Гордость Карфагена

* * *

Братья Сципионы представлялись Гасдрубалу двуглавой гадюкой, постоянно досаждавшей ему и угрожавшей разжечь огни мятежей по всей Иберии. Очевидно, к концу лета весть о Тразимене дошла до римских командиров, потому что они, изменив свою стратегию, стали проявлять осторожность и пускать в ход не мечи, а политические интриги. Обе стороны перешли к тактической игре. Каждая из них старалась провести обходной маневр, ударить во фланг или ответить контратакой, но избегала лобовых столкновений. Обе стороны угождали многочисленным племенам, настраивая местные народы против своего противника или против других иберийцев, выступавших в союзе с врагом. Это запутанное противо стояние не соответствовало характеру Гасдрубала. Он почти не помнил, кто кому друг или соперник, кто и по какой причине трижды предавал его интересы. Эта тактическая война не нравилась и Нобе. Несмотря на хорошую память, он давно бы обрушил доску с подобной игрой на голову оппонента.

Осенью, злясь на отсутствие понятных действий и предчувствуя проигрыш в хитроумном соперничестве, Гасдрубал решил навязать Сципионам бой. Его армия была разделена. Одна половина войск патрулировала дальний юг, вторая — подавляла мятежи в различных частях империи. К счастью, ему удалось получить свежий резерв, собранный из регионов Тагуса — в основном это были карпетаны. Их многочисленный отряд состоял из необученных рекрутов. Некоторые новички выражали недовольство своей судьбой и часто вспоминали, что несколькими годами ранее Ганнибал нападал на их племена. Они не хотели сражаться и вынимали мечи из ножен только для защиты собственных жизней. Чтобы превращать их во что-то полезное, Гасдрубалу приходилось размещать карпетан между лучшими отрядами, собранными из африканцев.

Когда в неприметном местечке близ Дертозы ему представилась возможность захватить Сципионов врасплох, он тут же воспользовался ей. По крайней мере, он думал, что удивит их внезапностью. Его конница врезалась во фланги легионеров и с потрясающей эффективностью стала наносить урон. Но первый град коротких копий, брошенных римскими велитами, сломал ряды карпетанских отрядов. Многие иберийцы впервые сражались в настоящей битве. Вид грозных римских солдат оказался для них слишком устрашающим. Они запаниковали. Передние ряды начали напирать на задние. Это вызвало хаос. Крики паники превратили людей в трусливых животных. Африканские отряды держались солидно. Они спокойно наблюдали, как римский фронт разметал ибе рийцев, словно река, прорвавшая шаткую дамбу. Они могли бы продолжать атаки с флангов. Но, заразившись пораженческим настроением, африканцы выполнили быстрый отход. Просто так сложилась битва.

Гасдрубал выкрикивал приказы. Его сигнальщики передавали их отрядам. Однако волна страха промочила людей быстрее, чем ливень. Молодой Баркид слышал о чем-то подобном, но прежде не встречался с массовой паникой. В тот день легионеры не столько сражались, сколько убивали. Африканцы организованно ушли с поля боя, поэтому гнев римлян пал на головы иберийцев. Они догоняли бегущих карпетан, вонзали в их спины копья и мечи, рассекали сухожилия на икрах ног и пинками сбивали неопытных рекрутов на землю.

У Дертозы погибло свыше десяти тысяч иберийцев и всего лишь несколько сотен африканцев. Такая разница в потерях породила зловещие слухи, которые быстро расползлись по всей Иберии. Северные илергеты не захотели даже слушать оправдания карфагенян. Они перешли на сторону Рима, разорвали мирный договор, убили направленных к ним послов и прислали Гасдрубалу их головы. Ваккеи, обитавшие далеко на северо-западе, также объявили о своем переходе на сторону римлян. Даже турдетаны, из-за которых Ганнибал атаковал Сагунтум, начали вести переговоры со Сципионами. Андобалес обещал зятю, что сохранит соглашение между Карфагеном и оретанами, но Баяла посоветовала Гасдрубалу не доверять ее отцу. К сожалению, он не мог поменять стратегию и взять инициативу в свои руки.

Вскоре пришла весть о мятеже — слишком важном, чтобы его можно было игнорировать. Карпетаны, услышав о потерях при Дертозе, объявили о своей независимости от Карфагена и Рима. Гасдрубал повел к ним армию, вспоминая давний разговор с Ганнибалом, который состоялся на этом же маршруте несколькими годами ранее. Воспоминание о тех временах принесло с собой тоску. Они скакали рядом и разговаривали, а вся армия двигалась следом за ними. В ту пору Гасдрубал вообще не представлял себе, что означало бремя лидерства. Даже с учетом той крови, которую они пролили, это было светлое и невинное воспоминание.

Однако оно осталось бы бесполезным, если бы он не воспроизвел его в настоящем. Помня об этом, Гасдрубал действовал без лишних эмоций, но с холодной решимостью. Его основные отряды только что вернулись из похода на юг. Он прервал их короткий отдых и направил быстрым маршем на подавление бунта. После консультаций с Нобой, он решил ответить на предательство иберийцев большой кровавой бойней.

Карпетаны встретили карфагенскую армию в своей обычной манере: крикливым разношерстным сборищем, движимым, скорее, отвагой, чем стратегией. Гасдрубал организовал подход войск таким образом, чтобы они появились на виду у орды к закату дня. Африканцы начали готовить лагерь, как бы собираясь утром сразиться в честной битве. Памятуя о прошлом маневре Ганнибала, Гасдрубал поднял людей среди ночи и отвел основную часть пехоты на несколько миль назад — достаточно далеко, чтобы на следующий день иберийцы не смогли навязать им сражение. В то же время он направил всю кавалерию в тайную миссию, которую возглавил Ноба. Он хорошо знал эту местность и мог ориентироваться даже в полной темноте.

На рассвете кавалерия напала не на карпетанское войско, а на их незащищенных жен и детей в нескольких милях от военного лагеря. Карфагеняне без труда сломили оборону города и промчались по улицам, убивая мужчин и подростков опасного возраста. Гасдрубал приказал пленить всех женщин, способных рожать детей. Таковых оказалось довольно много. Их связали и отправили своим ходом в Новый Карфаген как заложниц, гарантирующих лояльность карпетан.

Все это произошло в один день. Воины на поле боя не знали о захвате города до самого вечера. Вот почему они не смогли излить свою ярость на врага. Некоторые из них, томимые различными чувствами, отправились ночью к женам и подругам, надеясь найти их в полном здравии и в безопасности. Они-то и принесли печальную весть. Половина войска поспешила в разграбленный город. Тем временем Гасдрубал вернул пехоту на прежние позиции. На рассвете он напал на деморализованных карпетан и уничтожил большую часть их армии. Сражение было быстрым и легким. Вечером он согласился провести переговоры с вождем Джамболесом. Впрочем, встреча мало походила на переговоры. Усталый и недовольный собой Гасдрубал обличил вождя в предательстве и проявил демонстративную злость. Он лишь обещал ему, что женщинам не нанесут вреда, пока два народа будут оставаться друзьями. В ином случае, если Новый Карфаген вновь ожидает предательство, все карпетантки будут накачаны семенем африканских воинов, чтобы в будущем породить для них армию полукровок.

— Ты понял меня? — спросил он. — Твое племя должно забыть о мятежах. Или я вырежу его так, что оно вообще лишится всех надежд на будущее. Не совершай новых глупостей. Запрети своим людям пестовать ненависть в своих сердцах. Не злись на меня, а лучше пойми, что я явил тебе куда большую щедрость, чем ты заслужил. Передай мои слова своим сородичам. Объясни им все четко и подробно — в первый и последний раз, — потому что утром ты поедешь со мной в Новый Карфаген и погостишь у меня некоторое время. Сделай все, как я сказал, и помни, Джамболес, если я услышу хотя бы шепот недовольства, ваши женщины станут нашими, а ты пострадаешь сверх меры. Я лично снесу твою голову с плеч и затолкаю ее тебе в задницу. И тогда все другие племена будут называть твой народ пожирателями дерьма.

Получив всевозможные заверения, Гасдрубал уехал в свой лагерь. Ему не нравилось то, что он сделал, но он был уверен, что совершил лучшее при данных обстоятельствах. Он никогда не приветствовал жестокость и не хотел воплощать в жизнь свои угрозы. Однако Гасдрубал, как мог, сопротивлялся крушению отцовской империи, оставленной под его надзор и защиту. В любом случае этот поход стал самым удачным из всех его военных компаний, хотя он не гордился им и не верил, что в данном случае ему помогала Фортуна.

На следующее утро он направился в Новый Карфаген. Через десять дней его армия достигла столицы. После шумного и долго марша, после всех тревог, тоски и раздражения он мечтал о том, что скоро снова увидит любимую жену и почувствует, как ее ноги обвивают его бедра. По прибытии в город Гасдрубал отмахнулся от накопившихся дел и направился в личные покои. Войдя в прихожую, он закричал:

— Жена! Иди ко мне сейчас же! Я хочу тебя!

Он бросил меч на каменный пол, швырнул походный плащ на стул и, не замедляя шага, схватил кувшин вина. Но, вбежав в комнату, Гасдрубал увидел не Баялу, а двух мужчин, сидевших на кушетке. Он смотрел на них с открытым ртом, не веря своим глазам, как будто перед ним возникли призраки. Его рука с кувшином остановилась на полпути ко рту. Вино полилось на пол.

Силен посмотрел на Ганнона и с усмешкой сказал:

— Довольно странное приветствие, не так ли?