Янтарный след

* * *

Сбор дани сильно замедлил продвижение: теперь один день ехали от погоста до погоста, один день объезжали окрестные селения. Снефрид расспросила Свенельда и знала: по Ратыне ехать, с остановками, пять-шесть дней, потом небольшой переход через лес до другой реки, и по той реке еще шесть дней – до большой реки, называемой Мерянской. По ней еще около восьми переходов – и будет Силверволл. Снефрид уже немало знала о нем: по вечерам, перед тем как лечь спать, Свенельд охотно рассказывал ей об этом селении. Силверволлу было не меньше ста лет, и когда-то Тородд конунг, дед Олава, первый обложивший племя меря данью, зарыл в дубовой роще близ него огромный клад серебра – отсюда и название. Она уже знала, что хёвдинг Силверволла, Даг, носит прозвище Конунг Бобров, что у него полон дом детей: трое, уже взрослых, от первой жены, родом из Альдейгьи, и еще пять, шесть, а может, семь – от второй жены, мерянки. Старшие сыновья Дага, Арнор и Вигнир, ходили со Свенельдом в поход на сарацин и хорошо себя проявили, привезли хорошую добычу, «и теперь уже, я думаю, женились». Но охотнее всего Свенельд говорил об их сестре Арнэйд – чудной девушке с голубыми глазами, умной, доброй, милой, просто богине Силверволла. На нее они первой наткнулись в лесу, в конце прошлого лета, когда, сами того не зная, вышли к русским селениям после многомесячного пути по рекам; Арнэйд приняла их за ётунов и пустилась бежать, а они гнались за нею по лесу, пока она не обессилела…

Снефрид охотно слушала рассказы, воображая Ульвара где-то рядом с этими людьми. Он там, скоро она его увидит! При этой мысли Снефрид чувствовала воодушевление. Она с любовью вспоминала всех, с кем свела ее судьба за последний год: Эйрик виделся ей прекрасным и могучим, как сам Тор, она с благодарностью и уважением думала об Асварде и Кетиле, даже Хлёдвир, с его проказливым нравом, теперь казался ей трогательным и милым. Она будет скучать по Сванхейд и по Свенельду, когда расстанется с ним. Но ее не тянуло назад. Что-то говорило ей, что ее счастье – там, впереди.

В ту ночь дружина стояла в погосте в глухом лесу, на переходе между Ратыней и притоком Мерянской реки. Едва проснувшись, на грани сна и яви, Снефрид услышала свое имя. «Снефрид!» – шептал голос прямо у нее в голове. «Снефрид!» – подхватывал другой, но тоже знакомый.

Она открыла глаза. Чутье говорило, что уже не ночь, но совсем раннее утро, снаружи еще совершенно темно. Но она знала: этот тайный зов ей не приснился. Мягкое дуновение, будто невидимое крыло, коснулось ее лица. «Пойдем! – шептал ей голос самой темноты. – Мы ждем тебя».

С одной стороны от Снефрид спала Мьёлль, с другой – Свенельд. Стараясь их не потревожить, она выползла с помоста и обулась. Двое отроков – один у очага, другой у двери, – проводили ее сонными взглядами, когда она отворила дверь и выскользнула из дома.

На дворе тоже горел костер, дозорные сторожили лошадей. На снегу Снефрид увидела цепочку волчьих следов: они светились, будто в каждом отпечатке лежало по звезде. Идя по ним, Снефрид обогнула дом… и замерла в изумлении.

Она увидела тех, кто ее звал. Их было пятеро, и это число заставило Снефрид попятиться почти в испуге. Но тут же она взяла себя в руки. «Они найдут твой след, – сказала ей Старуха. – На земле, на воде и в воздухе».

Здесь было четверо молодых мужчин, двое чуть помоложе, двое постарше. Двое молодых были одеты в плотно прилегающие вороновы перья – один в черные, другой в белые. Тела двоих старших собратьев так же плотно покрывал волчий мех – у одного черный, у другого белый. Свободными оставались только головы с длинными волосами – у двоих черными, у двоих белыми.

А между парами братьев стояла женщина, сама похожая на звезду. В белой одежде, в кольчуге, с пышными волнами серебристых волос, с глазами, будто серебряное пламя. В руке ее было копье, и она не столько опиралась на него, сколько держалась, чтобы оставаться на земле – неведомая сила приподнимала ее над снегом, грозя увлечь в небеса.

Все пятеро смотрели на Снефрид.

– Привет и здоровья вам… дети Вёлунда, конунга альвов! – Голос Снефрид звучал довольно твердо, но душа ее трепетала.

– Привет и тебе! – за всех ответил Хравн Черный, стоявший к ней ближе всех. В его глазах и голосе сквозила непривычная грусть. – Мы позвали тебя, потому что нам нужно кое-что тебе сказать.

– Я слушаю, – скромно ответила Снефрид.

Мельком она подумала: не чтобы откусить мне голову, уже хорошо, – и в тот же миг заметила, что лицо Ульва Белого дрогнуло в усмешке, а зеленый глаз быстро ей подмигнул.

– Всеотец отправил нас всех к тебе сегодня, – продолжал Хравн Белый. – И вот что он сказал. На всем этом пути его взор и его мысль были с тобой, Снефрид Серебряный Взор. Сопровождали тебя на каждом шагу. Ты внушила восхищение Всеотцу: твоя отвага, присутствие духа, ум, стойкость, гибкость, дружелюбие… и, конечно, красота. Такая женщина, как ты, украсила бы строй валькирий. Ты достойно боролась за свою покровительницу, Невесту Ванов, но пора тебе понять: Всеотец не проигрывает.

При этих словах у Снефрид возникло безнадежное чувство, будто она уперлась в стену из льда: прозрачную, но непреодолимую. Она забралась так далеко, и что же – дальше пути нет? Край света – здесь?

– Ты умела выбирать себе таких покровителей, – очень низким, рычащим голосом продолжал Ульв Черный, – которым Всеотец не мог желать поражения. Эйрик, Олав, Свенельд – все это его люди. Даже Хлёдвир отчасти имеет право на его покровительство. Ты помогала им, Всеотец помогал тебе. Ты доказала, что не имеешь себе равных среди женщин, но бороться с Всеотцом не по силам даже Фрейе.

– Ты сделала достаточно, чтобы заслужить высшие награды, – заговорила Скульд, и ее голос был холоден и звонок, будто серебро на морозе или звездная капель. – Всеотец даст тебе эти награды, если ты не будешь упрямиться и покоришься его воле. Тот, кто следует воле Всеотца, вознесется. Тот, кто противится ей – будет разбит. Вернись, и Всеотец сделает тебя королевой свеев. Чего больше ты могла бы желать?

– А если я не вернусь? – тихо спросила Снефрид. – Что будет тогда?

– Я не знаю, – спокойно сказала Скульд. – Будущее сплетается из тысяч и тысяч выборов, которые делаются людьми каждый миг, а корни этих выборов лежат в далеком прошлом. Ни боги, ни норны не могут предсказать последствий всех этих выборов. Мы лишь следим за тем, чтобы каждый пожал плоды своих решений.

– Я не верю, что Один видит настоящего соперника в смертной женщине, которая всего лишь хочет быть со своим мужем, как тысячи и тысячи обычных женщин, – мягко сказала Снефрид. – Это было бы для него слишком мелко.

Волки ухмыльнулись, как ей показалось, одобрительно.

– Ты – лишь орудие в руках его настоящего соперника. Соперницы, – Скульд многозначительно прищурила свои серебряные глаза. – Но ей ничего не грозит. Она то выигрывает, то проигрывает, эти игры забавляют Всеотца, а до Затмения Богов у него еще много времени. Но у тебя времени мало. Ты должна решить сейчас. К следующей ночи будет поздно.

«Неужели в этот раз ты пытаешься переиграть меня, дорогая?» – вспомнился Снефрид голос, полный веселого удивления и снисходительной любви.

«Пытаюсь», – мысленно ответила она.

– Если я – оружие Фрейи… Могу ли я отступить, пока она сама не решит сложить оружие?

– У тебя есть собственная воля!

– Фрейя любому бедняку дарует величайшие радости, способные сделать его жизнь счастливой, а богатых конунгов и прославленных воителей награждает тем, без чего ни богатство, ни слава не имеют цены.

– И порой расплата за эти ее дары – смерть!

– Смерть имеет значение только там, где есть любовь. Не будь любви – кому в радость была бы жизнь?

– Ты вольна отказаться, но тогда… мы больше не увидимся, – с явной грустью сказал Хравн Черный. – Всеотец запретит нам впредь говорить с тобой и помогать тебе.

– Я навсегда сохраню благодарность к тебе… к вам. – У Снефрид выступили слезы, сердце защемило. – Ни у кого на всем свете нет и не было таких прекрасных прапрадедов… сразу четырех.

Волки и вороны ухмыльнулись, но их бессмертные глаза тоже затуманила грусть.

– С этого мгновения с тобой останется только она. – Слова Скульд падали, будто замерзшие звезды. – Увидим, хватит ли у вас сил соперничать с волей Всеотца. А ведь он не желает зла… ни одной из вас.

«Он всего лишь желает подчинить нас, – мысленно ответила Снефрид. – Запугать меня и заставить повернуть назад, чтобы и ее подтолкнуть к отказу от поиска. Тогда он завладеет ею».

Снефрид понимала: с Всеотцом ей не тягаться. Но все ее существо противилось мысли из страха предать Фрейю. Ведь если сама богиня любви утратит надежду на любовь, чем она поможет смертным? Чем скрасит их недолгий, полный борьбы путь? Такое предательство уж верно приблизит Затмение Богов.

– Прощай, – холодно сказала Скульд.

– Прощай…

– Прощай…

В голосах братьев слышалась грусть. Один за другим они исчезали – сперва Скульд, потом Ульв Белый и Ульв Черный. Хравн Черный долгим взглядом смотрел на Снефрид, не в силах отвести глаза, но потом Хравн Белый прикоснулся к его плечу – и они исчезли разом.

Снефрид еще постояла, глядя на то место, где от ее пяти гостей не осталось никаких следов – ни звериных, ни человечьих. Потом ощутила, что замерзла, и пошла назад. В доме пылал яркий огонь, отроки налаживались варить кашу. «Где Снефрид? – взывал раздосадованный голос Свенельд. – Ее что, ётуны украли?»

Предстоял еще один день пути через зимние леса, еще один шаг к Силверволлу – Полям Серебра…