То, что не исчезает во времени

Глава 28. Деревня Вешки, май 1975 года

Вот и прошли все майские праздники. И то, столько работы в огороде. Надо успевать, пока погода стоит. Назавтра в Москве и Подмосковье до плюс двадцати пяти обещали. Ночью, конечно, прохладнее — всего плюс одиннадцать.

Насте нравилось смотреть программу «Время» по телевизору. Нескучно. Новости опять же, всё узнаешь: и что в стране творится, и про погоду.

«Вон какой Парад показали. Как ветераны встречаются — обнимаются, плачут. А медалей-то сколько у каждого. Женщины, тоже с медалями. Тоже, бедные, воевали».

Глаза стали подводить Настю, устают быстро. А что сделаешь — старость. Но всё равно и фильмы иной раз посмотрит. Особенно давешние, старые, про прошлые времена.

Настя встала, выключила телевизор. Вздохнула:

«Надо еще куриц на ночь закрыть. — Накинула старое пальто и вышла во двор. — Куриц и десятка не наберется, а всё одно забота. Зато Сашке подспорье. Приезжала на праздники. Повзрослела. Учится. А ума еще мало… Дала ей с собой курицу да десяток яиц. Пирогов настряпали. Наказала, чтоб сразу курицу сварила, а то испортится. Пусть поедят там с девчонками в общежитии. Домашненького.

Девчонки в комнате вроде хорошие попались. Сейчас вот поучатся еще, потом экзамены сдаст и приедет на недельку-другую в июне. Поможет в огороде. Потом практика у них начнется. Поедут. Пока не знает куда. Ну, Сашка смышленая, выучится. Если замуж не выскочит. Не должна. Ни к чему рано. Ну да кто нас спрашивает».

Настя шагнула на крыльцо и услышала голос соседки, которая купила Нюрин дом.

Нюра теперь не приезжала. Только присылала поздравительные открытки. С новой соседкой — дородной поварихой Галиной, сорока шести лет, незамужней, — жили мирно, не ругались, но и теплых отношений, какие были с Нюрой, не возникло.

— Баб Настя, здравствуй! — вежливо окликнула ее Галина, подойдя к ограде с двумя мужчинами.

— Здравствуйте! — озадаченно произнесла Настя, направляясь к калитке.

Галину она узнала сразу, а мужчин, сколько ни приглядывалась, не признавала. Один чернявый, немолодой, вроде нерусский, другой помоложе, повыше ростом, глазами так и зыркает.

— Баб Настя, выручай! Я тут на постой шаба… строителей взяла, а ко мне сын с семьей приехали, и не ждала в мае. Алешка говорил, что в июне у него отпуск. Возьми пока мужиков к себе. Может, на недельку. Не больше.

Настя растерялась: и отказать неудобно, и куда она их — где одна неделька, там и две. В комнату к Сашке не хотелось.

Шабашники почти каждое лето приезжали подзаработать. Бригадой или по двое-трое. И ничего в этом особенного не было. Размещали их обычно в старом фельдшерском пункте, а кто-то, кому деньги нужны или помощь по хозяйству, к себе приглашал.

Галина, видя сомнения Насти, принялась ее уговаривать.

— Так они только на ночь и будут приходить, весь день на работе. А там и помогут чем. Вон у тебя ограда покосилась. Да и деньги нелишними будут. Сашка учится, помогать надо, — привела последний аргумент Галина.

Насте очень не хотелось менять свою размеренную жизнь. С другой стороны, хорошо бы Сашке пальто новое к осени прикупить. И она сдалась.

Прошло дней пять, как у Насти поселились строители. Она даже стала привыкать к ним. Действительно, как и говорила соседка, приходили они поздно вечером, мылись, чаевничали и ложились спать, а утром уходили на работу. Обедали и ужинали в деревенской столовой, где Галина их и приметила.

Тот, что постарше, армянин, чернявый, назвался Варданом. Он Насте больше приглянулся. Спокойный, уважительный, показывал фотографию своей семьи: жена, две дочери, сын. Родители у него пожилые, с ними брат живет. Вардан деньги семье посылает.

Второй строитель, что помладше, Юрка, Юрок. Такой же пронырливый, как имя. Говорит много, а всё не по делу. Как поняла Настя — перекати-поле. Семьи нет. Нигде долго не задерживается, не знает, где завтра будет и с кем. Подзаработал — и поминай как звали.

В воскресенье Юрок ушел в клуб на танцы. А заявился поздно, подвыпивший, побитый — местные отмутузили. Долго не ложился спать, матерился и всё порывался «отдать должок». Кое-как Вардан его утихомирил. А утром Юрок не пошел на работу, видимо, хотел отлежаться.

Настя караулить его не стала — дел полно в огороде. Не маленький, проспится да встанет. А когда солнце стало припекать, она решила пойти отдохнуть.

У Сашки с утра в воскресенье испортилось настроение. Девчонки усиленно звали ее в кино, но она не пошла. Легла почитать книгу, но одолела лишь пять страниц.

Необъяснимая тревога заполнила сердце.

Вроде всё хорошо: дома побыла на майские праздники и уже отучилась неделю. С девчонками попировали — все же из дома продуктов навезли.

Сашка встала, прошлась по комнате, снова села на кровать. Подумала про новенького. Он пришел в их группу весной. Ваня. Сашке нравилось это имя. И новенький понравился. Они уже несколько раз садились вместе на лекциях. Разговаривали. Ваня даже пригласил ее погулять, когда она захочет. Но Сашка пока не ответила согласием.

А до этого к ней Колька Шмаков подкатывал. Но Колька ненадежный. Говорят, он сразу с несколькими девчонками встречается, и не из их техникума. А парней у них в геолого-разведочном намного больше, чем девчат. Выбор есть, и вообще — учиться надо, сессия скоро. Остальное успеется.

Вечером пришли девчонки из кино. Возбужденные, смеющиеся. Снова пожалели, что Сашка не пошла с ними. Начали рассказывать о своих «приключениях», про фильм и об актерах.

Сашка немного успокоилась, но ночью долго не могла заснуть, ворочалась. А под утро приснился ей странный, неприятный сон. Будто поднимается она, бежит по ступенькам на пятый этаж — там ее мама ждет. А ступеньки всё не заканчиваются и не заканчиваются. Сашка устала бежать, перешла на шаг. Потом увидела незнакомую женщину и спросила: сколько этажей в доме? А женщина внимательно посмотрела на нее и ответила, что сто и идти ей еще долго. Сашка испугалась: как же мама, ведь она ждет ее? Дождется ли?

Утром в понедельник Сашка буквально соскочила с кровати. Раньше всех пошла в техникум, но не на занятия, а в деканат — отпроситься домой. Деканша удивилась — только из дома все приехали, — но отпустила. И Сашка поехала в Вешки. Она бы поехала, даже если бы ее не отпустили.

Настя поднялась на крыльцо, прошла через сени к двери в комнату, открыла ее, да так и осталась стоять на пороге, удивленная и растерянная. На полу валялись вещи, выкинутые из шифоньера. Там, на третьей полке, под бельем, лежала ее пенсия, недавно полученная. Икона, всегда стоящая в правом углу у стола, исчезла. Увидела Настя и открытую шкатулку, где хранились документы и письма сына, теперь разбросанные на столе. Посреди комнаты метался Юрок. За спиной у него уже висел рюкзак, а в Настину корзину он складывал продукты.

— Ты что это делаешь, Юра? — негромко, беззлобно спросила Настя.

Юрок, небритый, припухший после вчерашнего, с бегающим взглядом, повернулся в сторону Насти, поморщился, сплюнул, но ответил:

— Уезжаю я. Вот вещи собрал.

— Уезжаешь — уезжай, а мои вещи оставь.

Юрок поправил лямку рюкзака на плече, подхватил корзину и пошел к двери.

Сашка сначала шла торопливым шагом по деревне, потом побежала.

Деревенские, козырьком держа руку у лба, всматривались: кто это бежит? Переговаривались:

— А, кажись, Настенина дочка, Сашка.

— А чего бежит? Случилось чего?

— Не пущу! — Настя решительно захлопнула дверь и осталась стоять возле порога.

— Пусти, бабка! По-хорошему прошу — отойди.

Глаза у Юрка налились злобой. Он замахнулся, но не ударил. Настя отшатнулась, но с места не сдвинулась. Тогда Юрок шагнул ближе и ударил наотмашь, буквально убирая Настю со своего пути. Она упала и ударилась головой о спинку кровати.

В это время дверь распахнулась, и в комнату, лишь на секунду задержавшись на пороге, влетела Сашка и прыгнула на Юрка. От неожиданности тот попятился и упал, увлекая за собой девушку.

Они катались по полу. Рюкзак мешал Юрку разделаться с девчонкой. Но ему удалось подмять ее под себя. В это же мгновение шабашник обмяк и повалился набок. Это Настя, собрав все силы, встала, схватила стоявшую у печки кочергу и обрушила ее на голову Юрка.

Вечером, когда участковый, составив протокол, увел Юрка, когда ушли сочувствующие соседи, Настя легла на кровать, а Сашка примостилась рядом.

— Мам, ну что же ты? Ну как так вышло? Зачем ты этих шабашников к нам взяла?

Настя молчала, прикрыв глаза. Она и сама не понимала — как так вышло.

— А если бы что случилось с тобой, мам? — всхлипывала Сашка. — Ты же у меня одна. А как же я-то потом? Он ведь тебя убить мог!

Чтобы Сашка утихомирилась, Настя решила повернуть разговор:

— Саш, а как ты… узнала? Приехала… — удивилась она.

— А еще в воскресенье, мам, у меня настроение испортилось. Не могла понять, что со мной. Сижу одна в комнате и ни читать, ни еще чего делать не могу, — начала, немного успокоившись, рассказывать Сашка. — Потом, ночью, сон вижу: будто бегу к тебе по лестницам, а этажи все не кончаются и не кончаются… А утром собралась — и к тебе. — Сашка утихла, вспоминая события последних суток, потом снова начала «ругать» мать: — Нет, ну чего ты его не пускала? Ты бы и не справилась с ним. Ну взял он деньги, икону, и ладно! Я на практике подзаработаю. И в старом бы пальто проходила, подумаешь. А корзина вообще…

Настя вздохнула, повернула лицо к дочери, взяла ее за руку.

— А сама-то зачем с ним сцепилась? Хорошо, что я очухалась.

— Так я дверь открываю, вижу — ты лежишь на полу. А потом и не помню, как всё получилось. Такая злоба на меня накатила!

— Вот и я разозлилась: икона — это святыня, вера наша. И память о моей матери. Она рано умерла, и не помню ее, только икона эта и осталась. Корзина — память о муже. Николай эту корзину наказывал беречь. А я бы не сберегла. Василек, сынок, маленьким таскал ее, — голос у Настены задрожал, но она не дала волю слезам. — А деньги… В следующем месяце опять пенсию принесут. У соседей перехватить могу, если что. Из-за денег я бы и не стала… А как без памяти?..

Обе притихли, помолчали. Потом Настя спохватилась:

— Тебе завтра на занятия ехать! А я тут разлеживаю. Давай-ка ужин готовить. С собой чего возьми. Сумку собери. И Вардана нет. Наверное, ушел к своим ночевать.

— Мам, может, я еще на денек останусь? Ты как? — спросила Сашка, проигнорировав заботу матери о Вардане. Хватит с нее шабашников.

— Ничего со мной не станется. Шишка на голове, и делов-то.

Рано утром Настя провожала дочь в город. Голова у нее немного кружилась, но это ничего, это пройдет.

Сашка обняла мать и поспешила на остановку, а Настя, перекрестив ее, всё стояла, смотрела, пока дочь не скрылась за поворотом.

Еще не раз Настя будет провожать дочь, не раз стоять перед иконой зимними длинными вечерами, молиться и за Сашку, и за ушедших родных, и за весь род человеческий.