Жажда мести

IV

Полковник Свинцов, одетый в форменную одежду, ссутулив плечи, уйдя весь в себя, медленно ехал с Лубянки домой. Некоторое время спустя он словно встрепенулся и начал пристально всматриваться в каждого встречного. После того случая в квартире старого маршала он много месяцев провалялся на больничной койке, на курортах в Минеральных Водах, в Крыму, поправляя здоровье, и, как только оклемался, принялся за работу, без которой жить не мог. Он чувствовал в себе силы, хотя ему намекали на пенсионный возраст. Он видел процесс демократизации Советского Союза и, честно говоря, никак не мог точно определить, в какую сторону дует ветер. Ветер, ясно и понятно, дул с Запада, но в какую именно сторону, Свинцов не мог определить. Конечно, позади жизнь, а впереди – пространство, которое надо пройти с достоинством. Он считал, что жил честно, служил верно социалистическому строю, полагая, что за ним будущее. Он с ужасом вспоминал тот день и эту психопатку – внучку маршала, которая прострелила ему колено. Нет, жажда мести у него не прошла.

Все на Лубянке знали: полковник Свинцов знает много тайн, имеющих международное значение. Это вызывало уважение одних, но делало его опасносным для других. Ибо всегда невыгодно одним то, что выгодно другим. Он боялся за свою жизнь: слишком много знал! Высокое начальство о нем словно забыло. Ему не предлагали никаких дел. Но он знал, наступит день, и его востребуют, ибо не имелось во всей системе безопасности страны, во всей системе КГБ такого опытного человека, каким являлся он, Свинцов. Он выиграл все схватки на Западе. Но проиграл одному – Волгину. Он ему еще покажет, жажда мести не покинула его.

Полковник поднялся к Пушкинской площади и присел на подвернувшуюся скамейку, что напротив неработающего фонтана, с интересом и любопытством наблюдая за движущейся лентой последних сообщений над редакцией здания газеты «Известия». Вот и температура в Москве слишком осенняя, всего плюс 8 градусов, вот еще кое-что, но это уже не интересно. А вот и сообщение о террористах – на Западе стреляют, убивают и взрывают. «У нас ничего подобного не происходило, – подумалось ему с легкой усмешкой, – все еще впереди». Свинцов вспомнил о новом председателе КГБ Крючкове, с которым беседовал сорок минут. Крючков знал, как ценил его предшественник полковника Свинцова, порученца по специальным заданиям, имеющим государственное значение, не провалившего ни единой операции на Западе. Свинцов – видный спец! Два ордена Ленина – недаром дали! Два – Красной Звезды! Единственный на весь Советский Союз. Это что-то означает или не имеет никакого значения? Он может продать свою колоссальную информацию любой спецслужбе – США, Англии, Франции – за бешенные деньги! За миллионы! Он появится на любом телевидении Запада и стоит ему сказать: «Я, полковник КГБ Свинцов, я могу продать вам уникальную информацию о деле убийства президента Кеннеди! Джона, Роберта! Информацию о Сталине, о Ленине, о Брежневе и Хрущеве!» Он – купит себе остров, построит замок, гарем молодых бабенок разведет и будет жить.

А о чем говорил с ним Крючков? Шутовские намеки насчет старого Ротмистровского, который где-то там ходит, о чем-то говорит с маршалом Вахрамеевым, еще с кем-то и все – намеками, намеками. Что за этим стоит? Поди узнай. Он понимает, как высочайший профессионал, что стоило бы заткнуть рот маршалу Ротмистровскому, убрать его со сцены. Руками полковника Свинцова, разумеется.

И вдруг полковник Свинцов почувствовал, как по бокам на лавочку сели двое. Не случайно. Руки Свинцова в карманах, одна из них сжимает рукоятку пистолета «Вальтер». Свинцов напрягся, понимая, что встать не дадут. Грузный мужчина с правой стороны настороженно следил за его движениями, а с другой – низенький, с бородкой, худой. За спиной стоял третий, прижав дуло пистолета к его затылку.

– Мы хотели с тобой поговорить, полковник, – проблеял тот, что с бородкой. – Пожалуйста, без дураков, вынь руку из кармана. Медленно. Не дури.

– А в чем дело? – хрипло спросил Свинцов, вынимая обе руки из карманов пальто, и сразу почувствовал, как от затылка отвели дуло пистолета. – Я, старый человек, отец вам, пенсионер, смотрю на правительственное сообщение «Известий», а вы что-то от меня хотите. Что вам надо?

Он, Свинцов, говорил то же самое, что в подобных ситуациях, когда он был исполнителем, говорили и ему его жертвы.

Если эти работают на ЦРУ, то его доставят в посольство США, а оттуда депортируют из Союза и у него будет время принять меры. Если эти выполняют приказания советских спецорганов, то это хуже. Значит, его собираются просто убрать, воткнут финку в шею, аорту перережут и оставят сидеть на скамейке. Кстати, простой и надежный способ убивать на виду у всех.

– Видишь, полковник Свинцов, времена переменились. В принципе ты нам, если честно, нужен. Ты меня не помнишь? Я помню. Вы, ребята, отойдите, – сказал тихо тот, что с бородкой, лицо которого все больше казалось знакомым.

– Я – Мизинчик, – продолжал с бородкой. Свинцов внимательно на него посмотрел. Нет, его он не знал лично, но случалось слышать эту редкую фамилию через посредников, когда речь касалась Волгина.

– Я вас слушаю, – прокашлялся полковник и положил нога на ногу, как бы сбрасывая с себя страх. – Но зачем же так обставлять простой разговор?

– Разговор не простой, полковник, – сурово резанул Мизинчик.

– От имени кого? – спросил Свинцов.

– Я в такие дела не вмешиваюсь. Не мое дело. Выше.

– Кто? Девятый отдел? Председатель лично? Заместитель? Да? Он мне намекал, намекал о нашей встрече. – Свинцов по неожиданно побледневшему вытянувшемуся лицу Мизинчика догадался, что, кажется, попал в точку. Выходило, он, Свинцов, им нужен. Мизинчик прокашлялся, поворочал шеей и вскинул глаза вверх, показывая, что разговор ведется от лица повыше. Свинцов мог бы, пожалуй, пролонгировать ход рассуждения Мизинчика и знал твердо, что дело коснется именно старого маршала Ротмистровского. Мизинчик же понимал, чувствовал опытность и ум полковника и начал, путая, как заяц следы в лесу, нести такую околесицу, что вскоре совсем сбил точно определенную Свинцовым интонацию разговора. Он понял, что имеет дело с какой-то новой школой работы, новой манерой поведения. В путанице и в хаосе слов, произносимых Мизинчиком, отчетливо просматривался непростой намек на государственную важность его информации. И выходило, что в столице живет человек, имеющий немалый авторитет и большие связи в аппарате ЦК, в Генеральном штабе армии, в силовых структурах, и что этим человеком муссируется мысль о необходимости государственного переворота в Советском Союзе.

Подобного полковник Свинцов не ожидал и, разумеется, с большой опаской посмотрел на Мизинчика. Выходит, готовился государственный переворот, может пролиться кровь, а он, полковник государственной безопасности, опытнейший из опытнейших спецов, не знал этого.

– То есть? – растерялся полковник, предполагая, что, возможно, ошибся и не точно уловил мысль Мизинчика.

– Что именно? – спросил, в свою очередь, Мизинчик, недоговаривая.

– Я желал бы уточнить вашу мысль, товарищ Мизинчик, не понимаю кое-что. О каком государственном перевороте вы говорите?

Мизинчик не мог говорить прямо. Но приходилось, если такой человек обозначил тему. Мизинчик боялся произносить слово «переворот». Это слово могло исчезнуть, испариться, вообще выяснится, что оно окажется мыльным пузырем.

– Мы идем по пути демократизации. Но не все в этом заинтересованы. Кроме Коммунистической партии. – Мизинчик вдохновенно повторял слова высокого начальства. – Но имеется группа лиц, которые против. К ним относятся некоторые сталинисты, мутят воду, находясь под влиянием американцев. Например, заявление генерала Воробья расценивается – как бунт. Вы – член партии?

Полковник Свинцов не ответил. Ибо, если задавался такой глупый вопрос, стоило ли отвечать. Полковник КГБ вне партии – как земля вне атмосферы воздуха.

– Кто вас уполномочивал? – спросил полковник. Его покоробило слово «демократия» в устах Мизинчика. Свинцов понимал, что группа людей рвется к власти, но простой человек не желает власти. Власти желают те, у кого уже имеется власть, ибо они желают большей власти.

– Я вам сказал.

– Вы имеете в виду старого маршала?

– Именно. Старые опаснее из-за связей. Вы меня поняли. Этот пакет для вас, – он вытащил из-за пазухи пакет и протянул полковнику. – Тут пятьдесят тысяч долларов. Моих двадцать процентов тут. Но это только на первый раз.

Полковник Свинцов хорошо представлял, как все делается там, где пахнет деньгами: первые – дают; вторые – убивают.

– Почему такой огласке предали такое важное мероприятие? – спросил полковник Свинцов.

– Вы да я, – отвечал ехидно Мизинчик.

– Товарищ Мизинчик, а эти двое, они видели меня. Они совсем идиоты? Их в задницу не засунешь.

– Мы их засунем, полковник, куда хочешь.

«Ты, скорее всего, уберешь меня, – подумал Свинцов. – Ты молод. Тебе нужны деньги. Для меня это не деньги. У меня за границей счет в Швейцарии, только из любви к родине я тут сижу. Убрать его надо при первой возможности, как я всегда делал. Если глаз один видел меня, он не должен больше видеть свет. Он не отвяжется, пока я жив».

– Вот и засунь в задницу их, потом будем работать, – проронил Свинцов вслух и топнул ногой. – Эти мозгляки за пять рублей продадут, не то что за пятьдесят тысяч долларов.

Мизинчик растерялся от такого неожиданного оборота в разговоре.

– Дело архисложное, деликатное, не называя имени, тихо, спокойно, вразумительно, товарищ Мизинчик, – продолжал гнуть свое полковник. – Я не привык так работать. Не на базаре. С этими болтунами нельзя работать. Вы человек серьезный, знаю. Говорили. Можно довериться.

– Кто говорил? – встрепенулся Мизинчик.

– Знаю кто. Кто должен, тот и говорил. Вам я доверяю, раз такой человек говорил, но вот с этими – нет. Архиважное дело. Человек он известный, видный, его знает каждый военный. Представляете, что это такое! – Свинцов вел Мизинчика за нос, как хотел. Он теперь понял, опасаться такого человека вряд ли имеет смысл. Но дело Мизинчик провалить может, так что в любом случае его надо будет убирать. Иначе он уберет Свинцова.

Мизинчик ошарашенно молчал. Его маленькие глазки растерянно моргали. «Если он их не уберет, они постараются после операции меня убрать», – подумалось с тоскою ему, знающему, что никому на свете доверять нельзя: дурак же.

– У вас есть мой телефон? – спросил, как бы между прочим, Свинцов и перекинул одну ногу на другую.

– У нас все имеется. И номер квартиры, – добавил осведомленно и назидательно Мизинчик.

– Тогда до свидания. Пакетик я беру с вашего разрешения, я жду сообщений в двенадцать ночи каждые сутки. – Свинцов встал, поворачиваясь так, чтобы его лицо не рассмотрели те двое, стоявшие у фонтана. Спустившись у кинотеатра «Россия» вниз по ступенькам, он понаблюдал за тремя на лавочке. Мизинчик сидел между ними, о чем-то оживленно говорил. Затем Свинцов перешел переулок на ту сторону, к дому «Известий». Медленно, неторопливо, чтобы не вызвать у тех троих желание понаблюдать за ним, скрылся за углом здания на Чеховской улице. Остановившись за колонной одного из старых зданий, когда-то бывшей церкви, стал вести за ними наблюдений. Те трое долго сидели. Говорили. Уже стемнело. Ровно в половине десятого трое встали одновременно, и один из них, тот, который стоял за спиной с пистолетом, направился на улицу Чехова. «Он будет следить за мною – это наблюдатель», – мелькнуло у Свинцова. Он пошарил глазами по пустынной улице и быстро направился к маленькому закрытому магазинчику «Мясо», который торговал до восьми, нащупал в кармане итальянскую финку с наборной костяной рукоятью и спрятал ее в рукаве. «Наблюдатель» быстро приближался.