Побег. По двум сторонам океана

— Отец, мне жаль тебя, — печально произнёс он. — Смысл человеческой жизнь заключается не в выполнении установок, заданных обществом, у каждого свой путь, своя чаша с нектаром. Твоя любимая маркиза Анна, не очень-то радуется жизни. Я с ней сталкивался и в детстве, и в юности, она всегда была мрачной и злой. А вот Софи Дюшен, заклеймённая жестоким прозвищем, умела и умеет радоваться жизни. Ей ни нужны никакие титулы и славы. Знаешь, что такое для неё честь? Честь — быть верной своим близким и стране, быть справедливой, признавать свои ошибки, не обвинять других, если виновата она. В Софи тоже течёт эта “голубая” кровь, но ей важна не связь с напыщенными голубокровиками или королями-предками, жившими сотни лет назад, а связь с людьми, которые живут сейчас и которые ей дороги!

Пьер собирался уходить. Луи молча взирал на него, продолжая смотреть на него снизу вверх. Он был разочарован в сыне. Пьер потянулся к ручке двери, но внезапно остановился.

— А хочешь, я расскажу во всех красках и деталях, как я жил?

Луи не желал ничего слышать. Но Пьер уже открыл рот. Он обрисовывал отцу жуткую картину, когда приходилось попрошайничать вместе с бродягой и разбойников Одноглазым Аланом, а заодно в лохмотьях петь песни на потеху толпе.

— А мне немного приятно было спать под открытым небом, когда с высоты на тебя смотрели миллионы звёзд, — сладко говорил Пьер.

Он рассказывал отцу о том, как начал познавать любовь. Как смущался от одного взгляда дикарки по имени Мейкна. Как ухаживал за девушкой и что чувствовал к ней.

— Я думал, что она станет моей женой, — признался он.

Пьер не скрывал от Луи, как гнул спину на плантации Фикса наравне с его рабами. А потом вкалывал на двух стройках и прислуживал старой умалишённой бабке.

— Я мог ограбить какого-нибудь богатея или залезть в чужой дом и вытащить всё добро, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь. Но, что поделать, честь не давала мне так поступить… Признаюсь, папа, мне даже понравилось работать на стройке. Я принёс людям добро. Одним людям построил дом, где они будут жить, а для других — церковь, где люди смогут просить о помощи Бога и благодарить за исполненные молитвы.

Луи лишь фыркнул. Он не понимал, как Пьер может говорить так спокойно, когда сам захотел опуститься до уровня рабов.

— Спасибо, что хоть фамилию сменил, — презрительно ответил он.

Пьер подождал, что ещё скажет ему отец. Но Луи гневно молчал.

— Я пошёл, — закончил разговор Пьер. — Прощай, отец. Больше ты меня никогда не увидишь. Я хотел дать тебе шанс, но оказывается слава важнее семьи. Поэтому я пошёл. На прощание скажу только одно. Я рад, что сбежал из дома одиннадцать лет назад. Я счастлив, что вырвался из этого общества, пропитанного зловонием изысканности и поэтичности. И я никогда в него не вернусь. Отец, только об одном прошу, — взмолился он. — Не говори ничего маме. Ей лучше жить спокойно, ничего не зная про меня. Я не хочу видеть и маму. Она такая же, как и ты. У вас даже имена одинаковые. Королевские! Не то, что у меня “Уэйт”, — с иронией произнёс Пьер и хлопнул дверью.

Дверь не закрылась. Луи подошёл и прихлопнул её. Ему хотелось бежать за сыном, остановить его, вернуть назад. Но Луи считал, что он выше этих эмоций. Если пожмёшь руку тому, кто плюнул тебе в лицо, — потеряешь честь. Он должен с гордой и высокой головой смотреть на таких людей, к которым относится его сын.

Пьер выбежал из дома, слуги звали его, пытаясь поприветствовать вернувшегося хозяина. Но Пьер не слушал его. Он принял решение — порвать все связи с прошлым, как бы его не упрашивали Софи и Экене. Обещание он выполнил — увидел отца. И всё для себя понял.

Неожиданно Пьер услышал женский голос:

— Пьер! Пьер! Сынок!

Мама вернулась с кладбища. Сердце у Пьера дрогнуло, но он не оглянулся и скрылся за углом, не решаясь уйти прочь. К жене выбежал Луи. Маркиза Луиза кричала мужу, что увидела сына, она хотела побежать за ним. Но Луи держал жену, не девая ей найти Пьера, и говорил:

— Дорогая, ты ошиблась. Это был не наш сын. Это был совершенно другой мальчик.

Луиза долго не могла успокоиться. Но слова мужа и заставляли её поверить в ложь. Слуги тоже подтвердили это (маркиз посмотрел на них гневным взглядом, так что они быстро поняли, что надо говорить, если не хотят потерять работу).

Пьер за углом рассмотрел мать. Маркиза Луиза тоже сильно постарела внешне, как и её муж. Но гордая осанка, грациозная походка, яркий наряд, величественный взгляд и лицо затмевали все её морщинки и заметную худобу. После побега сына она стала сохнуть на глазах, и лишь мастерство врачей и забота мужа, вернули её к жизни. Ну а положение обязывало женщину следить за собой, вот она и сохраняла свою красоту.

Пьер дождался, пока отец уведёт мать тобой, и ушёл прочь с улицы Конде.

***

“Как там Пьер?” — думала Софи, смотря на улицу из окна фиакра. Она ехала вместе с матерью в тюрьму Форс к Урбену Игаридье, человеку, который приходится её отцом. Она изучила уже дорогу, ведущую в тюрьму. Несколько раз она привозила Урбену передачки, но за полгода, пока велось следствие, лишь дважды ей разрешили встретиться с отцом. Сегодня была их третья встреча.

Начальник тюрьмы любезно провёл женщину и девушку во временный изолятор, где дожидался суда Урбен Игаридье. Тёмные тюремные стены вызывали у Софи страх. Казалось, что она чувствует смрад ужаса и людских страданий, которые были заточены в этих стенах. Софи, не взирая, на запрет начальника вышла во двор тюрьмы, где выгуливали заключённых. Арестантские рубахи, наглые мерзкие рожи, тело, пронизанное уродливыми татуировками… На плечах у некоторых стояли самые настоящие клейма. Софи содрогнулась при виде заключённых. Но самое ужасное было то, что эти люди сами выбрали такой путь.

За Софи прибежал начальник и вывел её со двора. Её переполняло и сострадание к несчастным заключённым, и сильное отвращение к ним. Софи увидела не каких-то мелких воришек и мошенников, а кровавых зверей и отцеубийц.

Урбен Игаридье находился в отдельной камере, где держали людей, которые ещё не получили обвинительного приговора. Туда и привели Софи и Марлин. Начальство тюрьмы разрешило женщинам поговорить с подозреваемым не через решётку. Но Марлин отказалась заходить к Урбену.

— Софи, тебе надо поговорить с ним наедине. А что насчёт меня, так это видно будет, — сказала мама.

Она зашла в камеру к Урбену. Отец сидел за крохотным столом. В комнате свиданий ничего кроме этого стола и двух хромых стульев не было. Вид у Урбен был не здоровым, за месяцы изнуряющих допрос, тасканий по судам, и ожиданий приговора он побледнел и постарел ещё сильнее. Но Софи заметила, что он выглядит намного лучше, чем в тот когда, когда она впервые встретила своего настоящего отца.

Софи присела за стол. Урбен взял её руки и нежно погладил их, пытаясь, скрыть слезу от дочери.

— Здравствуй, папа, — произнесла Софи.

Урбен посмотрел на дочь и хриплым голосом проговорил:

— Как ты меня назвала?

— Папой, — скромно ответила она.

Урбен покраснел, не сдерживая эмоций, он перелез через стол и обнял дочь.

— Я и не надеялся услышать это слово от тебя, дорогая, — прошептал он.

Софи успокоила отца. Урбен радовался встрече с дочерью, словно маленький ребёнок, который несколько дней не видел маму. Софи выложила на стол гостинцы, но Урбен и не смотрел на них, она любовался дочерью и спрашивал про её жизнь.

— Да что у меня нового? Ничего особенного. Я влюбилась, — как бы невзначай ответила Софи.

— Как ничего особенного?! — подскочил он. — У тебя начинается самая прекрасная пора в жизни, а ты говоришь “ничего особенного”!

Урбен не понимал, как можно влюбиться в человека и не придать этому значения. Он испугался, что дочь может повторить его судьбу. А Софи смеялась добрым лучезарным смехом над отцом. В тюремной и мрачной камере Софи было приятно и тепло — она с отцом. Софи не знала, что такое иметь отца. Когда же отец появился в её жизни, то она пыталась отдалиться от него, она не могла принять чужого человека, который когда причинил боль её маме и лучшего другу Уго Дюшену, которого Софи всю жизнь называла папой. Лишь потеряв отца, она поняла, как сильно он её любит, и как она нуждается в Урбене.

Софи не скрывала чувств, она ничего не утаивала Урбена, посвящая его в девичьи секреты, когда говорила о Пьере. С первого её слова Урбен понял, что Софи всем сердцем полюбила юношу.

— Папа, когда я на балу повстречала Пьера, и даже не начала с ним говорить, то ничего хорошего я не могла сказать о нём, только похвалить его красивую улыбку. Пьер был хмурым и нелюдимым. А из-за того, что он пришёл на праздник с Дэвидом, так первое впечатление я бы не назвала хорошим. Но в разговоре Пьер открыл мне свою душу. Я поняла, что он человек, обладающий сердцем, желаниями, которые стоят выше земных. Ему чуждо лицемерие, зависть и алчность.

— Но недостатки всё же есть у твоего Геракла? — задорно спросил Урбен. — Ведь не бывает идеальных людей.

— Да полно, — ответила Софи. — Пьер создал иллюзию и в ней живёт. Он не видит реальности. Сегодня он захотел это изменить, но не знаю, получится ли это у Пьера или нет.

— А в какой такой иллюзии живёт Пьер? — полюбопытствовал он.

— Я потом расскажу тебе, это долгая история. Пока я хочу только двух вещей: чтобы Пьер поборол свой недуг, и чтобы ты, папа, вышел на свободу.

Урбен взял двумя руками свою голову, он смотрел на деревянный грязный стол.

— Софи, не трать своё время на меня, дурака. Я не дал тебе отцовской любви, предал двух близких людей. Ты только недавно узнала о моём существовании. Ты уже не девочка, а взрослая девушка, женщина. Затем тебе я — старик? Живи своей жизнью. Может быть, я попал за решётку неспроста, эта кара мне за прошлые грехи. Я уже смирился со своим положением.

Слова отца привели её в гнев. Софи звонко стукнула кулаком по столу. А затем встала и подошла к Урбену.

— Не смей говорить такие вещи. Ты мой отец, хоть мне сорок будет, и я буду мамой десяти детей — я тебя не забуду и не брошу. Не для того я мыкалась столько времени, оставила родной дом и стала жить у дяди, чтобы потом сказать: “На какой чёрт мне это далось?”.

— Не ругайся! — воскликнул Урбен. — Как не стыдно молодой девушки говорить такие слова!

Урбен строго посмотрел на дочь, но Софи было только это надо.

— Как приятно видеть прежнего Урбена Игаридье, — улыбнулась она. — Моего папу, а не старого фаталиста. Не переживай, ты получишь свободу, и мы начнём всё сначала, — Софи оглянулась на дверь, не подслушивает ли кто их разговор, и шепнула отцу на ухо. — Ради тебя я пожертвовала своей честью и совестью, так что не подводи меня.

Свидание подходило к концу. Софи попрощалась с отцом.

— Скоро увидимся на свободе, — сказала она.

Неподалёку от камеры её ждала Марлин. Софи думала, что они с матерью поедут домой. Но Марлин, ничего не говоря дочери, зашла в камеру. Только от надзорного Софи узнала, что её мама выпросила у начальника лишних полчаса.