Искусство и его жертвы

2.

Написала отцу, сообщила, что сделала его дедом. И ждала ответного письма. Но ружмонский почтальон мсье Жамэ каждый раз на мои вопросы разводил с сожалением руками, соответствуя своей фамилии[20]. Я не знала, что и думать: может, с папой что-то случилось? Может быть, в обиде? Или же его нет вообще в Баден-Бадене и уехал в Россию? Даже плакала порой в огорчении.

Вдруг в передней шум. Что такое? Появляется свекровь с кривоватой улыбкой на устах (улыбаться широко никогда не умела), говорит: "Ну-ка, посмотри, кто к тебе приехал!" И из-за спины у нее возникает отец! Господи, вот счастье-то было!

Совершенно седой, как 70-летний старик (а на самом деле только 53). Но глаза веселые и счастливые. Обнял меня крепко, оба мы прослезились. Долго смотрел на Жанну в кроватке. А потом сказал:

— Вылитая матушка.

И действительно, чем-то напоминала покойницу Варвару Петровну. Я подумала: "Внешне — пусть, лишь бы характером не пошла в прабабку!"

Папа привез целый сак[21] с подарками — девочке, мне и Брюэрам, да еще и денег дал. И Тереза с Гастоном тоже не знали, где и как его усадить, чем попотчевать. Словом, радость была великая.

Посетили замок де Надайка, ужинали у маркиза и играли в карты (как всегда, в их любимый безик). Папа остался ночевать в гостевой комнате, а Гастон и я возвратились к себе домой. На другой день де Надайк и отец охотились в окрестных лесах, подстрелили косулю и за ужином лакомились олениной. А потом он уехал обратно в Баден-Баден. На прощанье обрадовал:

— Скоро будем видеться чаще. Думаем с Виардо прикупить усадьбу вблизи Парижа и потом туда перебраться.

Я, помедлив, произнесла:

— Только не обижайся… Не могу не спросить: снова ты и они — все вместе?

Он смутился, даже покраснел.

— Понимаешь, дочка… Их семья — вроде как и моя семья… мы привязаны друг к другу… и не можем врозь… — А потом прибавил: — Да и деньги на усадьбу даю я.

— Ах, вот как? Чья ж она тогда будет фактически, эта усадьба?

— Собственница — Полин. Я — пожизненный пользователь. — Помолчав, заверил: — Я построю себе небольшое шале там же, но отдельно. То есть жилье свое, только рядом…

Я, вздохнув, покачала головой:

— Ах, папа, папа…

Он поцеловал меня в щеку:

— Не печалься, деточка. Все в порядке. Каждый человек со своими причудами. Я иначе не могу. Пробовал иначе — не получается. Думай о своем: о дочурке, о муже… И о том, что в любой момент можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку.

— Благодарна тебе, папа…

Мы поцеловались, обнялись, и он уехал.

Я представить себе не могла, что в его планах по устройству шале был еще один человек — Клоди.

МАРИАННА