Искусство и его жертвы

3.

Лето 1916 года очень обнадежило: знаменитый Брусиловский прорыв вывел из строя чуть ли не целую австро-венгерскую армию. И, казалось, еще немного, наступление развернется по всему фронту. Нет, не получилось.

Немцы сражались отчаянно, перебрасывая новые силы из Франции и Италии. Ожидания быстрого финала войны, к сожалению, так и остались ожиданиями. Стали обвинять в провале царя…

Нюся позвонила ему единственный раз за все время — перед Рождеством. Телефон она хранила у себя на груди, в ладанке; кто-то держит в ней волосы возлюбленного или чада, кто-то — зернышко ладана, а она — обрывок папиросной бумаги с тем заветным номером. Никогда раньше не решалась, а теперь вдруг почувствовала: можно не успеть — вероятно, это последний шанс.

Почему так считала? По наитию? Бабушка-татарка, знахарка, полуколдунья, в ней заговорила?

Нюся тогда работала в библиотеке Агрономического института, получала копейки, но хоть что-то, не сидеть же вечно на шее у Анны Ивановны; и в библиотеке был телефон — на стене, с ручкой; выбрала момент поздно вечером, накануне ухода, будучи в читальном зале одна; накрутила ручку.

— Станция. Слушаю вас. — Милый женский голос.

— Барышня, пожалуйста… — И произнесла те самые цифры на бумажке.

— Ждите, соединяю.

Долгие гудки. Неужели не слышит? Или телефон за эти годы сменился?

— Абонент не берет трубку.

— Хорошо, я немного позже еще попробую.

Так звонила три раза. Целый час прошел. Надо было собираться домой. Ну, еще напоследок, перед тем, как запереть двери.

— Станция. Слушаю вас.

— Барышня, пожалуйста… — И его номер.

— Ждите, соединяю.

Долгие гудки. Неожиданно в трубке что-то щелкнуло, и она услышала его, Клауса.

— У аппарата.

— Здравствуйте, Клаус.

Удивился:

— Кто это?

— Вы забыли? Анна Ахматова.

Сразу потеплел:

— Ну, конечно, помню. Добрый вечер, Анна. Как вы поживаете?

— Ничего, спасибо, более-менее. Муж на фронте…

— Не совсем на фронте, мы его перевели в экспедиционный корпус в Париже. А теперь он в Лондоне.

— В Лондоне? Я не знала. Он совсем не пишет.

— Контрразведка — дело секретное…

— Я не думала, не надеялась, что о нем позаботитесь именно вы…

— У меня работа такая — печься обо всех россиянах.

— Благодарна вам очень…

— Как сынок? Радует родителей?

— Ох, спасибо большое, с Левой все в порядке. Славный, жизнерадостный мальчуган.

Безразличным тоном спросил:

— На кого похож?

С трепетом ответила:

— Маленький, и трудно пока сказать… Но глаза сероголубые.

Явно улыбнулся:

— Это хорошо… Может, чем-то надо помочь? Деньги, жилье, работа? Говорите, подсоблю непременно.

— Нет, спасибо. Я звонила не с просьбой, не с жалобой. Просто поздравить хотела вас с наступлением Рождества Христова.

— Мерси бьен. Поздравляю и я вас. Будьте счастливы, Анна. Что бы ни случилось с нами в дальнейшем, помните: я и вас, и вашего сына не забываю. Если Бог поможет, встретимся еще.

— Станем уповать.

— А за сим прощайте.

— До свиданья, Клаус…

Наступал ужасный 1917 год. До момента отречения его величества от престола оставалось два с половиной месяца.