Добрым словом и пистолетом

— Скажу, — Белег забрал с прилавка ключи, огляделся еще раз и пошел к выходу через подсобку, — что почти уверен: так и было.

Они вышли обратно во двор. Там было все так же пусто и тихо, только горели окна флигеля, падал на крыльцо желтый свет из его распахнутой двери и мягко светилось выходящее на эту сторону окно в квартире Халардона. Белег запер дверь, а Турин хотел что-то добавить, но промолчал, только мрачно переглянулся с Тиглданом.

— Что с твоей подопечной?

— Лежит… Доктор серьезный, лечит. Обругал меня, дурака старого. Сказал, сразу надо было в больницу, а теперь… А я-то, знаешь, в больницу нашу не очень верю. Мне как-то один доктор там прямо сказал: страшно с вами, людьми, дело иметь — лечишь одно, а вы от другого — раз! — и помрете. Руки, говорит, опускаются.

— Этот не пугливый.

— Я уж заметил… Сказал, до утра дотянет — поживет еще, — Тиглдан опять поскреб щеку, понюхал ладонь, обтер и тут же спохватился, стал отряхивать чужую рубашку. — Вот, одежу мою отобрал, эту сунул и умываться выпроводил, еще какой-то дрянью велел обтереться. И выгнал — проветривайся, мол, а то и другие детишки тоже заболеть могут… А я только что-то не понял: сколько тут детишек у вас да чьи они? Вроде и эльфятки, смотрю, и человечки, и возраст какой-то…

— Долго рассказывать.

После Нирнаэт беженцы из Митрима попадали в Дориат и посуху, и по воде — капитан Келентир среди прочих сутками напролет вывозил их на своем буксире по Тейглину. И так получилось, что сначала принес домой к молодой жене и недавно родившемуся сыну двоих — дор-ломинских погодок, брата и сестру (они уже выросли — парень тоже работал в порту, девушка на ткацкой фабрике, и оба снимали теперь маленькую квартирку по соседству, а в Кирпичный проезд часто заходили в гости). Потом появился эльфийский младенец — темненький, крикливый, закутанный в одну лишь мужскую рубашку, без нашивок, без булавок, без каких-либо следов. На пути его несколько раз передавали с рук на руки, и где-то там сгинуло и имя, и происхождение, и только по тому, что мальчонка рос не в пример шумным и задиристым, решили, что должна быть тут где-то голодримская кровь. Потом через несколько лет появились сразу три девчонки. Не из одной семьи. Они жили в приюте на самой границе с Бретилем и каждый раз, завидев буксир, выбегали махать ему. Почему — сказать не могли, но воспитательница по бумагам посмотрела, что всех трех когда-то вывезли как раз рекой, так что… Так что однажды Келентир забрал всех трех. Потом…

Сейчас в восьмой квартире жило восемь детей, и, хотя Тармивэль родила только сына, все остальные — и те, что выросли уже, — называли их с Келентиром матерью и отцом и были усыновлены совершенно официально.

— Понял… — покивал Тиглдан и поскреб плешивую голову. — Только я, выходит, теперь без дела оказался. Говори, что надо.

Белег отвернулся, посмотрел в черный проем подворотни; с улицы, из города, близкого шума не доносилось — Кирпичный проезд будто затаился, закрылся створками запертых ворот и задернутыми шторами, замер, но откуда-то издалека, снова из центра, снова едва различимо донеслись выстрелы: «Бах», «Бах», «Бах»… «Щелк-щелк-щелк» — повторил за ними револьверный барабан.

— Опиши еще раз тех двоих, кого видел в Заречье, — мужчину и женщину. И подумай: не было ли разговоров, что у вас прибавилось эльфов. Или просто часто мелькал кто-то непривычный.

— Эльфов… — задумался Тиглдан, — не сказал бы. Не слышал. Так-то живут. Считай, маленький закуток свой. Там сейчас ребята твои шороху навели, кое-кого прибрали, а кто успел — смылся. Митримцы по большей части, но может, и еще кто. У кого с документами неважнецки. А что до тех твоих — ничего особенного… Слушай.

Полный или хотя бы частичный набор документов можно было просто купить на хорошо нарисованных бланках: умельцев хватало, но серьезной проверки такие бумаги не выдерживали, а в местах, где их лишний раз не спрашивали, легко было попасть под визит полиции; можно было выправить вполне настоящую справку беженца из какого-нибудь Бритомбара или Эглареста, заплатив фалатримскому посреднику сумму побольше — к этому способу чаще прибегали хитлумцы. А можно было разориться и задним числом получить самое настоящее подданство Ард-Галена, Тол-Сириона или, если водились совсем уж лишние деньги, целого Нарготронда. Впрочем, чтобы потом попасть с этими документами куда-то в солидную контору, не говоря о государственной службе Дориата, предстояло пройти особую проверку, и там одних только бумаг было бы мало — требовалось надежное личное поручительство и еще какие-нибудь свидетельства, которые обязательно проверяло разведуправление.

— …нет, Белег. Про тех двоих — да, все выложил. А еще про кого и говорить не буду, не знаю.

— Господин Куталион! — прервав разговор, из флигеля выглянула ниссэн Авриль. — Господин Турамбар, господин…

— Тиглдан. Не господин.

— Господин Тиглдан, — улыбнулась ниссэн Авриль — мягко и устало, — ужин уже накрыт и накрыт на всех. Идите скорее, не вздумайте со мной спорить.

В большой, как всегда нарядно убранной столовой собрались почти все соседи. Не было ушедшего на свой пост Идмо и капитана Келентира (тот и не приходил с суток на буксире, а ниссэн Тармивэль через силу улыбалась и успокаивала детей и только с затаенной надеждой посмотрела на Белега, но, конечно, никаких новостей от него не получила); не было оставшегося с девочкой Халардона; не было братьев-студентов (про них споро рассказала ниссэн Ливиэль: накануне вечером оба собрали по маленькому чемоданчику и улизнули, ничего никому не пояснив — видно, сочли за благо вернуться под родительский кров).

На обеденном столе по всем правилам сервировки уже выстроились в ряд тарелки и приборы, бокалы и стаканы, графины с водой и с ягодным морсом, салфетницы, подставки под горячее; непроницаемая нис Акдис половником из большой фарфоровой супницы разливала по тарелкам мясное рагу, нис Дорвэн щипцами раскладывала по плетеным корзинкам ломти хлеба и маленькие пухлые булочки, а ниссэн Ливиэль и госпожа Йорвен рассаживали возвращающихся с вымытыми шеями и вымытыми руками детей. Атмосферу почти праздничного застолья нарушали только слишком отчетливо непарадный вид едоков и общая очевидная настороженность.

Белег, Турин и Тиглдан спорить не стали: прошли и сели на свободные места. Напротив господин Гвириэль воодушевленно растолковывал сестре Ниниан свой план по вылазке в центр города, мастер Гуин сел подальше и упорно отводил взгляд. Госпожа Йорвэн и ниссэн Ливиэль наконец всех рассадили, сами уселись и продолжили обсуждать последние события, а мастер Сормас между ними крутил головой и только поддакивал то одной, то другой…

Постепенно расселись и все остальные.

Разговоры о произошедшем и происходящем как-то сами собой, будто по молчаливой договоренности, свернулись и потекли в подчеркнуто мирном русле: на всякие беззаботные, каждодневные темы вроде погоды, урожая, соседских сплетен и анонсов грядущего (и пока официально не отмененного — никто и не вспомнил как будто) Праздника урожая. Мясное рагу было вкусным и пришлось кстати, и Белег даже не стал возражать, когда все такая же сурово-безмолвная нис Акдис поднялась и разложила добавку — и ему тоже. Тиглдан рядом ел медленно и как будто стесняясь: низко наклонял голову, берег чужую рубашку и кое-как пережевывал щербатым ртом. Зато Турин обе порции смолотил моментально, начисто подобрал подливу, доел весь хлеб в корзинке и удовлетворенно замер, откинувшись на стуле. Только когда Белег сам отодвинул тарелку и повернулся обсудить дальнейший план, то понял, что молодой человек спит.

19 часов 28 минут

— Больно? — спросила сестра Ниниан, понажимав на ребра.

— Нет.

— А если честно? — спросила снова и нажала сильнее. Белег вздрогнул. — Так-то… Знаете, господин Куталион, кто только хуже пациентов-мужчин? Мужчины-эльфы.

— Будете срывать на мне досаду? — уточнил Белег.

Сестра Ниниан, отражаясь в застекленной рамке с пейзажной акварелькой на стене холла, закатила глаза и подтолкнула его в шею.

— Не вертитесь, — и потянулась к раскрытой на буфете медицинской сумке, стала там что-то искать.

После ужина Белег все-таки растолкал Турина и заставил выйти из столовой в холл — перебраться на стоящую там кушетку, а сам застыл в размышлениях — времени катастрофически не было, но и ему стоило подремать час-полтора где-нибудь в углу. Но прежде чем он успел что-то решить, попался сестре Ниниан: пристроив господина Гвириэля помогать ниссэн Тармивэль с детьми (а может, наоборот, сдав его самого под присмотр детей), она подошла вдруг, дернула за рукав и сообщила, что обгорелая дырка и разошедшийся на пиджаке шов ее не волнуют, но вот следы ботинок на спине вызывают чисто профессиональный интерес.

— Сидите так, — велела спокойным голосом.

Что-то там, позади, металлически скрежетнуло, густо запахло жирным травяным запахом мази, и последовало уверенное, но осторожное прикосновение — сперва еще болезненное, но быстро сменившееся приятной успокаивающей прохладой. Белег послушно сидел, прикрыв глаза и уткнувшись лбом в сложенные на спинке стула руки.

— Что, неужели без дежурных шуток?

— Развлечь вас шуткой?

— Не обязательно. Это я приготовилась дежурно ответить. За последнее время привыкла в больнице к штатным острякам.

— И как положено ответить?

— «Нет, к убогим муж не ревнует». Посидите минуту, пусть впитается. Хотя… Этой рубашке все равно пора в стирку.

Она отошла, взяла загодя намоченную салфетку, стала методично вытирать руки. В этот момент из столового зала, возвестив о своем приближении глухим стуком клюки, выплыла госпожа Йорвен; увидев их, замерла в некотором заинтересованном удивлении, поправила на носу очки и с откровенным любопытством рассмотрела сначала Белега, потом — с любопытством меньшим — Ниниан.

— Понимаю вас, милочка, — наконец проговорила она и нараспев, явно цитируя что-то, резюмировала: — «У нее была одна слабость — эльфы», — и поплыла дальше, в темноту двора. На пороге только обернулась, снова посмотрела на Белега и покачала головой, неопределенно — то ли с некоторым осуждением, то ли наоборот.

— Ну вот, кажется, моя репутация окончательно погублена…

Белег посмотрел на сестру Ниниан все в той же застекленной рамке, обернулся.

— Хотите что-то добавить?

Мазь у нее на руках, наверное, уже вся отошла, но она продолжала один за другим с силой тереть, крутить пальцы, наматывать на них салфетку и все смотрела на Белега — и задумчиво, и оценивающе.

— Про старую каргу? Нет. Про другое — пожалуй. Муж и правда не ревнует, а вот мне, на вас глядя, стало что-то неспокойно. Сделаете ему что-нибудь — выцарапаю вам глаза. Вставайте, уже можно одеваться.

Настойчивый запах мази сулил теперь долгое соседство, но вместе с тем забылись и свежие ушибы. Белег проводил удалившуюся сестру Ниниан взглядом, забрал пиджак и кобуру и, оставив Турина спать на кушетке, сам вышел во двор — пошел к парадной.