Добрым словом и пистолетом

— Башмаками не одарили.

— Но чем-то же одарили? Или только лицо расцарапали?

— Чем-то.

Саэрос посмотрел теперь другим взглядом: внимательно и цепко — наверное, разглядел что-то, уяснил для себя и потому удовлетворенно — без поддевки уже — спокойно кивнул.

— Ну и хорошо.

Нахрапом во дворец они соваться не стали — передумали в последний момент. Со стороны площади Хирилорн стояло такое плотное вооруженное оцепление и мелькали такие угрюмые лица, что общего недолгого размышления хватило, чтобы прийти к общему же выводу: может, с очередным упрямым офицером договориться и получится, но займет это немало времени. Поэтому «Глаурунг» на площадь даже въезжать не стал — остановился возле предпоследнего поста, и Белег один пошел стучаться в высокие, начищенным стеклом сияющие двери ресторана «Махаон». Ресторан для посещения был, разумеется, закрыт, но в том, что на стук кто-нибудь да откроет, можно было не сомневаться: к статусу самого роскошного заведения столицы с самыми роскошными интерьерами, самым вычурным меню, самой вышколенной обслугой, готовой немедленно воплотить любой каприз любого гостя, — к этому статусу прилагались и разные граничащие с излишествами удобства, в том числе стоящий в мягком холле телефонный аппарат.

Перед тем как поехать в сторону дворца, они еще постояли в потемках Верхнего города: Белег и Турин отъехали от «Хромой собаки», подобрали на соседней улице убредшего вперед Настройщика и, попетляв еще немного, притормозили в тихом переулке.

— …давай-ка мы на берегу проясним — не в качестве угроз или чего-то такого, а чтобы лишних иллюзий у нас с тобой не было, — произнес голдо, когда устроился сзади на сиденье и предложил для простоты звать себя не прозвищами, а очередным выдуманным именем — «Нолмэндил». — Знаю, что вы на Амон-Эреб договорились, но поручиться сам не могу, а тем более не поручусь за сокровенные твои мысли. Поэтому так: если Камень попадет ко мне или к кому-то из моих ребят, он сразу отправится по известному тебе адресу. А если кто-то с вашей стороны попробует мешать — дело примет иной оборот.

— Если.

— Что?

— Если попадет.

Нолмэндил тихо усмехнулся. В темноте он почти сливался с черным сиденьем: светились манжеты и воротник рубашки, расслабленные на коленях кисти рук и чуть выступающее из тени лицо.

— Разумеется. Если не попадет — что ж, наши лорды пободаются еще.

— Эта штука правда того стоит? Чтоб за нее бодаться? — не сдержавшись, спросил Турин.

Он сидел, извернувшись на водительском сиденье, и, щурясь невольно, высматривал в потемках голдо. Белег смотрел через зеркало.

— «Штука»? Да, эта штука определенно стоит дороже пары-другой разбитых лбов, господин Турамбар.

— Просто потому что светится? В отличие от любого другого брульянта?

— Посетую, что это весьма примитивное объяснение, но самую суть вы уловили верно: она светится. А за что же и стоит побороться, как не за свет?..

— Чтобы потом упиваться в одно лицо? Нет, — опередив, Турин мотнул головой, заслонился ладонью, — понятно, король Тингол так и поступил — запер камешек в железную коробку и посматривал на досуге. Но я не про то — не чтоб осуждать или нет. Мне больше интересно, какой тут личный резон. Зачем подставлять голову, чтобы кто-то другой занимался ровно тем же.

Нолмэндил молчал и не двигался, с интересом рассматривая его, — глаза тоже недвижно блестели в темноте.

— Похвальная пытливость, господин Турамбар. Я бы с большой радостью провел с вами обстоятельную беседу на эту тему. О том, почему нам так важно вернуть Сильмариллы, почему так будет лучше для всех — для всего Эндорэ — и почему вы ошибаетесь в своих мыслях о железной коробке. А заодно нам бы стоило поговорить и в целом: о природе света, о его ценности в нашем затененном мире… И почему стремление к нему — единственный способ выжить во мраке.

— К нему ли, — без вопроса в голосе добавил Белег.

— О, я понимаю подтекст твоих сомнений!.. Верно, одним стремлением сыт не будешь, надо питать себя чем-то еще. Мудрые и добрые предлагают надежду. Это верный огонек, не спорю, но все же часто слишком слабый и тусклый. Бывает нужно что-то поярче. Из одной только светлой надежды глотку никому не вырвешь — а такое тоже порой требуется.

— И чем же вы себя питаете? Скрежетом зубовным?

— Ну-ну, господин Турамбар, вы натура деятельная, живая, вам и самому легко представить спектр эмоций… Я воздержусь, а то господин Куталион решит, что я переступаю неписаные границы … Белег, ты скажи, если наш обмен мнениями затянулся и пора перейти к делам насущным.

— Скажу, — произнес Белег и замолчал, глядя в окно, в сторону во мраке тонущего тротуара.

Там, у самой стены дома, трепался на сквозняке придавленный чем-то газетный лист и двоил свое отражение в стекле маленького подвального окошка.

— Скажу, что сильное пламя пожирает само себя. А на пепелище сопротивляться мраку невозможно.

Нолмэндил тихо рассмеялся.

— Надо же, мы ступили на тропу ярких, но приевшихся метафор!.. Что же, позволь заметить: на этот счет у тебя чисто теоретические суждения. Что такое настоящее пепелище, даже ты не представляешь: вам выпало лишь в щелочку на него взглянуть. Совершенно искренне не желаю подобной участи, но если вдруг — помяни мое слово: на голом пепелище стоится тверже. А свет Сильмариллов, господин Турамбар, и есть надежда — залог того, что потом все снова зазеленеет. И уже для всех.

Они посидели еще — в темноте и в молчании. Снаружи звуков тоже почти не доносилось: долетали только очень приглушенные, еле различимые за бронированным кузовом шумы автомобильных двигателей со стороны бульвара, скрип оконных и дверных створок где-то поблизости, да один раз переулок перебежали двое — мужчина и женщина, остерегаясь, озираясь, сразу сунув в замок заготовленные ключи.

Белег взглянул на хронометр.

— Ладно, довольно, — тут же донеслось с заднего сиденья. — Думаю, мы прояснили: никто не желает Дориату судьбы Хитлума и Ард-Галена. Но и совсем благотворительностью заниматься мы не будем. Как и договорились, готов поделиться с тобой всей собранной информацией, а еще готов сделать предложение — но это уже не тебе.

Саэрос выбежал из дворца спустя двенадцать минут после телефонного звонка. Действительно выбежал — даже шейный платок сбился набок, и угол его развевался шелковым лиловым всполохом.

На звонок после изрядного количества гудков ответил секретарь и начал что-то недовольно говорить о том, что «господин казначей сейчас занят, и вы можете потом…»; Белег оборвал его резко и резко скомандовал разыскать господина казначея сию же минуту и передать ему следующее, а вот если этого сделано не будет — секретаря ждут вполне определенного вида последствия (тут пришлось употребить доходчивое выражение из лексикона самого Саэроса, и ждущий в стороне метрдотель виду не подал, даже не вздрогнул, но от чопорно неподвижной его фигуры повеяло негодованием).

Что именно сыграло решающую роль — обещанные кары или собственная сознательность казначейского секретаря — осталось неведомо, но сообщение достигло адресата в кратчайшие сроки.

— …никак ты нашел себе нового помощника? По такому случаю и форменная одежда? — все в том же легком возбуждении интересовался Саэрос, когда они вчетвером прошли через двойное оцепление, принявшее не столько предъявленные документы, сколько сопровождающего и его емкое «Это со мной».

— Можно сказать, на испытательном сроке, — в тон откликнулся Нолмэндил. Он быстро шел с ними в ряд и успевал с подчеркнуто заинтересованным видом крутить по сторонам головой и засматриваться на парадное убранство. — Рассчитываю зарекомендовать себя с выгодной стороны.

— Вот так новость! Уж не дум…

— Господин Нолмэндил — коллега по другой части, — перебил Белег, и Саэрос, сбившись с шага, взглянув искоса, резко сменил траекторию — отшатнулся от голдо, словно ошпарившись.

Оставшийся путь по дворцу проделали молча.

***

В тот раз Тингол орал так, как до этого орал лишь дважды в жизни — когда узнал правду об Альквалондэ и когда узнал о побеге дочери.

Началось с совещания. Его можно было бы назвать обычным, но все же обычным оно было не вполне: присутствовал весь Малый совет, все высшие военные чины, командующие отдельными пограничными пунктами, отдельными гарнизонами и участками; полным составом пришли члены специального комитета от Государственного собрания, Орофер как его председатель; главы административных районов королевства, а еще представители фалатрим, лаиквенди и авари. Стремительно приближалось лето, а вместе с летом — давно планируемая большая голодримская кампания.

— …таким образом подытожу: Граница и приданные ей в усиление части уже переведены в состояние повышенной готовности и в случае обвала фронта и встречного наступления по любому из направлений будут способны выдержать натиск. Переброска уже определенных дополнительных резервов из мест дислокации отработана и займет не больше двух часов. Прикрытие городов и ключевых населенных пунктов, а также путей сообщения обеспечивается полностью, — закончил свой доклад командующий Гилрэс и упер в пол длинную резную указку. На большой карте у него за спиной пестрели стрелки, цветные прямоугольники и круги с эмблемами родов войск, полков, а еще с гербами и особыми метками. Впрочем, не слишком подробными.

— Что ж, — Тингол слушал его особенно внимательно, хотя в кресле, как всегда, успел повертеться, поерзать и сейчас устроился в позе совсем вольготной — сполз на сиденье, вытянул вперед ноги и беспокойно подергивал носками сапог. — Звучит все обнадеживающе. Может, кто покритикует? Вопросы умные задаст? Нет?.. Тогда возвращайся к нам, Гили.

За столом зашевелились, поворачиваясь обратно от карты к собственным записям, зашептались приглушенно, забормотали. Совещание, в общем, уже не предполагало каких-то принципиальных споров, важных решений и резких смен планов: все доклады предварительно полежали на сукне в профильных ведомствах, потом побывали в руках у Тингола, и целью сегодняшнего собрания было скорее подведение итогов, сведение их воедино и окончательное разъяснение всех важных приготовлений к любому исходу грядущей кампании.

Ордиль локтем тронул Белега, не поворачивая головы, на волос подвинул перед собой серую папку без подписей. Про эту папку Тингол знал, но окончательную версию содержимого ему еще не показывали.

На месте докладчика уже появился Саэрос и теперь наблюдал, как куда более рослый его заместитель вешает поверх карты скрепленные листы графиков и схем. Дождавшись, начал: привычно без приветствия, без покашливания и без вступления, и сразу — без записей, без заметок — принялся сыпать цифрами, процентами и сравнениями, ссылаться на данные прошлых лет и тут же делать прогнозы на будущее. За столом Совета чуть приуныли, а Тингол снова заерзал в своем кресле. Белег кивнул Ордилю, и тот послал папку по рукам.