Добрым словом и пистолетом

— В какой-то степени вы правы, господин капитан Турамбар! Дело в том, что ходили слухи — разные слухи, красочные… Слухи, что достопочтенный мастер Килин, глава златокузнечной гильдии, был очень раздосадован отказом Его Величества Тингола отдать ему заказ на оправу для Сильмарилла. И замечу, многие в Квартале согласны с этим возмущением хотя бы в том, что история из разу в раз откладываемого заказа слишком затягивается, становится похожа на скверную шутку! Ходили слухи, мастер Килин делал весьма непочтительные заявления, обещал, что так просто это не оставит…

— И-и-и?..

— Я не хочу быть совсем голословным…

— Ну давайте, давайте, мастер! Начали уже, так не томите!

— Извините, господин мой капитан… Итак, я навел кое-какие справки и выяснил, кто слова мастера Килина слышал и запомнил. Узнал, что схожие разговоры велись в высших кругах некоторых других гильдий… Вы, вероятно, не знаете, но троюродная племянница достопочтенного мастера Килина приходится родной сестрой сватье достопочтенного мастера Нигзара, это нынешний глава гильдии часовщиков…

— …да-да-да, которую давно стоило бы переименовать в гильдию механиков, но вы очень держитесь традиций. Я в курсе, мастер Гуин, еще ближе к сути! — поторопил его Турин и взглянул на Белега — тот никак не реагировал, слушал молча и в исписанный листок уже не смотрел.

— Все верно, вы прекрасно осведомлены, господин мой капитан! Итак, очевидно, что мастер Килин имел определенный интерес и намерения, а еще тесные личные связи с мастером Нигзаром. А тот, в свою очередь, был подмастерьем у мастера Болина, известного ученика самого мастера Уруздара. Как видите, связь совершенно понятна и очевидна! Но я дополнил ее именами тех, кто еще мог быть вовлечен из-за своих навыков или по тесному знакомству…

— Какую помощь вы хотите получить в обмен на эту информацию, мастер Гуин?

— Ваше содействие, господин мой полковник Куталион! — живо встрепенулся мастер и тут же понизил голос, доверительно добавил: — Ваше личное содействие…

— Рассказывайте.

— Дело в том, что я хотел бы поскорее покинуть город. Однако понимаю, что в нынешней обстановке мне такое разрешение не получить, а пробираться тайком не стоит и думать — застрелят и имени не спросят… Поэтому я хочу просить вас замолвить словечко: я только хочу выехать, пока меня не убили в собственной лавке. Готов ответить на любые ваши вопросы и дать любую необходимую информацию!

— Хорошо, — Белег, не оборачиваясь, ощупью придвинул себе стул, сел, — начинайте. Лицо вам разбил лично внук мастера Нигзара или кто-то из его подмастерьев?

— Что…

— Вам удалось проникнуть в оцепленный Квартал или вы встречались где-то в городе?

— Я…

— Вы решили уехать до этой встречи или по ее итогам?

— Да что вы такое говорите, господин полковник! За кого вы меня принимаете?!..

— А вы меня? — Белег сидел, в упор глядя на мастера, а тот замер с приоткрытым ртом и с выражением крайнего возмущения, которое стало быстро меняться сначала на замешательство, а потом на откровенное смятение.

— Я… Извините, господин мой… я, наверное, не так выразился. Мы… Наверное, мы неправильно поняли друг друга… И лучше забыть об этом неловком разговоре, извините…

— Я вас не отпускал.

Мастер Гуин, уже поспешно повернувшийся к двери, замер. Глянул на закрытое фанерой окно, на проход, который заступил не понявший пока ничего, но не ставший медлить Турин. Обернулся, осмотрелся и вздохнул.

— Извините, меня, господин полковник. Наверное, это было неумно.

— Неумно.

— Жест отчаяния, — получилось «сест отсяния»; мастер потоптался на месте и остался стоять, виновато опустив и руки, и голову. — Дело в том… Поймите: мне угрожали! Ко мне заходили! Ночью пришел слуга — настоящий головорез! — от Нигзина, будь он неладен. Это, господин капитан, как раз двоюродный внук Нигзара. Это сейчас он простой торговец коллекционным оружием, а раньше владел большой мастерской по ремонту — по ремонту вооружения дориатской армии. А некоторые виды вооружения производились на фабрике, принадлежащей двоюродному брату его матери…

— Дайте-ка я догадаюсь: и именно эти самые виды чаще прочих нуждались в обслуживании.

— Совершенно верно, господин капитан Турамбар… Когда схема вскрылась, мастер Нигзар едва не потерял пост главы гильдии, и это был бы ужасающий позор для всей его семьи, поэтому скандал удалось замять… Я не знаю всех деталей, господин капитан, но вот господин полковник…

— Вы остались не в накладе, мастер Гуин, — прервал его Белег.

— Совершенно верно! Мне пришлось покинуть и гильдию, и Квартал, но я не в обиде: в конце концов, заключения для ремонта я столько лет делал, и совесть моя молчала… — он снова охотно и покаянно покивал.

— Я все равно ничего в ваших мастерах-подмастерьях и их родне не понял, но дальше-то что? Чего ваш бывший патрон такого захотел, что вы решились на редкую дурость? Денег, что ли?

— Нет, нет! Это мерзавец Нигзин как раз хочет улизнуть из города! Заопасался, что его семья замешана в случившемся, а даже если и не замешана, то ничего хорошего ждать все равно не стоит… Он хочет уехать. Наше с вами соседство не секрет, поэтому он потребовал, чтобы я договорился с вами об особом пропуске. Он бы и уехал по этим документам. А не договорюсь… — мастер Гуин крякнул и большим пальцем чиркнул себя по бороде.

Турин фыркнул.

— Не смейтесь, господин мой капитан, пока не смейтесь! Он ведь сперва предлагал посулить вам большие деньги!..

— Он или его слуга?

— Что?

— К вам приходил слуга от Нигзина или он сам.

Мастер опять замер. Белег помолчал, рассматривая его. Потом все же произнес:

— Ступайте во флигель, мастер Гуин.

Больше ничего не добавил, потому что тут скрипнула дверь из подсобки — та самая, через которую они недавно зашли со двора, — и в магазинчик заглянул явно с чужого плеча переодетый Тиглдан.

— О… Помешаю?

— Нет. Если мастер Гуин не хочет ничего возразить.

— Нет-нет, — поспешил заверить мастер и попятился к той же двери, но Белег его остановил.

— Постойте. Вернитесь сюда.

Мастер не сразу, но послушался — опасливо приблизился и замер в шаге от Белега.

— Еще ближе.

Он придвинулся еще и напрягся, словно опасаясь удара.

Белег так и сидел — на обычном деревянном посетительском стуле, свободно откинувшись на его жесткую спинку, и смотрел гному глаза в глаза. Тот явно нервничал и хотел бы отвернуться, но не решался.

— Еще ближе. Встаньте вот сюда.

Турин и Тиглдан молча наблюдали и не вмешивались — один все так же недоуменно, переминаясь в проходе, скрипя курткой; другой — по привычке ничему не удивляясь. Гном, уже только что не дрожа, встал почти вплотную — так, что их брюки соприкоснулись, — и глаза все-таки отвел. Белег медленно наклонил голову, рассматривая его, сильнее оперся на спинку стула, и тот качнулся назад, но сразу уткнулся в стенку прилавка.

— Можете идти, мастер Гуин. Пока. Оставайтесь во флигеле и не делайте больше глупостей.

Бросив взгляд на лежащие на прилавке ключи, мастер Гуин не решился взять даже их, осторожно обогнул посторонившегося Тиглдана и поспешил убраться. Ссутулившийся, вжавший голову в плечи, умалившийся в размере, он вдруг отчетливо напомнил Мима.

***

Он очнулся на полу лицом вниз в луже, как потом выяснилось, своей и чужой крови. Было темно и тихо. Двигаться было тяжело, и что причина тому — плотная сеть, в которой он весь запутался, он понял тоже потом. Тогда только попытался приподняться, но рука — правая — соскользнула в той луже, и он упал обратно — прямо на левую.

Второй раз сознание вернулось вместе со светом: лежал он уже на спине, возле лица светил карманный фонарик, и под невнятное бормотание чьи-то руки бесцеремонно обшаривали его.

— …что тут, что тут у нас, господин мой эльф? что тут, что тут… — приговаривал надтреснутый скрипучий голос, и на пол с тихим стуком отправлялось содержимое Белеговых карманов.

Он дернулся в своих путах, Мим — в свете фонарика мелькнуло испуганное лицо с всклокоченной бородой, с застрявшими в ней крошками сора, с выпученными глазами в красных прожилках; из щербатого рта пахнуло киселью похлебки и извечного самосада — Мим тоже дернулся, пошарил где-то, и на свету блеснуло лезвие.

Раздался выстрел.

Нож — или что это там было — зазвенел на полу, и Мим с испуганным возгласом метнулся прочь — так спасается от брошенного ботинка одинокая крыса.

Откуда-то донеслись шорох, тяжелое ворочание и перемежающееся стонами прерывистое дыхание.

— К-хто там… живой?.. — позвал слабый голос Андрога.

— Я…

— В… в-встать можешь?

— Нет.

— По… годи…

Очень медленно Андрог подполз из темноты, с трудом переваливаясь через темные тряпичные кучи, и кое-как перерезал — перепилил — пару ячеек сетки, а потом без сил опустил голову Белегу на плечо и, тяжело дыша, выдавил:

— …уволок-хли …нашего…

— Жив?

— Да… С-скрутили. Этот еще — просил… Сука ка-кая… же. Говорил: сразу… кончать…

Больше не сказал ничего.

Белег пролежал так еще целую вечность, с трудом растягивая шнуры сетки и часто переводя дыхание. Во рту солонило, голова отзывалась болью на всякое движение, а левая рука не двигалась вовсе; когда он все же освободился и сел, спихнув в сторону застывшего Андрога, в свете фонарика заблестели остекленевшие глаза.

Раньше ему удивительно везло: за все годы — у Озера, в Походе, в Белерианде и в самом Дориате — он ни разу не был серьезно ранен. Вывихи, ушибы, порезы, мелкие переломы — все как у всех; но ничего из того, что надолго вывело бы из строя. Даже тогда, после Нирнаэт, военврач только осмотрел его и, пусть не слишком охотно, сразу отпустил. Кто-то говорил, это большая удача; кто-то повторял суеверие — удача такая однажды уравновесится сторицей.

Руку насквозь прошило ниже локтя, и обе кости пугающе легко двигались внутри сами по себе. Дело было скверно, а с другой стороны — могло быть и хуже, но никаких других ран не обнаружилось, зато рядом на полу в аккуратной кучке лежал и «Карсид» (весь расстрелянный), и небольшой черный пистолет (тоже пустой), и снятый с руки хронометр, и заботливо вытащенное содержимое карманов: складной нож, зажигалка, немного денег, документы на имя Лорваса Валендиля Алдамиона (нандо из Нимбретиля; вполне реальная фигура), а главное — серебристая металлическая коробочка без надписей, но с выдавленным на внутренней стороне крышки цветком. В коробочке уцелели все пять ампул.

Минут через десять, когда в голове прояснилось, сил как будто прибавилось, а мешающая думать боль почти полностью ушла, Белег поднялся и осмотрелся. Первым делом соорудил повязку, а поверх нее шину, а поверх шины приладил чью-то портупею, накрепко притянув руку поперек груди. Вокруг, внутри перехода их подземного убежища, он насчитал по меньшей мере три дюжины людских трупов — кто-то погиб в перестрелке, кого-то добили уже после. Лестница на вершину Амон-Руд тоже была завалена, а все остальные обнаружились наверху. Выживших не было.