, — в легкой шляпе, белых брюках и сорочке апаш. И смотрел в море. Как? Откуда здесь? Ну конечно же: рядом Ливадийский дворец, летняя резиденция его величества…

— Здравствуйте, Клаус.

Удивленный, повернул голову. Был намного бодрее, чем прошлый раз в парке. И глаза излучали не боль, но душевное равновесие.

Улыбнулся ласково:

— Господи, вы? Вот не ожидал.

— Да, я тоже.

— Отдыхаете в Ялте?

— Нет, живем в Евпатории. Здесь в гостях у друзей.

— А, понятно. Разрешите вас немного сопроводить?

— Я была бы счастлива.

Молча шли и катили каждый свой велосипед. Наконец он спросил:

— Учитесь еще?

— Поступаю на Высшие женские курсы.

— И стихи продолжаете писать?

Вспыхнула польщенно:

— Вы и это помните? Да, пишу. Иногда.

— Есть жених?

Чуточку помедлила.

— Есть и нет.

— Как сие понять?

— Юноша один сделал предложение, только я ему отказала.

— Отчего? Вы его не любите?

— Не люблю. Я люблю другого.

— Вот как? Ну, а тот, ваш любимец, сделать предложение не торопится?

— Мы давно расстались. Он живет в Питере, у него другие привязанности.

— Жалко, жалко…

Снова помолчали. Вдалеке замаячили окрестности Ялты. Клаус проговорил:

— Ну, пора прощаться. Опоздаю к завтраку — получу нагоняй от близких.

— Да, и мне пора.

— Рад был вновь увидеться.

— Тоже рада…

Он достал из кармана портсигар и серебряный карандашик. Разломил одну папиросину, вытряхнул табак и расправил патрон из бумаги. Написал на нем несколько цифр. Протянул Нюсе.

— Это мой личный телефон. Без секретаря. Коль возникнет надобность, позвоните — чем смогу, помогу.

— Что вы, что вы, я не посмею… — покраснела она.

— Бросьте, не стесняйтесь. Вы мне симпатичны — этого достаточно. — Клаус взял ее за руку, потянул вниз (девушка была на полголовы выше) и поцеловал в щеку. — Ну, прощайте, сударыня. Бог даст, свидимся еще. — И, не обернувшись, поспешил в обратную сторону.

Проводив царя взглядом, Нюся поцеловала бумажку с номером и запрятала его на груди.