Из истории культуры древней Руси

* * *

В процессе поиска пришлось вплотную заняться анализом киевского и черниговского летописания второй половины XII в. Это оказался наименее разработанный участок русской исторической литературы. Было установлено, что в Киеве в самом конце XII в. при дворе великого князя Рюрика Ростиславича была создана сводная летопись, охватывавшая несколько столетий русской истории и доведенная до 1198 г. В руках составителя этого летописного свода была целая библиотека летописей, написанных в монастырях, при разных княжеских дворах. Вот этот-то разнородный исходный материал и потребовал длительного анализа; хотелось выявить отдельных авторов-летописцев, выяснить их характер, их отношение к своим современникам, их оценку событий. Летописный свод 1198 г., к нашему счастью, был плохо отредактирован, его составитель не стремился сглаживать стиль, уничтожать противоречия — он просто собрал все выписки, кое-что сократил, расположил в хронологическом порядке и переписал. Поэтому в киевском своде 1198 г. (Ипатьевская летопись) мы видим пеструю мозаику языка, стиля, оценок. Летописцы враждовавших князей, оценивавшие одно и то же событие с самых противоположных позиций, оказывались здесь рядом, и мы как бы слышим их голоса, присутствуем при восхвалении и злобном порицании одних и тех же исторических лиц. У каждого летописца своя манера, свои симпатии, иногда даже свой диалект, по которому можно догадаться, из какого он города родом.

В результате мне удалось предположительно выявить нескольких летописцев второй половины XII в., которые были современниками (иногда единомышленниками, а иногда врагами) автора «Слова о полку Игореве». Все они, к сожалению, безымянны, но ученые давно уже научились преодолевать эту средневековую анонимность: если летописец, говоря о ком-либо в третьем лице, сообщает о нем слишком много подробностей, то очень вероятно, что в этом случае летописец говорит о себе, называя себя «он». Все имена летописцев условны.

Так вот, выявилось шесть летописцев — современников автора «Слова».

Поликарп — летописец князей «Ольговичей» (главным образом отца Игоря), человек бесталанный, склонный к хозяйственным записям; он подробно описывал, что пограбили враги у его князя, сколько копен сена сожгли, сколько угнали стадных кобыл.

Кузьмище Киянин — придворный Андрея Боголюбского и горячий сторонник этого князя, оставивший подробную и полную драматизма повесть об убийстве Андрея. Жил и писал он в Боголюбове и, возможно, в Чернигове, а в Киев попала лишь его рукопись. Уснащал свой текст церковными изречениями.

Петр Бориславич — летописец «Мстиславова племени»: сына Мстислава (Изяслава) и двух его внуков (Мстислава Изяславича и Рюрика Ростиславича). Большой знаток военного дела, дипломат и один из лучших летописцев XII в., документировавший свой рассказ копиями княжеских договоров, княжеской перепиской, дневниками походов. Совершенно лишен придворной льстивости.

«Галичанин» — молодой летописец, работавший, вероятно, под руководством Петра Бориславича при дворе Рюрика. Составил повесть о походе Игоря в 1185 г., в которой стремился выгородить, оправдать неудачливого князя. В повести много поэтических мест. Очень внимателен к шурину Игоря — Владимиру Галицкому.

Летописец Святослава Всеволодича (он так и остался анонимным). Церковник, писавший тяжеловатым языком, неумеренно льстив, враждебен (как и его князь) к Игорю. Во время соправительства Святослава и Рюрика (1176–1194 гг.) Петр Бориславич широко пользовался летописью этого автора.

Моисей — игумен Выдубицкого монастыря в Киеве. После Петра Бориславича был придворным летописцем Рюрика Ростиславича. Им написаны (это выявил еще историк М.Д. Приселков) некрологи всех Ростиславичей, братьев Рюрика, и составлен фундаментальный летописный свод около 1198 г., куда вошли труды всех перечисленных выше летописцев. Сам Моисей отличался склонностью к церковной поэзии. Им составлена хвалебная речь в честь Рюрика, которая исполнялась монахами на празднике как кантата «едиными усты».

Таковы самые краткие характеристики шести летописцев, которых мы должны сопоставить с автором «Слова». Нам хочется, прежде всего, приглядеться внимательнее к двум летописцам-поэтам — «Галичанину» и Моисею: так как с кем же и сравнивать поэта, как не с поэтами? Но здесь нас ждет полное разочарование: это не та поэзия, которая так покоряет в «Слове о полку Игореве»; здесь церковное витийство, связанное с идеей покаяния (повесть о 1185 г.), или витийство церковно-философского содержания, прославляющее мудрость бога и сочетающее это с непомерной лестью князю (кантата Моисея).

По этой же причине отпадут еще три летописца: Поликарп, игумен Киево-Печерского монастыря, любитель церковных сентенций и церковного календаря, и летописец Святослава, перегружающий свою речь громоздкими библейскими терминами. Даже Кузьмище Киянин, очевидно, не принадлежавший к духовенству, должен отпасть, во-первых, потому, что он тоже очень заботился о насыщении своей повести цитатами церковного характера, а во-вторых, еще и потому, что несмотря на свое прозвище он не был связан с Киевом в 1160–1170 гг., а писал ли он в 1180-е гг., мы достоверно не знаем. Остается один, самый главный, самый плодовитый летописец, условно названный мною Петром Бориславичем. Он единственный рыцарь среди церковников-летописцев, единственный писатель, пренебрегавший церковными цитатами, церковным календарем, не применявший библейских выражений, не знавший придворной льстивости. Поле поиска сузилось.

Прежде чем перейти к более внимательному ознакомлению с этим интереснейшим единственным светским летописцем XII в., следует заранее парировать одно возражение: как можно отвергнуть двух поэтов и остановиться на летописце, который почти не прибегал к поэтической форме? Ответ простой: разница жанров. Читая сухую, почти летописную по форме «Историю Петра Великого» Пушкина, нам трудно представить, что на эту же тему этот же автор мог написать лиричную незабываемую «Полтаву», где вместе с тем высказаны и все историко-политические взгляды автора.

Помня о существенной разнице жанров, будем сопоставлять не непосредственно летопись с поэмой, а те авторские черты, которые проглядывают сквозь каждое произведение.

Начнем с социальной среды. Автор «Слова о полку Игореве» — боярин, киевлянин; автор летописи Изяслава Мстиславича и Рюрика Ростиславича — боярин, киевский тысяцкий. Оба они превосходно знают военное дело; летописцу чаще приходилось касаться стратегии и тактики сражений, поэту — оружия и доспехов, но оба они зарекомендовали себя знатоками рыцарского дела. И летописец, и поэт чужды церковности; у летописца не было случая вспомнить о языческих богах, но, датируя одно событие, он пренебрег церковным отсчетом от пасхи, и дал языческое определение: «на русальную неделю». Оба автора держатся независимо по отношению к князьям; летописец даже критикует своего князя, того князя, которому он служит мечом и пером, если его князь увлекается пустыми завоевательными замыслами. И летописец, и поэт — враги усобиц, сторонники мира между русскими князьями, но оба они выступают горячими патриотами, когда речь идет о войнах с половцами, об обороне Руси. Князья делятся ими на хороших и плохих в зависимости от степени их участия в общей оборонительной борьбе. И когда дело доходит до походов в степь на вероломных половцев, нарушающих договоры о мире, здесь и наш летописец Петр Бориславич становится поэтом. Бот как звучит у него начало описания похода 1168 г.:

«А лепо ны было братье…Поискати отець своих и дед своих пути и чести!»

Как близко, как родственно это тому, что поэт написал в 1185 г.:

«Не лепо ли ны бяшет, братиеНачата старыми словесыТрудных повестей о пълку Игореве…»

Именно в этом описании похода 1168 г. употребляются те же самые тюркские слова, которые мы находим и в «Слове о полку Игореве»: «чага» и «кощей». И в летописи Петра Бориславича, и в поэме мы видим как определенный литературный прием, как проявление одинакового метода мышления широкие географические картины, позволяющие рассмотреть каждое частное явление на развернутом общем фоне.

Удивительно сходно проявляются политические симпатии в летописи и в поэме. Летопись Петра Бориславича — это многолетняя хроника «Мстиславова племени», умело защищающая князей от Владимира Мономаха и Мстислава до Рюрика Ростиславича и одновременно юнко, с документами в руках обличающая «Ольговичей», тянувшихся к союзу с половцами. Черными красками обрисован Олег, их родоначальник. Исключение сделано только для Святослава Всеволодича, хотя и «Ольговича» родом, но благожелательно принятого киевским боярством. Можно думать, что Петр Бориславич организовал около 1190 г. написание специальной повести о походе Игоря 1185 г., которая являлась летописной параллелью «Слову», но была написана другой рукой («Галичанина»), хотя в том же благожелательном тоне. Точно то же самое мы видим и в поэме: уважение к «великому и грозному» Святославу, умолчание об «Ольговичах» (при страстном обличении Олега), симпатии к Игорю и обращение за помощью только к князьям «Мстиславова племени».

Взглянем еще раз на генеалогическую таблицу, на ту ее часть, где помещены современники автора «Слова», обойденные поэтом. Оказывается, это те самые князья, против которых был резко настроен и летописец: сыновья Владимира «Мачешича» и сыновья Юрия Туровского, как летописец писал «злодея Мстиславичея». Так до мелочей сходны симпатии и антипатии летописи и поэмы как в прошлом, так и в настоящем.

Поиск закончен.

Во всей русской литературе XII в., во всех ее жанрах, включая и летописи, нам не найти другого лица, которое так походило бы на поэта, так неразличимо сливалось бы с ним по всем параметрам характеристик. Киевлянин Петр Бориславич, которому, по всей вероятности, принадлежит большая и лучшая часть Киевской летописи, мог быть автором бессмертной поэмы.