Гордость Карфагена

Тем же вечером Силен и его спутник покинули город и вышли в море на борту небольшого корабля, который разрезал темные воды с рискованной скоростью. После долгого ожидания грек снова почувствовал себя свободным. Ветер, дувший в парус, назывался зефиром, но он считал его благословением богов. Капитан торгового суда без лишних вопросов понял, что их миссия была опасной и тайной. Он все время держал парус по ветру и мчался по морю, словно сидел на загривке буйного быка.

Укрывшись в крохотной каюте от ночного холода и брызг, двое мужчин сидели друг напротив друга. Морская качка вернула Ганнону рассудок. Он пристально смотрел на грека, как будто выискивал его черты в какой-то дальней части памяти. Силен несколько раз заговаривал с ним, но Баркид молчал, выжидая подходящий момент. Наконец в темноте прозвучал его голос. Похоже, он решил пошутить.

— Из лап одного грека...

— В руки старого друга, — закончил фразу Силен. — Хвала богам, что, пережив все беды тюремного заключения, ты сохранил чувство юмора. Может, хочешь перекусить?

Я запасся продуктами, потому что боялся, что тебя морили голодом.

Ганнон покачал головой.

— Римляне считают, что хорошая пища ослабляет волю человека. Они кормили меня мясом, хотя сами предпочитали более простую еду.

Приступ кашля оборвал его слова. Помолчав какое-то время, он хрипло прошептал:

— И еще они кормили меня вволю, чтобы я не умер на их допросах.

— Не думай об этом больше, — сказал Силен. — Все кончено и забыто. Ты выбрался из тюрьмы, и никому не нужно рассказывать, что там с тобой происходило. Я тебя не выдам, как и ты не предал свою страну. Ты вел себя с честью — это все, что нужно знать остальным.

Ганнон вновь посмотрел на него, попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. Он просто смотрел в глаза Силена с безмолвной признательностью и вопросом. Грек не мог уйти от ответа.

— Не забывай, что однажды мы были в нескольких словах от того, чтобы стать любовниками, — тихо напомнил он.

Ганнон закрыл глаза, словно эта мысль причинила ему боль.