Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

Наутро Бертье вызвал Овчарова и показал доставленные эстафетой чистые клише для печатания десятирублёвых ассигнаций.

— Де Флао предоставит в ваше распоряжение машину, которую вы так легкомысленно бросили, — недобро посмотрел на него Бертье, — а также вот эти чистые доски и прочий инструмент. Так что потрудитесь вернуться к вашим обязанностям, месьё Офшарофф! Надеюсь, впредь вы никуда не исчезнете! — не без ехидства и почти не заикаясь, вымолвил маршал и с усердием взялся за обгрызание ногтей.

— Теперь за дело, Пахом! — отдавая доски с инструментом, весело произнёс Павел.

— За дело таки за дело, ваше высокоблагородие! Токмо где мы дело-то сие исполнять зачнём? Прямо здесь или в каком подвале?

— Прямо здесь и зачнём. Адъютант маршала принесёт бумагу — и вперёд. А ты давай клише расчерти как должно. Будем красненькие печатать[57].

Казалось, Наполеон, как за спасительную соломинку, ухватился за идею Нея. Именно так это воспринял Бертье, будучи весьма огорчённым концовкой вчерашнего совета, когда император обошёлся без него. Однако дело обстояло далеко не так, как представлял себе маршал. «Мирная доминанта» продолжала играть дурную шутку с Бонапартом.

«Выйди я немедля из Москвы и ударь по Кутузову — можно похоронить все надежды на мир с Александром. К тому же одному Богу известно, удастся ли разгромить русскую армию одним махом».

Подобные мысли парализовали разум и волю Наполеона. Кутузов же своим «затяжным» манером ведения войны и распространением «мирных» слухов лишь подогревал его веру в возможность окончания кампании в Москве, чем усугублял положение Великой армии. Стратегия измора начинала брать верх над стратегией сокрушения.

— Лелорнь, пошлите за русским ротмистром. Я хочу побеседовать с ним, — решил разговором с Овчаровым развлечь себя Бонапарт.

— Как дела, месьё Офшарофф? — Наполеон уставился на Павла напряжённым взглядом.

— Всё идёт своим чередом, государь! Мой помощник изготовил клише для печатания десятирублёвок, а сегодня господин адъютант его светлости полковник де Флао доставил нам требуемую бумагу. К вечеру опытная партия ассигнаций будет готова, ваше величество.

— Превосходно, Офшарофф! Мы не сомневались в ваших талантах! Не хотите ли ещё раз побывать в гостях у Кутузова и доставить князю моё письмо, — резко сменил тему Бонапарт и посмотрел в окно. Перспективный вид на реку, несущей свои потемневшие воды сквозь руины Москвы, открылся его мятущемуся взору.

— Это будет последний день моей жизни, ваше величество! Меня немедля расстреляют как предателя и французского шпиона, а ежели до них дойдут сведения о моих последних художествах с ассигнациями — думаю, повесят.

— Я не учёл подобного исхода, Офшарофф, — в мрачной задумчивости отступил от окна Наполеон.

— Счастлив послужить, вашему величеству, однако это поручение превосходит мои скромные возможности, сир!

Павел понимал, что последняя встреча с Наполеоном принесла плоды и хитроумная уловка фельдмаршала удалась, однако прибыть в Главную квартиру с посланием Бонапарта означало прослыть предателем своего государя и Отечества. А может, это ловушка и за предложением Наполеона прячется подвох?

— Кроме того, в Ставке могут усомниться в подлинности доставленного мною послания, — выкручивался как умел Павел. — Не смею советовать вашему величеству, однако ж предположу, что подобное письмо должен доставить посланец в ранге генерала, — украдкой следя за выражением глаз Наполеона, пытался донести свою мысль он.

— Быть может, вы и правы, сударь! — с гнетущим спокойствием на лице отстранённо протянул Бонапарт, продолжая смотреть в окно из глубины кабинета.

Меж тем Овчаров не спешил уходить. Пользуясь случаем, он решил спросить о Кшиштофском.

— Обратитесь к Бертье или Сокольницкому! — сквозь призму собственных дум отмахнулся от ненужного вопроса Наполеон и, начисто забыв о ротмистре, вышел из комнаты.

Скривив лицо, Бертье выслушал его просьбу и пообещал справиться о Кшиштофском в штабе Пятого корпуса.

— Однако при Москве-реке он сражался не под знамёнами князя Понятовского, а в рядах пехотной дивизии Сокольницкого и, возможно, был ранен, как и сам генерал, — смиренно возразил Павел.

— В таком случае отправляйтесь на Поварскую, там сейчас обретается бюро Сокольницкого, и наведите справки у пана генерала сами, — уставился в лежавшие перед ним бумаги маршал, красноречиво показывая, что аудиенция окончена.

«Сами так сами», — ворчал про себя Овчаров, выходя от Бертье.

— Месьё Офшарофф! Вам понадобилось что-то ещё, помимо бумаги? — окликнул его в дверях маршальской приёмной де Флао.

— Нет, господин полковник, всё в порядке, мы приступили к работе. Час назад меня вызывал император, — решил мимоходом продемонстрировать значимость собственной персоны Овчаров, — а после я был у вашего патрона маршала, но он не пожелал помочь мне. — Грустная озабоченность растеклась по лицу Павла.

— Если не секрет, в чём состояло ваше дело к маршалу? — учтиво спросил де Флао, недвусмысленно намекая, не будет ли он в силах оказать требуемую услугу столь важной персоне, какой теперь стал месьё Офшарофф.

— Я ищу друга и соседа по имению — лейтенанта Хенрика Кшиштофского, служившего в Пятом польском корпусе, а в сражении при Москве-реке воевавшего в дивизии генерала Сокольницкого. К нему и отослал меня маршал, но я не уверен, знает ли о нём что-либо генерал, так как был сам тяжело ранен в битве.

— Навестите генерала, как и рекомендовал вам маршал, а потом, в случае отрицательного ответа, я попробую прошерстить списки убитых и раненых — возможно, ваш друг отыщется в них.

— Премного благодарен, господин полковник. Лейтенант Кшиштофский храбрый офицер и сражался как лев при Москве-реке. Об этом говорил мне сам Сокольницкий, когда я случайно нашёл его раненым в лекарской палатке. К тому же он мой друг…

— Разделяю ваши чувства, месьё Офшарофф и сделаю всё от меня зависящее. У самого друг пропал без вести в этом сражении. Вероятно, он погиб, и я мучаюсь мыслью, как известить родных… Кстати, не дать ли вам провожатого, а то, знаете ли…

— О, поверьте, знаю, господин полковник! — с удивившей адъютанта горячностью отозвался на предложение де Флао Павел.

Посещение Поварской ничего не дало. Генерал пребывал в неведении относительно судьбы Хенрика, поскольку после ранения ничем не командовал (его пехотная дивизия в результате кровопролитнейших приступов Семёновских флешей понесла колоссальные потери и, по сути, перестала существовать), а как пошёл на поправку — вновь возглавил столь обрыдшее ему разведывательное бюро. Впрочем, «пошёл на поправку» в случае с паном Михалом страдало явным преувеличением. Сокольницкий припадал на ногу, кожа на лице приобрела землистый оттенок, да и вообще выглядел он неважно.

— Обратитесь к Бертье! — тусклым голосом посоветовал он — Пускай его штабные просмотрят списки убывших, — пан Михал намеренно избегал слова «убитых», не желая видеть среди них своего протеже и сына старого товарища, — и когда его разыщут, не сочтите за труд известить меня или капитана Солтыка, вы его знаете, — в поникшем настроении проронил на прощание он.

Заверив генерала, что исполнит его просьбу, Павел вышел на улицу, где его ожидал провожатый — рядовой молодой гвардии из дивизии Клапареда.

— Месьё спешит? — немного помявшись, спросил он Овчарова.

— Отнюдь, — ответил Павел, с интересом оглядывая солдата, малого лет тридцати, с напрочь отсутствовавшими бровями, отчего его подвижная физиономия выглядела комично.

— Тогда, может, заглянем на Полянский рынок, там торгуют провизией, и я бы не прочь прикупить кое-что, — без обиняков признался солдат.

— Пошли! — без лишних разговоров согласился Овчаров. Ему было занятно взглянуть на рынок и ведшуюся там торговлю.

Безбровый оказался прав. На Полянском рынке работал подвал, торговавший разным провиантом. Множество фур, кибиток и телег лепилось к нему, где французы складировали разную дичь, ветчину и говяжьи стяги. Солёная рыба, солонина, огурцы и грибы не пользовались спросом и отдавались практически даром. Всё это изобилие, стоя в отдалении, пожирали жадными глазами москвичи, очевидно опасаясь попасть под ношу или изведать фухтелей, на кои не скупился неприятель.

Бродя по рынку и затариваясь провиантом, они заметили огромную погребную яму, до краёв наполненную пивом, на колыхавшейся поверхности которой плавали бочонки с выбитым дном. Стоя на коленях и припав, как к иконе, к берегам пивного озера, подобные стаду животных, пришедших на водопой, обезумевшие охотники до браги наслаждались пенистой влагой, черпая её шапками и попавшимися под руку лоханями.

Проходя берегом Москвы-реки, Павел обратил внимание на обгорелые барки и подмокшие кули, громоздившиеся на берегу. «Ага! Так это же те самые горевшие барки, кои я наблюдал с Пахомом с Ивановской колокольни! Видать, дожди добавили воды в реку и барки снялись с мели», — легко догадался он, с любопытством следя за действиями французов. Соорудив плоты, солдаты подплывали к дрейфующим посудинам и, ловко взобравшись на них, извлекали из их чрева муку, коя немедля шла на выпечку столь вожделенного хлеба.

Отдав Пахому нежданно приобретённую снедь и взглянув на работу — убранные в связки банкноты красовались на столе, — он прихватил несколько купюр и отправился к де Флао. Ставить отличительный знак на ассигнациях, о чём они договорились с Чернышёвым в Смоленске, и «портить» под него правильно выгравированные клише, Павел не спешил. «Ещё успеется, — рассудил он, — а покамест будем так печатать».

Де Флао внимательно просмотрел списки убитых и раненных при Бородине и обнаружил среди них Кшиштофского. Его, как тяжелораненого, отправили в Колоцкий монастырь, радостно сообщил он Овчарову.

— Чёрт, далековато, однако, — поблагодарив адъютанта, тяжело вздохнул Павел.

— Порядка двадцати пяти лье[58] отсюда, — грубо прикинул расстояние де Флао.

— Стало быть, скоро туда не добраться, — теребя затылок, задумчиво протянул Овчаров.

— Состояние нашей кавалерии вам, полагаю, известно.

— Думаете, за неделю можно обернуться? — продолжил размышлять вслух ротмистр.

— Недели должно хватить, — утвердительно кивнул полковник.

— Но как получить разрешение его светлости? Должен вам сознаться, дорогой де Флао, ваш патрон маршал с некоторых пор стал питать ко мне явное нерасположение. Беспокоить же императора по столь незначительному поводу, согласитесь, дерзко.

— А что мешает вам ещё раз наведаться к Сокольницкому и испросить содействия у него? Вы, кажется, говорили, что лейтенант Кшиштофский сын его старого приятеля.

— Вы подали мне прекрасный совет, господин полковник! — обрадованно воскликнул Овчаров.

Облачившись в капральскую форму гвардейского драгуна, кою ему любезно предоставил всё тот же де Флао, дабы лишний раз не обременять солдат Великой армии сопровождением своей особы, он поспешил на Поварскую, предварительно оставив полковнику банкноты для показа Бертье.