"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

Агнец божий

Пан Ян из Хлума ждал Гуса в его комнате. Сегодня он впервые не застал магистра дома. Магистр не мог отлучиться далеко: его плащ висит на стене, а Библия, перья и бумага не убраны со стола. Ян из Хлума заглянул во двор. Но и там никто не видел Гуса, — все говорили, что магистр не выходил из дому. Пан Ян из Хлума не мог допустить мысли, что Гус не сдержал своего слова и отправился в город. Не оставалось ничего другого, как ждать возвращения магистра.

Ян из Хлума посмотрел вокруг. Чисто выбеленная комната была полна света.

Магистр — как ни странно — обрел здесь покой и в течение трех недель, проведенных в Констанце, не переставая работал. Все визиты к официальным лицам нанес пан Ян из Хлума, а сегодня благополучно дошла сюда и охранная грамота Сигизмунда. Между прочим, она не подняла, а испортила настроение у Яна из Хлума. Он ее представлял себе не такой. О другой они договаривались и с Сигизмундом. То, что пан Вацлав привез из Аахена, — всего-навсего охранная грамота путешественника. Такой документ не освободит магистра от суда и не спасет его от расправы. Если бы он, Ян из Хлума, не добился настоящей, солидной охранной грамоты, то ни за что бы не поехал сюда с магистром. Вероятно, их убаюкало спокойное путешествие по Германии. Этому немало удивлялись все друзья Гуса. Они полагали, что на них нападут сразу же за границами Чехии: забросают камнями, свяжут, отвезут в тюрьму, а потом… Но по дороге им попадались одни любопытствовавшие зеваки. Священники, советники, монахи и важные прелаты Нюрнберга осторожно выспрашивали Гуса и приглашали его на диспуты. Магистр не отказывался от них и легко одерживал верх над своими противниками. Никто не мог сравниться с ним. Еще бóльшим успехом он пользовался у людей, проживавших в небольших городках и деревнях. Именно поэтому путешественники решили не делать крюка в несколько десятков миль — не заезжать в Аахен, — а двигаться прямо в Констанц. Друзья считали такой маршрут вполне разумным. Когда Ян из Хлума сказал Гусу, что у них нет еще охранной грамоты, магистр ответил, что она не имеет для него большого значения.

Пожалуй, это верно. Ведь Гуса никто не вызывал на суд. Магистр ехал сюда по доброй воле. Он не обвиняемый, а участник диспута. Собственно, Гус и собор — две стороны, равные перед законом.

Так рассуждал пан Ян из Хлума, когда оказывался наедине с самим собой. Хотя ничто не вызывало опасений, однако в глубине души он не верил в благополучное завершение дела Гуса. Да, не верил! Его, видимо, чересчур испортила дипломатическая служба. Основное во всех его помыслах — недоверие. Такую закалку очень легко было получить на службе при дворе Сигизмунда.

А сейчас пан Ян особенно недоверчив, — ведь здесь, в Констанце, он выполняет роль живой охранной грамоты Гуса. Его и пана Вацлава из Дубе римский король обязал охранять магистра.

Но это еще не всё. Целый ряд сомнений, более важных, чем доводы разума и служебного долга, не давал ему покоя, и он, подобно всякому, кто искренне любил магистра, сильно опасался за судьбу своего друга.

Пан Ян из Хлума успокаивался только тогда, когда видел Гуса живым и свободным. Где же всё-таки задержался магистр?

Пан Ян встал, открыл дверь на лестницу, ведшую в первый этаж. Снизу, из пекарни, доносились треск горевшего хвороста и дух только что испеченных караваев.

Гостю не сиделось, — он стал нервно ходить из угла в угол. Вдруг во дворе послышался стук топора, — кто-то колол дрова.

Тут, в полном уединении, пану Яну из Хлума неожиданно пришла на ум мысль: под крышей этого дома царит благословенный покой, а что только не творится за его пределами, в городе! Пан Ян словно очнулся от долгого сна.

Как мог он, опытный дипломат, сбить себя с толку первыми успехами? Спору нет, Гус легко доказал свою правоту всем, кто желал с ним спорить во время его путешествия. На диспутах Гус излагал взгляды, которые одобрялись всеми его слушателями. Почему же Гусу не удалось сделать это в Праге? Ведь он проповедовал там то же самое. Университет, архиепископ и король признавали его правоту. Теперь они отвернулись от него, — ему пришлось покинуть Прагу, а затем выехать в Констанц. Почему? Потому, что они уже не задумывались над тем, прав он или не прав. Истина теперь их вообще не интересовала. Профессора университета беспокоились о том, как бы не распрощаться со своими пребендами, приходами, бенефициями. Если же на сторону Гуса станет архиепископ, папа отзовет его и лишит доходов… А король? Взяв магистра под защиту, Вацлав IV быстро восстановил бы против себя Рим со всеми его приспешниками и перестал бы мечтать о прежнем могуществе. Войска папы немедленно вторглись бы в Чешское королевство. Ян из Хлума мог легко представить себе, что ждет Гуса в Констанце. Но кто будет его судьями? Разумеется, не нищие приходские священники Баварии и Швабии, которые кивали в знак согласия какому-то проезжему диспутанту. Его будут судить папа и представители высшей церковной иерархии! О какой же истине могут говорить эти судьи в Констанце? Разве они станут спорить с магистром по тезисам Виклефа и вникать в сущность понятий: что такое церковь и что следует принимать во время богослужения — хлеб или вино? Впрочем, всё это разбирают в своих сочинениях его противники. Эти ученые мужи будут выступать и на диспуте. Но разве речь идет об этом?

Перед глазами Яна из Хлума начинает четко вырисовываться всё, что предшествовало отъезду Гуса в Констанц. Теперь… Да, теперь Ян из Хлума ясно представляет себе, как это началось много лет назад. Гуса всё время травили, окружая, тесня и лишая его то одной, то другой позиции, пока не загнали в констанцскую ловушку. Здесь магистр оказался во власти своих врагов.

Когда пан Ян трезво взглянул на прошлое, оно бесстыдно раскрыло перед ним свою подлинную сущность. Всё походило на безжалостную игру в шахматы: угроза, шах, второй шах и третий — с другой стороны. Всякого, кто когда-нибудь защищал Гуса, немедленно выкидывали из игры, как опасную фигуру. На шахматной доске у белых остался один король. Не давая передышки, его загоняли в угол. Магистр уже не мог сделать ни одного хода, и противник приготовился сделать в Констанце последний ход — мат! Как это ясно и неотвратимо! В начале борьбы сильнее был Гус: на его стороне стояли все важнейшие фигуры — король, двор, архиепископ и университет. Гус начал успешную атаку: выступал и проповедовал всё, что было содержанием его чувств, мыслей и желаний. Жалобы на него и угрозы по его адресу легко отвергались даже в то время, когда папа предал его анафеме. Пражский архиепископ побаивался обнародовать папскую буллу. Какой негодяй осмелился бы признать еретиком славного ректора знаменитого Карлова университета? Когда Гус передал обязанности ректора своему преемнику, Рим подал сигнал для первой атаки. Он избрал самое слабое звено в веренице защитников Гуса — архиепископа. Папа предложил архиепископу обрушиться на магистра. Архиепископ побоялся ослушаться папу и выступил против Гуса. Но в тот раз за него заступился Вацлав IV. Король наказал архиепископа, конфисковав его имущество. Архипастырь крепко струхнул, — он убежал из Праги и умер в изгнании. Как радовались этой победе друзья Гуса! Но всё-таки одной фигуры на шахматной доске не стало: преемник архиепископа уже никогда не выступал в защиту Гуса. Тогда папа направил свой удар против другой фигуры — короля Вацлава. Именно в это время король получил от папы буллу о продаже индульгенций. Папе понадобились деньги для ведения войны со своими противниками — антипапой и неаполитанским королем. Пусть христиане убивают друг друга, но дают папе деньги, — и они, в зависимости от того, сколько заплатят, будут освобождены от адских мук на пять, десять, сто лет! Разве мог молчать Гус в такое время?! Разумеется, не мог и не молчал. Часть дохода от продажи индульгенций папа передавал королевской казне: «Смотри-ка, король, Гус метит залезть в твой карман!» А вслед за этим раздался новый крик: «Гус восстал против авторитета церкви! Он — еретик!..» Эх ты, король! Как же ты стараешься снова стать императором, если мерзкий еретический смрад не только охватил твое королевство, но и ударил в нос всему христианскому миру!.. Король и двор испугались. Кум Вацлав не желал иметь лишних хлопот и принимать какие-либо решения. Король, изнуренный тяжелым недугом, свое единственное утешение находил в вине. Он уже не мог взять магистра под свою защиту и удержать его в Праге. Столице угрожал интердикт. Наложи его папе — и королевство попадет в тяжелое положение. Гус покинул Прагу. Король притворился, что ничего не знает об отъезде магистра. Гус был обязан этим Иерониму: Иероним заявил королю, что тот, кто после воззвания папы обратился к высшей инстанции, Иисусу Христу, имеет право жить среди простых людей где-нибудь далеко от Праги. Теперь Гус — покинутый король на опустевшей шахматной доске. Он уже совершенно одинок.

На него обрушились Сигизмунд, папа и Париж. Сигизмунд добился созыва собора всего христианства в Констанце. Разве не за это ратовал сам Гус? Магистр желал опровергнуть все злые наветы на Чешское королевство и снять с него обвинение в ереси. Знаменитый французский теолог, ректор Парижского университета Жерсон прислал новому пражскому архиепископу послание, в котором призывал его выжечь каленым железом Гусову ересь и расправиться с самим еретиком. Непослушание, заявил он, равносильно измене церкви. Папа послал королю Вацлаву свое послание. «Если ты не выдашь Гуса, — писал он ему, — я объявлю крестовый поход против твоего королевства!»

Прочел это послание и Гус. Прочел… и уехал.

Яну из Хлума казалось, что он никогда еще не видел более запутанной и более опасной шахматной партии, чем эта. Чего только не выдумывали враги, заманивая магистра в Констанц, в свое логово! И вот он теперь… здесь!

Удар следовал за ударом. Всё это напоминало удары проклятого топора, который стучит сейчас во дворе. Пану Яну из Хлума казалось, что кто-то бьет его обухом прямо по голове, и он подошел к окну. На маленьком дворе какой-то мужчина колол дрова. Ян из Хлума собрался было окликнуть его, но остолбенел от изумления: это был Гус.

У Яна из Хлума словно гора свалилась с плеч. Он чуть не расхохотался: ты здесь сходишь с ума, а твой магистр, как ни в чем не бывало, спокойно колет дрова.

Ян из Хлума спустился вниз и поздоровался с магистром. Гус заметил его удивление и улыбнулся.

— Я каждое утро колю дрова. После долгого сидения мне всегда хочется размять косточки, — сказал Гус. — Когда соседи увидели меня впервые с топором в руках, то начали креститься. Они подумали: а вдруг он и в самом деле еретик?..

Пану Яну из Хлума было уже не до смеха. Он рассказал Гусу о том, как враги злопыхательствуют против него в Констанце. Их ряды всё время пополняются. Пражское архиепископство щедро платит им за клевету. Каждый доносчик, борясь против Гуса, старается свести с ним личные счеты. Уроженец Микулова доктор Тим, ныне епископ Пассау, прибыл в Констанц, чтобы отомстить магистру, — Гус мешал ему вести выгодную торговлю индульгенциями в Праге. Приехали сюда фарар костела святых Филиппа и Якуба Николас Цайзельмайстер и фарар костела святого Климента Ян из Бероуна. Их прихожане перебегали к Гусу, в Вифлеемскую часовню. Не поленились приехать сюда и Иоганн Мюнстерберг и Петер Шторх — ныне преподаватели Лейпцигского, а ранее магистры Карлова университета. Эти никогда не простят Гусу его участия в подготовке Кутногорского декрета. Им, их коллегам и нескольким сотням студентов, пришлось покинуть Прагу. Попав в захолустный Лейпциг, они никак не могли забыть сытную жизнь в Праге. Бог весть, кто только не приехал и кто не приедет еще сюда! Во главе всей этой братии стоит самый опасный противниц — литомышльский епископ Ян Железный.