Гордость Карфагена

* * *

К тому времени, когда Магон встретил Ганнибала и его свиту на подъеме, ведущем к Каннам, он был в седле уже несколько часов. Генералы наблюдали, как две армии собирались на широкой равнине. Вид сближавшихся масс людей не имел аналогов в предшествовавших столкновениях. Магон попросил брата оценить примерную численность легионеров. Количество людей определялось по визуальным признакам: ширина интервалов указывала на плотность отрядов; размах местности, которую они покрывали, позволял подсчитать численность солдат, с поправкой на удаленность наблюдателя. Но полученные цифры были просто фантастическими. Восемьдесят тысяч? Девяносто? Сто тысяч? Он не мог поверить в такие расчеты. Фронт римской армии растянулся на все поле, а ведь даже лучшие бегуны не добежали бы от одного края равнины до другого. Легионеры показывали идеальную согласованность движений. Ни одна часть не опаздывала и не опережала остальные. Зрелище выглядело весьма грозно, но более всего поражала протяженность их формации. Колонна, ряд за рядом, уходила вдаль, тускнея в пыли и на расстоянии. Казалось, что легионеров порождала сама земля, и они, возникая из дымки, маршировали вперед на поле брани.

— Ветер дует в их сторону, — сказал Ганнибал. — Пыль будет попадать им в глаза.

Генералы приняли это простое утверждение мрачными кивками и угрюмым фырканьем.

— Им придется смотреть на солнце больше, чем нам. Мне по душе такое преимущество.

Магон не переставал удивляться спокойствию брата. Взглянув на него, он почувствовал стыд. Если Ганнибал был уверен в победе, то почему же он сомневался в ней? Кто он такой, чтобы иметь иное мнение? Днем раньше командир, со спокойной убежденностью, описал им несколько тактических хитростей, придуманных им для этой битвы. Даже когда он говорил о почти невозможных маневрах, их описание звучало в его устах как констатация фактов, а не как план будущих событий. Он нарисовал на карте изогнутую линию, которая изображала первые ряды их армии. Выпуклый фронт предполагалось составить исключительно из галлов, командовать которыми предстояло Магону и самому Ганнибалу. Именно эти отряды должны были встретить первый натиск врага.

— Мы должны удержать наш полумесяц от разлома, — сказал он офицерам. — Пусть солдаты не идут напролом, а медленно отступают назад — потихоньку и осторожно, чтобы римляне поверили в близкую победу. Предупредите галлов, что это обманный маневр. Пусть они не пугаются и не думают о бегстве.

Когда Магон спросил, не возмутятся ли галлы тем, что их бросают в гущу битвы, Ганнибал ответил:

— Ты не понимаешь кельтов, брат. Они воспринимают мир не так, как мы с тобой. Согласно их вере, сфера божественного творения состоит из двух миров. Смерть в одном из них означает возрождение в другом. Вот почему они скорбят при рождении детей и веселятся после смерти человека. Они не боятся умирать и с радостью идут на смерть.

Магон обещал выполнить все указания Ганнибала, но после бессонной ночи вызов грядущего дня наполнил его благоговением. Даже облако пыли, поднятое ногами римских воинов, порождало в нем страх. Огромная коричневая дымка поднималась к небесам и вытягивалась вдаль, закрывая весь горизонт.

— Посмотри на них, — сказал он.

Его горло сжалось. Голос дрожал, как будто кто-то ударил его в живот и он пытается говорить превозмогая боль.

— Я не думал, что их так много.

Ганнибал выпрямился в седле и ответил без всякой иронии:

— Да, римлян много, но никто из них не может сравниться с моим братом. У них нет второго Магона.

Генералы засмеялись. Юный Баркид не сразу понял шутку брата, но затем присоединился к смеху остальных. Моно-мах внес свою лепту, когда хриплым голосом — то ли в шутку, то ли всерьез — произнес:

— И у них почти нет людей, которые могли бы питаться человечиной.

— А что важнее всего, — добавил Махарбал, — у них нет командира по имени Ганнибал. Я уверен, их это сильно беспокоит.

— Если я не ошибаюсь, — подхватил Бостар, — среди них нет Бомилькара, Химилко, Гизго и ни одного Баркида. Никто из римлян не умеет молиться Ваалу или Мелкарту. И ни одного из них не рождали чресла африканской матери. Честно говоря, я никогда еще не видел такого большого количества неудачников, собравшихся в одном месте.

На хмуром лице Ганнибала появилась усмешка.

— Магон, я заметил твое изумление. Мне, как и тебе, понятно, что на каждого из нас будет нацелено два меча. Но это лишь означает, что нам придется убивать их в два раза быстрее.

Магон опустил подбородок на грудь, провел рукой по шее коня и затем поднял голову вверх. Он с улыбкой слушал, как друзья шутили над ним. Кому еще так повезло? Он обучался ратному делу у настоящих героев! Магон тоже попытался придумать что-нибудь смешное, однако шутки перед боем получались не у каждого. Во всяком случае, он еще не освоил это искусство.

Вскоре генералы поделили армию между собой и поскакали к отрядам, чтобы принять руководство. Все они имели свои задачи, и каждый должен был сыграть большую роль в грядущей битве. Магон остался с Ганнибалом. Им предстояло командовать передовыми частями, и до начала битвы они могли побыть вместе. Хотя армии уже готовились к бою, их разделяло широкое пространство. Прежде чем встретиться в пылу сражения, они производили последние маневры. Доспехи передней линии легионеров сияли на солнце, отражая свет тысячами крохотных вспышек. Поначалу их щиты казались сомкнутыми, словно чешуя на животе змеи. Но затем между ними появились промежутки, позволившие копейщикам выйти вперед. Они хлынули через передние ряды, как вода. Битва началась в традиционной римской манере, как и предрек Ганнибал.

— Beлиты, — сказал он. — Посмотрим, есть ли зубы у этих щенков.

Юноши двигались не по-мужски проворно, как звери. Они обгоняли друг друга, выкрикивали похвалу своим воинам и проклинали карфагенян. На их шлемы были натянуты шкуры животных — в основном, головы волков, хотя рядом мелькали морды медведей и горных котов. Глядя на них, казалось, что животный мир объединился с людьми и согласился сражаться на стороне легионеров. Каждый велит имел несколько дротиков. Они метали их с силой, какую только могли вложить в бросок, направляя дротики высоко вверх, чтобы те по смертельным дугам нашли свои цели. Во всяком случае, так воспринимал их действия Магон. Однако Ганнибал видел этот маневр по-другому.

— Они только зря тратят снаряды, — сказал он. — Боятся нас. Смотри, Магон! Они как бы смело выбегают вперед, но не хотят удаляться от своих защитников, и поэтому их дротики не долетают до нас. Затем они отступают, набира ются отваги и повторяют свой маневр. По виду они воины, но в сердцах — все еще дети.

Магон сначала не согласился с ним, однако вскоре убедился в правоте Ганнибала. Велиты вообще не производили впечатления. Они не шли ни в какое сравнение с ветеранами-копейщиками. Балеарские пращники метали в них крохотные снаряды, ломая юным римлянам руки и ребра, а иногда даже убивая их, когда камни попадали в головы.

Это продолжалось около часа. Затем по сигналу Ганнибала пращники отступили назад. Они выкрикнули последние оскорбления римским воинам и исчезли в массе пехотинцев. Римский консул отдал такой же приказ. Велиты скрылись за «змеиной чешуей» щитов, и на какое-то время две армии замерли в ожидании, позволяя раненым покинуть поле.

Чуть позже оба войска двинулись навстречу друг другу. Римляне ускорили темп до быстрого шага. Наблюдая за ними, Магон почувствовал в животе такое сильное напряжение, что ему пришлось пригнуться к седлу. Он знал, что видит хитрые приемы устрашения — вихревые узоры и фигуры животных, нарисованные на их щитах; плюмажи из перьев, поднимавшиеся над шлемами, чтобы сделать солдат выше ростом; слоистая стена щитов, приподнятые копья, блестящий металл и ноги под ним, упорно шагавшие вперед. С расстояния римская армия казалась не скопищем отдельных людей, а единым существом, передвигавшимся по местности. Но знание этих хитростей не помогало расслабить мышцы живота, и Магон, сжав зубы, продолжал наблюдать за приближением легионеров. Римляне превосходили в координации движений даже опытных ливийцев, и в их огромном количестве тоже не было обмана.

Более всего в этом зрелище юного Баркида впечатляло молчание — ужасное, неземное и полное безмолвие надвигавшейся армии. Римские воины не произносили ни слова. Они не пели, не передавали приказы, не выкрикивали гневные проклятия. С их губ не срывалось ни звука. Воздух наполняли только ритмичная поступь и стук мечей по щитам. В этом шуме отсутствовали какие-либо эмоции. Он был механическим и пугающим, как лязг неминуемой смерти. Отряды карфагенской армии кричали и пели, доводя себя до ярости и изгоняя страх утробным ревом. Галлы создавали страшный шум своими трубами. Над их рядами покачивались шесты с насаженными головами диких зверей. Их свирепая какофония тоже действовала на нервы, но ответное молчание производило больший эффект. Карфагенская армия как бы наносила удар и промахивалась, поражая только воздух. Если римляне и чувствовали страх, то не подавали виду, а воинам Ганнибала оставалось лишь кричать еще громче.

Магон знал, что должно было случиться дальше, но происшедшее шокировало его до глубины души. Легионеры авангарда — по какому-то сигналу, известному только им — одновременно подняли пилумы4 вверх и метнули их в одно мгновение. Две-три тысячи снарядов взлетели в воздух. Несколько сотен карфагенских солдат упали наземь, извиваясь, крича от боли или навеки закрывая глаза. Со своей позиции Магон увидел, как копейщики отступили назад и исчезли за щитами пехотинцев.

— Все идет по плану, — сказал Ганнибал. — Сейчас будет вторая волна. А за ней третья. Стандартная схема, через которую нам придется пройти. Прежде мы побеждали римлян, используя их глупость. Теперь же нам предстоит сразиться с ними по их правилам. Но я все учел. Отправляйся к своим отрядам и помни все, чему я учил тебя. Поспеши, брат! Не забывай о чести нашей семьи!

Ганнибал спешился и присоединился к своим лейтенантам, вестовым и охранникам, окружавшим его во время битвы. Вместе с этой свитой он направился через ряды солдат по проходу, специально оставленному для него. Магон услышал, как его окликнул один из офицеров. Ему тоже нужно было следовать к отрядам галлов. Он спрыгнул с коня, передал поводья оруженосцу и присоединился к небольшой группе людей, оберегавших его жизнь. Сделав первый шаг, он вдруг почувствовал, как земля под ним вздрогнула и переместилась под ногами. Магон остановился и отринул прочь проходящее время. Он перестал испытывать желания и думать о грядущем. Молодой генерал шагнул в настоящее и ощутил прилив энергии, который увлек его вперед. Он был готов к сражению. Он стремился в бой, ибо знал, что божественные силы, игравшие миром, сошлись друг с другом в жарком споре. Магон шел по проходу позади лейтенантов и с каждым шагом превращался в бесстрашного воина. Ведь прежде всего он был Баркидом.