Жажда мести

IX

Волгин не помнил во сколько заснул, но ему показалось, что разбудили его вскоре после того, как он проводил Лену. В дверь довольно громко стучали. Он подумал, что это наверняка Борис, которому вновь пришла в голову какая-нибудь блажь, и он решил поделиться ею со своим приятелем. Полежал, слушая, как стучат. Назойливо и нетерпеливо. Он протянул руку и включил настольную лампу. Было пять часов утра.

В отворенную дверь увидел милицейскую фуражку, и сон как рукой сняло. Привыкшее к теплу тело вмиг покрылось холодным потом. Он недоуменно глядел на милиционера, сзади стоял еще один.

– Волгин Владимир Александрович? Собирайтесь. В отделение милиции.

– А в чем дело?

– Там разберемся, – бросил коротко милиционер.

Волгин оделся и спросил будничным, спокойным голосом:

– Надолго?

Один милиционер зашел в комнату, а другой остался стоять в коридоре. Волгин снова спросил, за что его забирают.

– Там скажут. Мое дело привести, – отвечал милиционер. Милицейская машина стояла у подъезда, в ней находился водитель и еще один милиционер.

В отделении Волгина заставили выложить все из карманов, снять шнурки, ремень, расписаться под описью имущества и, ничего не объясняя, отвели в камеру.

Он понимал, что вскоре должно все вот-вот проясниться. И действительно, в восемь часов к нему вошел старый бритоголовый человек, представился дознавателем Челюкиным и попросил пройти с ним. В его кабинете он присел за стол и молча указал Волгину на стул напротив через стол.

– Я хотел бы узнать, по какой причине меня арестовали? – спросил Волгин. Дознаватель нахмурился, но не ответил. Он медленно усаживался, вздыхал, ерзал на стуле.

– Вот что, скажите Волгин Владимир Александрович, аспирант МГУ, поступило сообщение, что Ротмистровская Елена Витальевна вчера находилась у вас? Расскажите, во сколько она ушла? Вы ее провожали? Где оставили?

– А что случилось? – испуганно спросил Волгин.

– Ничего особенного не случилось, ее сбила машина, но только по порядочку, сами понимаете, она внучка… маршала Ротмистровского. Не будем в интересах следствия говорить, что может такой человек сделать с вами. У нее в сумочке нашли именной пистолет. Как он у нее оказался? Это у маршала спросим.

– Она жива? Как могла ее сбить машина, она же села в такси на моих глазах? Ее не могла сбить машина! – закричал Волгин и привстал, чувствуя, как задрожали руки и как перед глазами поплыли странные радужные круги, выступившие слезы застилали глаза. – Вы у нее спросите!

– К сожалению, гражданин Волгин, она без сознания, никак не спросишь, – отвечал дознаватель и опять тяжело вздохнул, как бы сетуя на то, что ему досталось такое глупое, но ответственное дело. – Поэтому придется вас задержать, пока она придет в себя. Если придет. У нее много переломов. Если не придет, вас ждут огромные неприятности. Маршал дежурит у нее, он в диком каком-то трансе, сказал, что всех расстреляет. Ну, так расскажите. Правду. В ваших интересах. Во сколько она ушла от вас? Кто вы ей? Небось у маршала знакомые не аспиранты, а генералы, полковники, члены ЦК, а что у вас она делала? Вахтер сказал, что вам звонил генеральный прокурор? Не мое дело. Но, заметьте, это может помочь.

– Мне многие звонят, – уклончиво отвечал Волгин, представляя, как это нежное хрупкое создание, как Лена, попадает под машину. – Она поехала на такси.

– Вы запомнили номер? – мгновенно спросил дознаватель.

– Нет не запомнил. В чем меня подозревают?

– Если она не придет в себя, я вам не завидую. Маршал вас в порошок сотрет и выплюнет. Он сказал, что вы во всем виноваты. Вы поняли меня? Хорошо, она села в такси, поехала, а где вы были? Вы остались на месте?

Волгин вновь подробно рассказал, как они спустились вниз по лестнице, что уже часы показывали ровно двенадцать часов ночи и что вахтер Мизинчик звонил по телефону, когда они выходили, а в вестибюле никого не было.

– Зачем вы ее одну отпустили? Таких, извините, невест на улицах не бросают. Вот здесь подпишите, – дознаватель подсунул ему протокол. – И знайте, вам очень повезло, что я тут. Вам повезет, если она оклемается и если вы ее на самом деле посадили в такси. У вас никакого алиби. У вас нет доказательств своей непричастности.

– Но я, – проговорил было Волгин. – Хотел сказать, что так нельзя. Я переживаю сам.

Раздался телефонный звонок, и в комнату вошел молодой милицейский офицер Ковров и сел на место Челюкина, продолжая вести допрос.

– Попался? – спросил он, растягивая с небрежностью слова, глядя с издевкой на Волгина. – Шастаешь по бабам? Вещь хорошая. Сам знаю. По пьяни толкнул под машину? Не гляди так на меня презрительно, врежу промеж глаз, скотина! Дух вышибу!

– Как вы смеете меня оскорблять? – возмутился Волгин, привставая от возмущения. – Кто дал вам право?

Лейтенант Ковров смотрел Волгину прямо в глаза. Он не скрывал свою ненависть, считая ее проявлением праведного гнева.

– Как скажу, так и будет, – процедил он, растягивая слова. – Оторву член! Изобью до смерти! Ты ко мне попал, не я к тебе. Только спасибо скажут мне. Диссиденты паршивые!

– Я смотрю, ты умный, – проговорил Волгин, едва сдерживаясь. – Погоны нацепил. Я тебя лишу удовольствия носить их.

Ковров вскочил, словно ужаленный. Руки его тряслись.

– Да я вас, этих хомо сапиенс! – прошипел он, выходя из-за стола.

В этот момент отворилась дверь, и вернулся дознаватель Челюкин, молча поглядел на милицейского офицера и предложил ему взглядом выйти.

– Видишь, аспирант, какие у нас строгие люди, я с тобой чирикаюсь, а другой мордой об стол, али об угол сейфа и признание подписывать кровью, – проговорил Челюкин, присаживаясь. – Ты вот что, скажи, что тебе надо от этой внучки маршала? Девушка в тяжелом коматозном состоянии, маршал в ярости, размахивает пистолетом, не мудрено, одна внучка. Слушай, какая у тебя там наука будет?

– Кандидат филологических наук, – отвечал подавленно Волгин.

– Слушай, дрянь дело, кому это, скажи честно, надо? Начальник наш сидит на телефоне, отменил всякие совещания. Ждет от маршала звонка.

Дознаватель набрал номер и спросил:

– Товарищ полковник, как?

Опустил трубку на рычаг и пронзительно посмотрел воспаленными глазами на Волгина.

– Плохо твои дела! Встань! – неожиданно закричал Челюкин. – Я с ним разговариваю, как с человеком! А он еще вон что, себе, негодяй, позволяет! Встать!

– Я вас, я вас, – ничего не понимал Волгин.

– Молчать, убийца! Внучка умирает! А он тут хорохорится!

Волгин подумал, что теперь наступили последние минуты в его жизни, если из нормального человека дознаватель Челюкин превратился в грубого, наглого, рефлексирующего милиционера.

– Что случилось? – поинтересовался Волгин вежливо.

– Я сказал: молчать! – заорал во всю глотку дознаватель.

Его продержали в милиции пять дней, и все эти дни Волгин испытывал на своей шкуре колебания состояния здоровья Лены, устав от окружения, от вопросов дознавателя, начальника угрозыска, от всего. На шестой день к нему в камеру вошел дознаватель Челюкин и радостно сообщил:

– Милый ты мой ученый, теперь все нормально, можешь уходить. Она полностью отрицает твою вину. Поздравляю, я верил в тебя, я всем говорил, что такой умный человек, ученый, можно сказать, не может совершить преступление.

– Спасибо, – отозвался устало Волгин.