"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

Иоанн XXIII кивнул. «Лжешь, милый сын, лжешь, — думал папа. — Иначе ты и не можешь». В этот миг папе пришла на ум мысль, которая никогда не посещала его раньше: настоящий друг — верный помощник. Окажись такой друг у папы, и он впервые за всю свою жизнь мог бы довериться ему. Такой человек был бы искренним с ним. Но разве он, папа, стремился когда-нибудь к этому? Хорошо бы иметь такого умного друга, как этот хитрый волк в алой мантии. Правда, хитрость и дружба редко уживаются. «По сути дела, я одинок, — думал он, — одинок, как всякий, кто обладает неограниченной властью. Столь же одинок и Забарелла. Но между нами есть разница: кардинал чувствует себя отлично, а я стар. Это бесит меня. Мне надоело постоянно драться, воевать и жить настороже». Словно желая отогнать от себя невеселые мысли, папа махнул рукой.

— Я хотел бы знать, что ты думаешь о соборе. Мне было бы приятно услышать от тебя только… правду, — сказал папа, сделав паузу перед последним словом. Поистине, очень странно звучит в этом разговоре слово «правда»!

Кардинал задумался, стараясь понять папу: Иоанн XXIII хочет знать правду. Он обращается к нему с просьбой и… боится. Хотя святой отец отлично подготовился к собору, — одному богу известно, что папа держит про запас, — но у него уже нет прежней уверенности. Похоже на то, что он выдохся. Однако всякий загнанный хищник очень опасен, пока жив. Что ж, Забарелла готов сказать ему всё или почти всё, что он думает. Кардинал не будет говорить обиняками. Наоборот, он скажет папе прежде всего то, что огорчит его. Не вредно даже немного припугнуть старика, — ведь страх ослабляет человека.

— Ваше святейшество! Перед церковным собором вы поставили три задачи. Тогда, святой отец, милостиво соизвольте разобрать их вместе со мной. Я, насколько позволит мне мой слабый ум, с радостью вспомню всё, что знаю, и позволю себе сказать то, что я думаю по каждому пункту.

Папа тотчас ожил:

— Важнейшая задача собора — искоренение ересей, угнездившихся в Англии и в Богемии…

— О, по этому пункту будет меньше всего хлопот, — махнул рукой кардинал, бесцеремонно перебив папу. — Ереси — обычный привесок ко всем соборам и синодам. С ними расправляются в два счета. Против них применяются уже давно испытанные средства.

Иоанн XXIII беспокойно задвигался. Не оставалось ничего другого, как заговорить по существу дела:

— Затем вопрос о реформе церкви…

— В последнее время это требование сформулировано как реформа церкви во главе и членах… — невинно добавил Забарелла, даже не взглянув на главу церкви.

— Да, да, реформа церкви… Ах, сын мой, до чего ты злой, злой! Это поистине вопрос всех вопросов собора. Недаром он волнует ученые головы.

— Не только ученые… — улыбнулся Забарелла. — В таких случаях римляне говорили: сколько голов, столько умов. Но у нас неоценимое преимущество: все мы глубоко убеждены в необходимости реформы. Я, ваше святейшество, горжусь тем, что еще задолго до созыва собора защищал такое направление, которое отстаивали Жерсон и дʼАйи. Мне удалось добиться этого. Ведь теперь все единодушны в вопросе «что» и пока не пришли к согласию в вопросе «как». Оставим в стороне шум и угрозы недальновидных мирян. Они слишком поверхностно смотрят на эти вещи. Осуждая продажу церковных приходов, аббатств и епископств, эти господа вообразили, что церковь якобы продалась сатане. Сейчас наивных бедняг более всего пугает продажа будущих мест и еще не освободившихся пребенд. В это впутывается и наше духовенство. Скопив немного денег, какой-нибудь мелкий фарар пыжится купить третье место в очереди на приобретение прихода и уже молится, чтобы те, кто стоит перед ним, поскорее отдали богу душу. Но фарару не везет: его обгоняет новый кандидат. Заплатив больше, он опередит трех прежних кандидатов и займет первое место. Те, кто уплатил раньше его, одним росчерком пера отодвинуты назад, а бедняга фарар снова выходит из игры…

Слушая кардинала, Иоанн XXIII сидел как на иголках.

— Напрасный шум вызвало и объявление продажи индульгенций оптом. Все говорят: преступно и безнравственно продавать отпущение грехов, искупление чистилищных страданий и адских мучений. — (Это было выгодным предприятием Иоанна XXIII!) — Но оставим в покое смятенные голоса черни. Для нас гораздо важнее то, что даже высшее духовенство требует полной реформы, а не полумер. Наши знаменитые теологи отлично понимают, что нужно перестроить основы, на которых зиждется церковь, а не латать дыры. Разумеется, проводить реформу нужно очень осторожно; возводя леса вокруг здания нашей святой церкви, легко развалить его.

— Да, да… — живо согласился Иоанн XXIII, нисколько не скрывая своего страха перед будущими переменами.

— Взять хотя бы наших французов, — с еще большим воодушевлением продолжал Забарелла, видя, что папа прикрыл глаза, словно ожидая удара. — Ректор Сорбонны Жерсон придерживается мнения, что за состояние церкви должен отвечать ее глава. Это правильная мысль. Но можно ли, замечает Жерсон, требовать, чтобы за все дела отвечал один человек? Разумеется, высшие церковные представители, образующие святой собор, должны помогать ему советами, вместе с ним решать и вместе с ним отвечать за исполнение своих постановлений. Жерсон опирается на Священное писание и на Деяния святых апостолов. Он утверждает, что первые четыре собора проводились даже без участия святого Петра.

— Не перенесу. Не перенесу… — задыхаясь от гнева, сказал папа.

— Я полагаю, — продолжал Забарелла, — Жерсон не приедет в Констанц. — И, сделав паузу, чтобы папа немного передохнул, добавил: — Вместо него сюда прибудет дʼАйи. Это двойник Жерсона. Он придерживается тех же взглядов. Только дʼАйи отличается от Жерсона большей хищностью.

— Я не допущу! — гневно сказал папа, выпучив горящие глаза. — Я не допущу главенства собора над папой. Ишь, чего они захотели!.. Против этого выступят мои соотечественники, — немного поостыл он после внезапной вспышки гнева. — На своих-то кардиналов я могу положиться…

Впрочем, один из них сейчас сидит перед ним, — он-то лет пять-шесть тому назад и состряпал свою «галликанскую доктрину»… Это Забарелла выдвинул требование подчинения папы вселенскому церковному собору. Правда, позже Забарелла не настаивал на своем требовании. Более того, он, как лиса, даже заметал свои следы. Боже мой, вот на кого приходится теперь опираться папе. Но нет, он ни за что не поддастся им. Его поддержит большинство.

— Конечно, не исключено и такое нелепое постановление, — прохрипел папа. — Всё решит голосование. Большинство голосов! Я подумал и об этом, милый сын. Здесь моих прелатов не сосчитать. Тьма-тьмущая! У меня их больше, чем у других…

Забарелла отрицательно покачал головой:

— Это не важно. Говорят, французы сократили состав своей делегации до минимума. Они считают, что управление церковью очень ослабнет, если высшие духовные сановники покинут свои страны и приедут сюда. Кроме того, французы не хотят тратить много денег на содержание большого представительства. Они даже установили расходы на своих представителей: архиепископу — десять франков в день, епископу — восемь и доктору, кажется, три.

«Что он болтает?.. — думал папа. — Какое мне дело до этого! Я узнал от него немаловажную новость: на соборе будет мало французов! Да, французов!»

Кардинал всё еще что-то рассказывал, но Иоанн XXIII уже не слушал его. Забарелла поднял голову и пристально посмотрел на папу:

— Не следует думать, что французы глупы и из экономии станут рисковать потерей голосов на соборе.

Папа помрачнел. Почему бы им не быть глупыми? Они и глупцы и скряги!

— Они, по-видимому, учли одно обстоятельство… — продолжал Забарелла, не спуская глаз с Иоанна XXIII.

— Какое?

— При голосовании численность делегатов не будет иметь никакого значения. Каждая национальность — итальянская, французская, немецкая и английская — получит по одному голосу. У нас, итальянцев, окажется только один голос, хотя сюда прибыло более трехсот прелатов.

От ужаса глаза папы широко раскрылись:

— Они могут добиться…

— Не исключена возможность… — пожал плечами Забарелла. — Иначе нельзя объяснить, почему их нисколько не беспокоит количество делегатов. Их не упрекнешь в наивности.

Папе стало душно. Иоанн XXIII расстегнул ворот своего платья. Он пригнал сюда столько своих сторонников! Столько людей! Не пожалел на них денег!

— Мы всё еще говорим о реформе, — с невозмутимым спокойствием переключился Забарелла на другую тему. — Но дело не только в ней. Собор сначала должен решить более важный вопрос: покончить со схизмой.

Вот они, чертовы рожки! Иоанн XXIII судорожно схватился за край стола:

— Но ведь со схизмой уже покончено! Давным-давно! Я единственный папа. Коррер и Луна не имеют никаких прав…

Забарелла прервал его, резко махнув рукой, как мечом:

— Возможно… Но оба они, Бенедикт и Григорий, претендуют на папскую тиару — вернее, упрямятся и не желают отказаться от нее. Пора уже покончить с этим. Вечные раздоры между тремя папами оказывают пагубное влияние на их подчиненных, затрудняют получение церковных должностей и становятся известными каждому мирянину. Мне незачем говорить вам о том, какой вред причиняет церкви вражда между папами, когда они предают друг друга анафеме и, воюя между собой, заставляют одних христиан убивать других, вымогая на это уйму денег путем продажи индульгенций.

— Всё это… всё это меня не касается… Виноваты те двое. Оба они прокляты мною. Я — единственный законный преемник Александра V, избранного святым собором в Пизе.

— Никто из нас не сомневается в этом. Но те паны имеют много приверженцев.

— Я предал анафеме и их приверженцев! — сказал, захлебываясь от гнева, папа.

Но Забарелла не обращал на это никакого внимания:

— Не следует забывать и о другом: если Бенедикт и Григорий не откажутся добровольно от сана папы — а проклятие святого отца пока не заставило их пойти на этот шаг! — собору придется провозгласить себя единственным правомочным главой и решить вопрос о папе: низложить всех трех пап сразу и избрать нового.

Папа хотел было что-то сказать, но не мог.

— Это легко понять, — объяснял кардинал. — Папы довольно долго правили. Светские владыки в своих политических планах делали ставку на какого-нибудь папу. Окажись только один из трех пап на престоле святого Петра, и союзники двух других подымутся на него! Разве дело собора разжигать войну в Европе? Не лучше ли проявить терпимость и освободить папское место, никому не повредив? Не оказав никому предпочтения, собор выдвинет нового, еще не обремененного никакими обязательствами. Я буду весьма польщен, если вы, ваше святейшество, наберетесь терпения и вместе со мной проследите хотя бы в самых общих чертах совокупность тех сил и интересов, которые могут столкнуться здесь, в Констанце. Я имею в виду только одних светских властителей. Они явятся сюда сводить свои счеты, искать союзников и их поддержки, будут добиваться решений в свою пользу, навязывать свою волю, вымогать, сговариваться и предавать. Это не минует ни одного выдающегося деятеля — как светского, так и духовного. Разве такие люди останутся безразличными, если их интересы связаны с основным вопросом собора — кому быть главой всего христианского мира? Вместе с Сигизмундом в Констанц приедут князья, наместники имперских городов, делегаты всех земель Германии. Сама Германия напоминает ныне лед на озере, готовый рухнуть под напором весенних вод. Немцы воюют друг против друга: дворянство борется против городов, а города и дворянство дерутся с римским королем, как только он осмеливается предъявить им свои права. У самого Сигизмунда рот полон хлопот с турками. Они уже стоят у него поперек горла в Венгрии. Как ни странно, но до сих пор ни одно европейское государство не желает видеть надвигающейся угрозы со стороны турок. Каждый государь ждет, пока они не доберутся до границ его владений. На севере поляки и литовцы воюют с немецкими рыцарями-крестоносцами. Они пришлют сюда своих послов. Сигизмунду и собору придется немало повозиться с ними! А что творится в его будущих наследных владениях в Чехии? Там паны водят его братца Вацлава на поводке, а когда захотят, запирают его в хлев, как кролика! Об Италии и говорить не приходится: ее земли напоминают сотни осколков с острыми гранями, между которыми не перестает течь итальянская кровь. В Англии идет война за королевский престол: шотландский король попал в плен к англичанам. Хотя бесноватый французский король крепко держится за свой трон, в стране нет покоя: до сих пор не прекращается война между орлеанистами и бургундцами. Жан Бургундский, убийца вождя орлеанистов, — союзник вашего святейшества. Орлеанисты, разумеется, поддержат собор и выступят против вашего святейшества. Они будут искать себе союзников в Кастилии и Арагонии, владыки которых дерутся между собой из-за господства в Испании. Я мог бы упомянуть и о других ваших противниках. Вряд ли найдется такой чародей, который сумеет навести порядок в хаосе совершенно противоположных — светских и церковных — сил. Может ли быть что-нибудь желаннее, чем подарить этому смятенному миру еще одного спасителя, найденного в яслях, — нового папу, прошлое которого бело как снег и не обременено печальным грузом смертных грехов.